Форум » Фанфики » Шёлковое сердце » Ответить
Шёлковое сердце
totoshka: Название: Шёлковое сердце Автор: hao-grey Бета: КП, Стелла-Виллина Размер: макси, 15 225 слов Персонажи: Железный Дровосек, НМП, НЖП Категория: джен Жанр: драма, политическая авантюра Рейтинг: PG-13 Канон: А.М.Волков Краткое содержание: Железный Дровосек правит Фиолетовой страной. Вроде бы, дела обстоят благополучно, но вдруг приходит известие о том, что Марраны принялись грабить купцов. Кажется, страна на пороге войны... или государственного переворота? Предупреждения: насилие в рамках рейтинга, АУ географии Волшебной страны (Марраны - соседи Мигунов), лёгкий ООС Железного Дровосека, в частности, по поводу его отношения к собственному сердцу. События происходят в промежутке между событиями книг "Волшебник Изумрудного города" и "Урфин Джюс и его деревянные солдаты". Размещение: с разрешения автора Скачать: .doc | .rtf | .pdf | .fb2 | .epub Фанфик написан на ФБ-2104
Ответов - 11
totoshka: — Государь, вас следует смазать! — мальчишка вынырнул из-за портьеры, держа в руках маслёнку. Железный Дровосек поглядел на механические часы, гордость Большого зала Фиолетового дворца. Действительно, уже наступило утро. Надо же, а он и не заметил: зачитался письмом от возлюбленной. Она готова писать длинные письма о том, как проходит день за днём там, в далёком поселении Жевунов. Готова подробно рассказывать, у кого родился ребёнок, у кого выросла особо замечательная тыква, даже у кого вскочил прыщ на носу. Но стоит завести речь о чувствах — и письма невесты становятся короткими, сухими и словно бы колкими, как льдинки на вершинах далёких гор. Конечно же, она рада, что у Железного Дровосека всё в порядке, что жители Фиолетовой страны его ценят и уважают, так пусть же он занимается делами государства, а она терпеливо будет ждать... Чего ждать, чего? Когда он, дурак, проморгается и поймёт, что жизнь навсегда изменилась? Интересно, она уже принимает ухаживания кого-нибудь другого? В деревне много красивых парней, настоящих, живых, не превращённых стараниями её тётушки в железное чудовище. Она молода, вполне может выйти замуж... если почтенная вдова, заколдовавшая топор одному из женихов, не придумает что-нибудь ещё для других. Тётка его невесты — женщина изобретательная, она много чего может сотворить... Шёлковое сердце в груди, казалось, заболело. Иллюзия, конечно же. Железный Дровосек бережно и нежно носил своё сердце в груди, гордился им и искренне считал, что раньше его сердце было менее чувствительным... но всё-таки оно ненастоящее. Шёлковое сердце неспособно биться, болеть, сжиматься от горя и бешено колотиться от радости. Оно просто есть. У людей должно быть сердце, без него жизнь пуста и неправильна. А Железный Дровосек всё ещё оставался человеком. Пускай и механическим. — Государь! — мальчишка не уходил, стоял рядом, глядел сердито и укоризненно. — Государь, ну смазка же загустеет! — Да-да, конечно, — Дровосек отложил письмо, тяжело поднялся, — уже иду. Страшила, старинный приятель, ныне — правитель Изумрудного города, искренне не понимал, почему его друг всё ещё продолжает переписку с невестой. По мнению мудрого соломенного чучела, следовало давно уже или навестить девушку и расставить уже все точки над «i», или забыть былую любовь, возможно, заведя себе новую. Но Железный Дровосек так не мог. Не мог запросто взять и отшвырнуть прежнюю жизнь, прежнюю страсть... Возможно, Страшиле этого никогда не понять, ведь у пугала нет и не было сердца. — Повернитесь, пожалуйста, спиной, государь. Тут на шейном шарнире какое-то пятно, оно мне не нравится. Железный Дровосек молча повиновался. Паренёк споро притащил стремянку, взгромоздился на неё и принялся изучать подозрительное пятно. Затем куда-то убежал, велев правителю Фиолетовой страны не двигаться, и вскоре вернулся с наждачкой и жидкостью для полировки. Под весьма немелодичные звуки Железный Дровосек размышлял, к какой же партии принадлежит этот старательный мальчик. Обычных слуг, верных властителю, в Фиолетовом дворце не водилось. Это Дровосек усвоил достаточно быстро. Сейчас даже вспоминать смешно, как же он был наивен, согласившись на предложение трёх старцев! Да-да, Мигуны такие робкие, такие несчастные, ах, на них обязательно кто-то нападёт, а что дикари-Марраны, живущие на границе, уже несколько столетий как не нападают — так это Бастинда, а не сами Мигуны! Словно злой волшебнице было хоть какое-то дело до воинственных варваров, только и мечтающих, что разграбить Фиолетовую страну! Пришли бы — Бастинда бы и им нашла применение. По крайней мере, налоги бы платить заставила. Старцы, кстати, были братьями, и в народе их насмешливо называли «три пня». Мигуны вообще любили давать прозвища любому, кто хоть немного выделялся из толпы. Лаас, Такоз и Нейгос, погодки, родившиеся в шумном и многолюдном купеческом клане Сарт. Старший, Лаас, занимался перевозками каких угодно товаров «из родных мест куда захотите и обратно». По крайней мере, так было написано на двери его конторы, и, насколько знал Железный Дровосек, слова эти Лаас Сарт считал не пустым звуком. Его караваны можно было встретить во всех уголках Волшебной страны. Осликов и мулов для этих караванов (а также для прочих желающих) выращивал средний брат, Такоз. Мигуны не слишком-то любили крупных пони, им больше по нраву пришлись маленькие ослики, которые хоть иногда и упрямились, но в целом отличались дружелюбием и спокойным нравом. А Такоз Сарт предоставлял в меру упитанных, достаточно выдрессированных животных за умеренную плату, хоть в аренду, хоть навсегда, так что его дело процветало. Были, конечно, и другие заводчики, но он считался основным. Чем занимался третий брат, Нейгос, Железный Дровосек так толком и не понял. Слухи ходили разные, вплоть до совсем неправдоподобных: будто бы «третий пень» возглавлял подполье, сражавшееся против Бастинды. Подполье действительно существовало, в него входила, в частности, дворцовая кухарка Фрегоза, но Нейгос Сарт не имел к нему никакого отношения. Может, сочувствовал, но активных действий никогда не предпринимал. Сама Фрегоза, с которой Железный Дровосек по этому поводу советовался, считала, что Нейгос просто шпионил на старших братьев, в том числе, следил и за Бастиндой. В нечто подобное вполне можно было поверить. Если у тебя большое предприятие, действия государя очень сильно могут сказаться на делах, а коль скоро в стране заправляет злая волшебница, ухо определённо надо держать востро. Уж кто-кто, а Дровосек такие вещи знал: Жевуны слишком долго мучились под игом Гингемы. Кто не сумел приспособиться — тот или сбежал к Гудвину в Изумрудный город, или... исчез. Деревенские жители неохотно вспоминали о таком, однако что было — то было. Мигуны братьев Сарт не любили, считали жадными и трусливыми, но их предложение позвать на трон Фиолетовой страны Железного Дровосека поддержали всей душой. Честно говоря, Дровосек так и не понял, почему. Фрегоза говорила, что нового государя воспринимают как основу и залог безопасности: он прибыл с Феей Спасительной Воды, храбро сражался за неё и отдал жизнь ради друзей. Для Мигунов это означало, что государь будет так же самоотверженно защищать и их самих. Но Железный Дровосек сомневался в своих способностях. Правитель — это не только остро наточенный топор, это ещё и мозги в голове. Вот Страшила идеально подходил на роль государя: умный, словоохотливый, улыбающийся подданным, одевается красиво и не испытывает проблем с изучением придворного этикета. А он, Дровосек? Дровосек и есть, обычный деревенский парень-Жевун, волей судьбы и злой невестиной тётки получивший железное тело вместо обычного. Иногда Железному Дровосеку почти хотелось, чтобы старый друг-кузнец, самоотверженно вступивший в борьбу с чёрным проклятьем и быстро заменивший отрубленные части тела друга на железные, женился на его невесте. Тогда можно бы было пожелать им счастья и забыть всё. Начать жизнь с чистого листа, благо, в семьях Мигунов имелось много девушек, влюблёнными глазами смотревших на своего железного правителя. Что их привлекало — сам государь или место, на которое воссел механический человек? Железный Дровосек старался об этом не думать. Просто ощущал приятное тепло в груди, когда ловил посылаемые ему тёплые девичьи улыбки. Тепло там, где должно было биться сердце. Возможно, он неправильно выбрал. Нужно было, по примеру Страшилы, попросить у Гудвина мозги. Вот мозги государю просто-таки необходимы. А сердце... сердце только мешает. Только как же существовать на свете без сердца? — Готово, государь! Поднимите руки... так... теперь опустите. Покрутите головой. Хорошо идёт, не скрипит? Бодрый голос мальчишки — Иль Ротанга, имя всплыло из памяти внезапно, — вырвал Железного Дровосека из меланхоличной задумчивости. Совершенно точно, Иль Ротанг, внучатый племянник Фрегозы, работает в механической мастерской учеником слесаря. Если кто-то и может считаться во дворце преданными слугами, то это Фрегоза и её родственники. Мигуны, рискнувшие поднять восстание, дабы прийти на помощь Элли. Хотя и они тоже симпатизируют некоторым политическим силам. Железный Дровосек послушно совершил все движения, которые потребовал от него неугомонный Иль Ротанг. Секунду государю казалось, что мальчишка сейчас велит своему правителю сплясать, но слуга на такое, похоже, не отважился, почтительно поклонился и убрался восвояси. А зря. Кажется, Дровосек не забыл ещё движения из танца, посвящённого празднику Первого урожая... А ну-ка! Железные ноги послушно шевельнулись в такт простенькому мотивчику. И раз, и два, и три, и четыре! Мы идём косить и жать, урожай наш собирать, а потом на нашем поле будем петь и танцевать! — Государь? Дровосек замер на половине движения, не успев как следует топнуть ногой по каменному полу. От двери на него таращился камердинер, Кумми Пар. Выпученные глаза и приоткрытый рот почтенного Мигуна ясно давали понять, что именно Кумми думает о государевых плясках. Иллюстрация: автор: Танья Железный Дровосек аккуратно поставил ногу на пол. Заставил себя приветливо кивнуть: — Да, Кумми? — Ежедневная правительственная почта, государь. А затем вы назначили встречу с почтенным Миказом Ароортом. — Ты прав, конечно же... Сейчас иду. Кумми с поклоном удалился. Оставшись в одиночестве, Дровосек покачал головой и всё-таки закончил подскок с поклоном. Хорошо всё же Иль Ротанг поработал, ничего нигде не скрипит и не застревает! Ладно, развлёкся — и хватит. Пора заниматься почтой. Писем, требующих внимания государя, оказалось немного, от невесты никакого послания не было и вовсе, а потому внимание Дровосека привлёк большой белый конверт без обратного адреса. Среди прочей почты (письмо в конверте изумрудно-зелёного цвета, явно от Страшилы; отчёт Гильдии часовщиков, свёрнутый в трубку и запечатанный гильдейской печатью; несколько коротких записок от дворцовых служб) оно выделялось внушительностью, можно даже сказать, монументальностью. Сразу привлекало к себе внимание. Неудивительно, что первым Железный Дровосек потянулся именно к нему. Распечатал... и недоумённо воззрился на извлечённый из конверта клочок бумаги. «Не верьте россказням про Марранов, государь! Это всё наши». Что «наши»? Какие россказни? Разумеется, про Марранов болтали многое. Да и как не болтать, когда своими набегами эти крепко сбитые варвары-горцы наносили огромный ущерб приграничным деревням Фиолетовой страны! То вытопчут посевы — а у Мигунов и без того не так уж много плодородной земли, сами себя они обеспечить практически не в состоянии, еду приходится завозить. То нападут на караван и уволокут часть товаров, сломав купцу руку, ногу или нос, а осликов напугав до умопомрачения. Марраны были настоящим бедствием для Фиолетовой страны. Для борьбы с ними Железный Дровосек даже велел возродить запрещённые Бастиндой Отряды самообороны, а ещё попросил у Страшилы найти в библиотеке Изумрудного города всё, касающееся регулярной армии. То ли Страшила забыл о просьбе — дел у него тоже, надо признать, хватало, — то ли в библиотеке ничего не нашлось, а сообщить об этом было стыдно, но до сих пор ответа на этот вопрос не пришло. Надо бы напомнить. В письме, которое доставили из Изумрудного города, опять ни строчки о том, что интересовало Дровосека. Зато много чего о потребностях Изумрудного города. Нужно сделать пометку: вызвать кого-нибудь из трёх пней и поговорить о графике перевозок, внести в него необходимые изменения. Правда, если Марраны действительно шалят на границе, возможны проблемы. И кстати, о перевозках: похоже, Миказ Ароорт пришёл поскандалить как раз по этому вопросу. Миказ по прозвищу Стальной Голем Железному Дровосеку не слишком нравился, но считаться с господином Ароортом было абсолютно необходимо. Миказ владел всеми шахтами, добывающими руду, и доброй половиной плавилен, где производилась знаменитая сталь Мигунов, секрет которой мастера хранили в строжайшей тайне. По меркам Фиолетовой страны, Миказ Ароорт считался просто-таки неприлично богатым человеком. Многие спорили, кто насобирал больше сокровищ, он или Бастинда. Железный Дровосек к этим сплетням мало прислушивался, но отдельные пересуды до него всё же долетали. Ещё в последнее время откуда ни возьмись появилось множество Мигунов, осуждавших Стального Голема за то, что он не примкнул к повстанцам во время правления Бастинды. Сам Миказ в ответ на подобные упрёки фыркал и надменно говорил: «Я деловой человек, я всё время занят, а бунтуют пускай голодранцы!» Естественно, это не добавляло Стальному Голему популярности. Но Железному Дровосеку казалось, что он понимает господина Ароорта. Он ведь и сам жил в своё время, боясь даже глаза поднять в небеса, когда там вихрем проносилась Гингема. Злая волшебница — это ужасно, и страх перед ней вполне естественен. Бастинду тоже боялись почти все Мигуны. Лишь незначительная горстка храбрецов осмеливалась противостоять ей. Так почему же теперь все обвинения в трусости сыплются лишь на одного человека? Понятное дело, что Миказ Ароорт огрызается!
totoshka: По мнению большинства Мигунов, Стальной Голем сумел бы помочь повстанцам, если бы захотел. Но Железный Дровосек помнил изречение своей мудрой бабушки. «Помни, — говорила она, — чем больше собака, тем крепче цепь. На высоких озираются чаще, чем на низеньких. Чем выше в гору ты поднялся, тем больше глаз тебя видит». Миказ Ароорт поднялся слишком высоко — Бастинда не могла не обращать на него особого внимания. Кухарка Фрегоза, с которой Дровосек однажды обсудил свои мысли по этому поводу, махнула в ответ рукой с зажатым в ней половником и пробурчала: — Государь, если вам угодно хорошо думать о людях — так и скажите. Но только не надо отыскивать в Стальном Големе то, чего там искони не было. Он просто плохой человек, Миказ Ароорт. Таким родился, таким и помрёт. А вы, конечно, можете его разглядывать сколько угодно. Но Железный Дровосек был не уверен в том, что на свете существуют просто плохие люди. Так они с Фрегозой и остались каждый при своём мнении. У Мигунов существовали и другие поводы не любить Миказа Ароорта. Страшила Мудрый называл эти поводы «злоупотреблением монополией». Правитель Изумрудного города вообще любил длинные заумные слова и сейчас старательно изучал все найденные им толковые словари. Определённо, надо напомнить старинному приятелю о своей просьбе! Так или иначе, Миказ добывал практически всю руду, а значит, мог устанавливать те цены, которые считал для себя выгодными. То, что они были разорительны для всех остальных, его не волновало. В предыдущие годы проблема не стояла так остро. Бастинда была жадной и себялюбивой, злобной и завистливой, однако ей не приходило в голову пилить сук, на котором она сидела. Высокая стоимость железа могла подорвать всё хозяйство, Мигунам нечем стало бы платить налоги, другие волшебницы отказались бы торговать с Бастиндой из-за немыслимо высоких цен на её товары... В общем, специальным указом устанавливались граничные цены на продукцию шахт и плавилен. Миказ Ароорт мог сколько угодно ненавидеть правительницу Фиолетовой страны, но приказам её беспрекословно подчинялся. После смерти злой волшебницы окорачивать Стального Голема оказалось некому, и цены на сталь взлетели до небес. Дровосек пытался поговорить с Миказом, но тот вполне предсказуемо заартачился. Угрожать своим подданным новый государь категорически не желал, а потому придумал другой выход. В одном из своих многоречивых писем Страшила Мудрый напоминал о торговле, которую жители Голубой страны издревле вели с подземными рудокопами. Те поставляли на поверхность медь, бронзу и железо, а также изделия из них. Железный Дровосек и сам припомнил, как мальчишкой старался выбраться ночью из дома, чтобы посмотреть на странных людей, не выносивших солнечного света. Помнил тени, снующие туда-сюда, помнил шёпот и высокие, стройные фигуры, очертания которых совершенно не были похожи на фигуры Жевунов. Подземные рудокопы не так одевались, не так ходили, и хотя говорили на том же языке, что и остальные жители Волшебной страны, но резкий акцент заставлял знакомые с детства слова звучать совершенно по-иному. Детство закончилось, юность пролетела ненамного медленней, и сейчас Железный Дровосек оценивал рудокопов по степени их пользы для его собственного государства. Они могли помочь. Конечно, без проблем не обойдётся, это Дровосек понимал. Рудокопам требовалась еда, а Фиолетовая страна никогда не могла похвастаться обильными садами и плодородными пашнями. Себя Мигуны худо-бедно кормили, но если случался неурожай, то положение моментально становилось критическим. Поэтому мастера Фиолетовой страны так стремились наладить торговые связи с соседними государствами. Реторты из жаростойкого стекла, механические часы, различного рода весы, облегчающие жизнь всем, от аптекарей до домохозяек, — что из этого могло пригодиться подземным рудокопам? Оказалось — многое. В особенности жителям огромной пещеры пришлись по вкусу подъёмники, которыми Мигуны оснащали собственные шахты. Правда, механизмы требовалось переделать под рост рудокопов и под вес их огромных шестилапых зверей, но уж перед такими трудностями мастера из Фиолетовой страны пасовать не привыкли. Первый обширный заказ уже был сформирован, и Лимли Пупли, глава гильдии механиков, потирал руки, думая о великолепной сделке и об открывающихся перспективах. Поначалу Миказ Ароорт воспринял намечающийся торговый контракт скептически. Ну да, он был недоволен, однако не настолько, чтобы бросать всё и вмешиваться в правительственные заказы. Время шло, и от Миказа начали уходить старые партнёры. «Ну да, — говорили они, — у тебя славная сталь, у рудокопов, конечно, хуже... но нам сойдёт. Мы делаем не статую, которая должна продержаться тысячелетия, и не добрый меч из тех, что выдержит столкновение с головой Маррана. Наш товар — это кастрюли да сковородки, а с твоим железом, Миказ, эти кастрюли по цене соперничают с золотыми. Рудокопы — славные ребята, они не ломят цену». Стальной Голем страшно ругался, поносил отступников почём зря, но удержать их не мог. Цены потихоньку снижались. Дровосек одобрительно качал головой. Естественно, Миказ Ароорт понимал, кого винить в своих бедах, и потому зачастил во дворец. Он ругался с правителем неистово и самозабвенно, до хрипоты и бешеного хлопанья дверями, приводя при этом подчас вполне разумные аргументы. Иногда Железному Дровосеку казалось, что если он уступит, если даст слабину, поддавшись пламенным речам Миказа, то Стальной Голем будет ужасно разочарован. Разумеется, вслух государь Фиолетовой страны подобной крамолы не высказывал. Слишком боялся разрушить то хрупкое взаимопонимание, которое, как он предполагал, возникло между ним и господином Ароортом. Миказ ворвался в малый зал для приёмов, словно Смелый Лев в ряды врагов, сразу заполонив собой не самое большое помещение. Растрёпанный и неопрятный, Стальной Голем всё равно умудрялся казаться величественным. Редкое умение, Железный Дровосек такому честно завидовал, просто виду не подавал. — Государь, что это вы такое начудили? — рявкнул Миказ вместо приветствия. — Ты чувствуешь себя нехорошо, почтенный Ароорт? — мягко осведомился Железный Дровосек. — Да, Летучие Обезьяны всё раздери, я чувствую себя совсем нехорошо! Вы мне всю торговлю подрываете, государь! Это низко и подло, вот как я считаю! И требую объяснений, зачем вы это делаете! Порой Железному Дровосеку очень хотелось узнать, как Стальной Голем вёл себя с Бастиндой. Наверняка ведь ходил тише воды, ниже травы! А сейчас распоясался. Но он такой же подданный Дровосека, как и прочие Мигуны. Если подданные будут бояться высказывать своё мнение, то чем Железный Дровосек будет лучше их прежней властительницы? Кроме того, споры с Миказом действительно превратились в традицию. Нужно было или оборвать его ещё в самый первый раз, или уже терпеть. Дровосек твёрдо выбрал второе. — Право же, я совсем не понимаю, о чём ты, почтенный Ароорт, — сказал Дровосек так мягко, как только мог. Миказ свирепо поглядел на него и забегал туда-сюда по комнате. — Я об этой паршивой торговле с подземными рудокопами, вот я о чём! Она меня разоряет, и вам, государь, прекрасно известно, что я терплю убытки. Мне скоро нечем будет платить своим рабочим! — Вряд ли, — спокойно ответил Железный Дровосек. — Вот тут у меня твоя налоговая ведомость, почтеннейший... Дровосек достал потрёпанный лист бумаги, испещрённый разнообразными пометками, и Стальной Голем заскрежетал зубами. Конечно, он платил налоги честно, но и думать не думал, что его правитель — чурбан железный! — сможет разобраться во всех этих цифрах. А зря не думал. Разумеется, обучение налоговым премудростям заняло у Железного Дровосека немало времени, но он всё же понял основные моменты. Вопреки надеждам трёх пней, Дровосек быстро усвоил главное: без налоговых поступлений Фиолетовая страна обречена. Закроются школы для маленьких Мигунов, перестанут работать больницы, нечем будет платить стражникам и пожарным командам. Ещё государю придётся убраться из Фиолетового дворца, который тоже необходимо на что-то содержать, но, по сравнению с остальным, это казалось Железному Дровосеку мелочью, не заслуживавшей внимания. Естественно, требовать от Мигунов столько денег, сколько каждый год собирала Бастинда, Дровосек не стал. Налоги снизились очень значительно. Однако совсем отменять их новый государь не собирался. Ну а если есть налоговая ведомость — значит, можно узнать, сколько денег заработал тот или иной Мигун. В том числе Миказ Ароорт. — За прошлый год, почтеннейший, твоя прибыль составила... — Знаю я, сколько составила моя прибыль! Но мне необходимо расширяться, да и несколько шахт требуется уже отремонтировать, поставить там новое оборудование... Где я возьму на это деньги? — Из прибыли? — склонил голову набок Железный Дровосек. — Государь! — Послушай меня, почтеннейший. Ты вполне можешь снизить цены, и твой товар снова начнут покупать. Если ты не желаешь этого делать, то я должен не допустить разорения остальных почтенных людей, которые производят вещи, полезные Фиолетовой стране... — А я, значит, ничего полезного не произвожу? — Твои товары слишком дороги для большинства Мигунов, — в голосе Железного Дровосека промелькнули холодные нотки. — Пока ты не снизишь цены, ты не сумеешь торговать так, как прежде. — Я... я вынужден буду закрыть шахты! — Очень жаль. Значит, придётся покупать ещё больше руды у подземных рудокопов. Впрочем, может быть, кто-то другой откроет новые шахты. Или даже снова заставит работать твои, раз уж ты не хочешь... Стальной Голем с перекошенным лицом вылетел из комнаты, и Дровосек печально покачал головой. Некоторые люди не меняются. Выбросив Миказа из головы (не насовсем — до следующей встречи), государь Фиолетовой страны погрузился в ворох бумажной работы. Следовало рассмотреть прошения глав гильдий и простых Мигунов, разрешить несколько споров и подписать новый закон. Пожалуй, в одном почтенные братья Сарты не прогадали: с такой кучей дел мог справиться лишь правитель, не нуждающийся в перерыве на обед и ночном отдыхе! А на следующий день Железному Дровосеку снова принесли послание от загадочной личности, предпочитающей скрывать своё истинное лицо. На сей раз записка была доставлена в кремовом конверте, поменьше первого, но тоже внушительных размеров. Текст гласил: «Они не считают, что шёлковое сердце может искренне болеть за народ Фиолетовой страны». Кто «они»? Почему «не считают»? Разве Железный Дровосек не доказал, что беспокоится за своё государство куда сильнее, чем, скажем, за собственную жизнь? В этот день вообще всё шло не так, как надо. Вскоре после полудня к воротам столицы подъехал купец. Впрочем, «подъехал» он лишь условно: пухлый Мигун плашмя лежал на пони, и его разорванная одежда ясно доказывала: этот человек побывал в какой-то передряге. О несчастном купце мгновенно донесли во дворец, и Железный Дровосек, отбросив скучнейший отчёт по запасам брюквы в столичных хранилищах, помчался к городским воротам. — Бедолага вёз подземным рудокопам подъёмные блоки и груз каких-то шестерёнок, — докладывал Кумми Пар. Почтенный камердинер уже привык к мгновенным перемещениям своего государя и ехал рядом на какой-то специально оборудованной для него трёхколёсной штуковине, неистово крутя педали. — Ещё он должен был заехать в Изумрудный город, отвезти туда партию увеличительных стёкол и несколько справочников в библиотеку правителя Страшилы Мудрого. Несмотря на ситуацию, Железный Дровосек весело хмыкнул. Страшила неисправим: всё, что хоть отдалённо напоминает словари или другие справочники, должно находиться в библиотеке Изумрудного дворца! — Интересно, зачем это добро Марранам? — пробормотал Дровосек себе под нос. — Они ведь даже колеса пока что не изобрели! Куда они пристроят шестерёнки? Кумми Пар пожал плечами: — Может, пустят на украшения. Кто знает, как эти Марраны представляют себе прекрасное? Может, для них шестерёнка — недостижимый идеал, а её создание доступно лишь богам? — Вряд ли. Ты не знаешь, помимо указанного, купец ещё что-нибудь вёз? Я имею в виду зерно или любую другую еду. Кумми, опасно балансируя на своей трёхколёсной машине, достал откуда-то — из-за пазухи, не иначе! — лист бумаги и круглые очки. Нацепил очки на нос, вчитался в мелкие буковки и отрицательно помотал головой: — Нет, государь. Еды было в обрез, только для купца и двух его помощников. Они рассчитывали пополнить запасы провизии, добравшись до Голубой страны. У Жевунов еда дешёвая, так что купец рассчитывал сэкономить. — Чрезвычайно запутанная ситуация, — вздохнул Железный Дровосек, и Кумми Пар согласно закивал: — Вы правы, государь. Может, это подземные рудокопы подговорили Марранов, чтобы те украли для них полезные вещи? Так сказать, получить бесплатно недешёвый товар... — Пока у нас нет никаких доказательств, Кумми. И мы не должны подозревать людей лишь за то, что они не похожи на нас. Стрела, кажется, попала в цель: Кумми действительно недолюбливал тех, кто разительно отличался от жителей Фиолетовой страны. На Дровосека его неприятие чужаков почему-то не распространялось, и государь часто гадал, почему. Ответа пока не нашлось. Оставшуюся часть пути Кумми молчал, лишь быстро крутил педали, а на лице у почтенного камердинера явственно читалась очень детская обида. Наверное, надо извиниться, подумал Дровосек. Потом, попозже. Когда неглупый, в общем-то, Мигун подумает и поймёт, в чём он был неправ. Возле купца суетился доктор. С первого взгляда Дровосек понял: Мигуну действительно досталось куда сильней, чем обычно перепадало жителям Фиолетовой страны во время стычек с Марранами. Лицо у бедняги представляло собой почти сплошной синяк, глаза заплыли, а нос и губы опухли и расплющились. Тем не менее, увидав государя, купец попытался встать и поклониться.
totoshka: — Лежи! — одновременно воскликнули доктор и Железный Дровосек. Затем последний добавил: — Если ты в состоянии, то расскажи мне, что случилось с твоим караваном. Если нет — я подожду, пока... — Нет-нет, государь, совсем не надо ждать! Я... — Мигун сглотнул. — Я хочу рассказать вам. Тем более что господин Байр велел мне передать, что ожидает из столицы помощи. — Гунто Байр? Ты его имеешь в виду? — уточнил Дровосек, дождался кивка и попросил купца рассказывать дальше. — Они напали на нас, когда мы остановились пообедать. Марраны — много, очень много! Пять десятков или шесть, я точно не помню, государь. Мы отбивались, клянусь вам, но нас было всего трое! Я помню, как схватил палку... а больше ничего не помню. Очнулся — а вокруг темно, и мои помощники еле живые, да и сам я едва могу шевельнуться... — Мигуна затрясло, и врач почти силой влил ему в рот успокоительный отвар. Отдышавшись, купец закончил: — Хвала небесам, государь, меня достаточно быстро нашёл Марран! Ну то есть не настоящий. Я имею в виду Гунто Байра, государь. Железный Дровосек задумчиво кивнул. Гунто Байр по прозвищу Марран был тем самым Мигуном, который возглавлял сопротивление Бастинде и в организацию которого в своё время входила кухарка Фрегоза. Можно, наверное, сказать, что сейчас она являлась человеком Байра во дворце. Кстати говоря, если Иль Ротанг, внучатый племянник Фрегозы, и принадлежит к какой-то партии, то это партия Гунто Байра. Дровосеку внезапно подумалось, что Гунто всегда выступал за войну с горными племенами. «Необходимо научить дикарей уважению к Фиолетовой стране», — его любимое заявление. Многие поддерживали Байра, тем более что Марраны действительно причиняли массу хлопот. Сам Железный Дровосек относился к этим инициативам осторожно. Но всё-таки возродил отряды самообороны и разрешил восстановить приграничные сторожевые посты. Осторожность не помешает, если рядом живёт воинственное племя, всегда готовое поживиться за твой счёт. — Надеюсь, Гунто помог тебе? — осторожно осведомился Железный Дровосек. — О да, государь! — измученное лицо купца расплылось в усталой улыбке. — Он перевязал мои раны, смазал целебной мазью ушибы, а также дал этого пони. Кроме того, до безопасных мест меня сопроводили его люди. Но мой груз! Мои бесценные механизмы! А ещё — мои помощники, Кирен и Алос! Они были слишком избиты, чтобы ехать в столицу, господин Байр благородно оставил их пока у себя... Мой бедный, несчастный караван! Купец снова горестно взвыл, и Железный Дровосек его хорошо понимал. Наверняка осликов он взял у Такоза Сарта, а тот потребует расплаты, невзирая на убытки самого должника. И ещё неизвестно, чьи грузы бедолага вёз вместе со своими: Мигуны обожали экономить на транспортных расходах, собирая караваны вскладчину. — Как тебя зовут? — запоздало спросил Железный Дровосек, досадуя на себя за то, что не догадался узнать об этом раньше. — Торн Дивон, государь. — Ни о чём не беспокойся, Торн Дивон. Казна Фиолетовой страны компенсирует твои убытки. Купец рассыпался в благодарностях, но Дровосек уже не слушал, погруженный в собственные мысли. Всё-таки содержание двух записок не давало ему покоя. Кто такие загадочные «наши» — и почему самого Дровосека некие личности считают бесчувственным? — Ты точно видел именно Марранов? — внезапно перебил очередное изъявление признательности Железный Дровосек. Торн Дивон изумлённо захлопал глазами: — Они были одеты, как Марраны, государь. Выпрыгнули на дорогу прямо перед моим караваном. У них большие, очень большие кулаки! Кто же это ещё может быть, кроме Марранов? — Действительно, — пробормотал Дровосек, — кто же ещё... Что ж, отдыхай, почтенный Торн Дивон. Сейчас тебя отнесут в гостиницу и там позаботятся о твоём спокойствии и благополучии. Уверяю: сегодня ты будешь спать спокойно. В столицу не проникнет ни один марран. Успокоенный купец закрыл глаза, и Железный Дровосек остался практически наедине со своими невесёлыми мыслями. Как ни крути, всё это ужасно странно... Дровосек подозвал Кумми Пара и быстро надиктовал тому указ о возмещении казной убытков купцам, подвергшимся нападению и разграблению со стороны марранских племён. Имён вставлять не стал. Неизвестно, сколько ещё состоится нападений на караваны. Может, Гунто Байр и был прав, требуя уничтожить всех Марранов. Но ведь раньше они не заходили настолько далеко! Кто-то им подсказал, как действовать? Появился новый вождь? Или просто раньше купцы боялись жаловаться Бастинде? Последнее Дровосек отмёл сходу. Боялись или нет, но между собой должны были говорить о нападениях. А если молчали — значит, нападений не происходило. Теперь происходят, и дело государя — положить конец беззаконию. — Кумми, прикажи нашим глашатаям прокричать на всех площадях, что почтенному Гунто Байру требуется помощь. И я думаю, нужно отослать в горы половину столичной стражи. Здесь нам точно ничего не угрожает, а вот Марраны... — Сделаем, государь, — Кумми сосредоточенно записал указания Железного Дровосека карандашом на очередной выхваченной неизвестно откуда бумаге. — Думаю, многие согласятся помочь почтенному Байру. — Я тоже на это надеюсь, — кивнул Дровосек. — Пожалуйста, проследи также, чтобы почтенного Торна устроили со всеми удобствами. — Конечно, государь. Отдав нужные распоряжения и предоставив деловитому Кумми действовать, Железный Дровосек медленно побрёл обратно во дворец. Там его ожидала куча несделанной работы: дочитать всё-таки проклятый отчёт по брюкве и ещё два похожих — по капусте и моркови, — написать длинное письмо Страшиле, срочно снарядить другой караван подземным рудокопам, обеспечив его внушительной охраной... Много дел, совсем недавно казавшихся ужасно важными, а теперь поблекших на фоне надвигающейся войны. Войну Железный Дровосек не любил. Она казалась ему самым ужасным изобретением рода людского. Жаль, что так много людей считает войну замечательным способом подзаработать и повеселиться. Ладно, может, удастся как-то её предотвратить. День шёл за днём, и уже на исходе недели стало понятно: дела плохи. Несмотря на все старания Гунто, было ограблено ещё три каравана. Похоже, Марраны решили не церемониться и развязать серьёзную войну, не ограничиваясь мелкими стычками. Гунто Байр в столицу с отчётом не приехал, и Железный Дровосек полководца прекрасно понимал. Сейчас все его помыслы были в горах, там, где бесчинствовали Марраны. Свиток с наспех нацарапанным посланием доставил в столицу молоденький оруженосец, сопровождаемый тремя охранниками из ополчения. Дровосек мысленно покивал: Гунто поступил разумно. Вскрыл свиток, вчитался. «Мой государь! Марраны, похоже, решили создать армию или что-то вроде. У них появились палатки, понятия не имею, откуда: раньше эти дикари из пещер носа не высовывали. И я не ожидал, что племена объединятся. Марранов чрезвычайно много, мой государь, тысяч пять или шесть, и я не справлюсь с такой напастью! Мне срочно нужна помощь. Если бы вы, государь, привели сюда оставшихся в столице солдат, думаю, мы сдержали бы эту орду. Из оружия у них по-прежнему только дубины, поэтому, если перекрыть Орлиное ущелье и Великий перевал, то можно...» Далее шли торопливо набросанные карты гор со стрелками и скупые пояснения о том, что именно Гунто считал возможным сделать. Всё-таки он был действительно великим полководцем. Самому Дровосеку ни один из предложенных планов не пришёл бы в голову. Значит, война... Железный Дровосек горько вздохнул. Он до последнего надеялся, что всё обойдётся. Но иногда нужно просто примириться с судьбой. — Иль Ротанг, где ты? Слуга появился мгновенно, словно сплёлся из солнечных лучей возле огромного окна в тронном зале. — Приготовь побольше машинного масла. Мы выступаем в поход, причём как можно скорее. Фиолетовой стране грозит серьёзная опасность. И не только ей, добавил Дровосек про себя, глядя, как мечутся по дворцу слуги и придворные, как торопливо разбирает оружие наспех созванное ополчение. Марраны непредсказуемы. Пока что они жаждут захватить богатства Фиолетовой страны, но если им придёт в головы обернуться и поглядеть в другую сторону... Ну, через лес они, положим, проберутся с трудом: Смелый Лев сторожит свои владения. Однако дальше — земли Жевунов, Голубая страна, и кто знает, охраняет ли её сейчас правительница Жёлтой страны, великая волшебница Виллина? Со времени отбытия из Волшебной страны Элли и Тотошки о Виллине Железный Дровосек тоже почти ничего не слыхал. Но даже если волшебница защитит Жевунов, то дальше — Изумрудный город со стенами, больше похожими на богато изукрашенный торт, с одним-единственным солдатом, занятым расчёсыванием бороды, и с мирными жителями, привыкшими, что их защищает Гудвин. А если не Гудвин, то ещё кто-нибудь. Несомненно, Страшила мудр и вполне может придумать каверзу, которая остановит врагов. А если не сможет? Ну а вдруг? Изумрудный город слишком давно не воевал. Нет, с Марранами придётся разобраться именно Железному Дровосеку. Разобраться раз и навсегда. А если не навсегда — то хотя бы надолго. Уже перед самым отъездом Железный Дровосек обнаружил третью записку. Без конверта, привязанную фиолетовой нитью к рукояти его собственного топора. Но почерк и манера изъясняться — те же. «Государь, умоляю остаться во дворце. У Гунто Байра вас поджидает немалая опасность. Не ездите к нему». Дровосек нервно смял записку в железных пальцах. Он никак не мог понять: друг или враг неведомый автор посланий? Да и кто он такой вообще? В последней записке автор обращается напрямую к государю. Не к правителю Фиолетовой страны — к государю. Стало быть, автор — Мигун? Но почему тогда он не пришёл к Железному Дровосеку лично и не высказал всё напрямую? Неизвестный вроде бы заботится о благе государя. Но можно ли ему доверять? Железный Дровосек ненавидел интриги, подковёрные слухи, анонимные записочки... Сам он был не таким. Прямым и твёрдым, как сталь, как железо, из которого его ковали. Но недаром говорят: на любое железо найдётся своя ржавчина. Может, разум правителя хотят отравить злобными наветами? Если Дровосек и знал что-то о Гунто Байре — так это истории о честности и открытости предводителя повстанцев. Он тоже терпеть не мог финтить и подличать, угодничать и шипеть гадости за спиной. С другой стороны, Гунто остался жив во времена правления Бастинды, а значит, обладал нужной... гибкостью мышления. Тьфу ты пропасть! О чём он думает? Гунто Байр доказал свою преданность Фиолетовой стране. А глупости — они глупости и есть. Кто-то неумно шутит. Ну какие опасности могут подстерегать государя в расположении его армии, в шатре начальника отрядов самообороны, Мигуна, который не раз рисковал жизнью, чтобы спасти Фиолетовую страну от Бастинды? И Железный Дровосек выбросил мысли о записках из головы. Из столицы выходили по всем правилам: провожаемые духовым оркестром, добрыми напутственными пожеланиями глав гильдий, цветами и рыданиями женщин. Последнее расстраивало Железного Дровосека, однако традиции на то и традиции, чтобы их соблюдать. Солнце палило нещадно, и лица солдат заливал пот. Над горизонтом, впрочем, виднелась дымка, предвещающая скорые дожди. Это не слишком хорошо, мелькнуло в голове у Железного Дровосека. Под дождём он практически бесполезен. Над головой-то топор занести сумеет, а вот опустить его — вряд ли. Жаль, что Летучие Обезьяны обрели свободу и теперь не выполняют ничьих желаний. Нет, конечно же, Дровосек искренне радовался за освобождённых рабов волшебной шапки, но... жаль. Так или иначе, надеяться стоило лишь на собственные силы. Солдаты браво маршировали по ровной дороге, во всю мощь своих лёгких горланя разухабистые песни. За войском клубилась и оседала пыль. До передовых отрядов Гунто Байра добирались трое суток. За это время броня на ополченцах и стражниках успела запылиться, голоса, слишком долго оравшие песни, — слегка охрипнуть, а местность — существенно измениться. Теперь горизонт заслоняли горы, мрачные и величественные. Некоторые из них были увенчаны белоснежными шапками. Дорога перестала идти прямо и запетляла между холмами, служившими преддверием настоящим скалистым вершинам. Раз или два Железный Дровосек заметил, как кое-кто из Мигунов трясётся и тайком плачет. Вмешиваться не стал: испытывать страх перед сражением — вполне естественно для любого человека. Он, к примеру, тоже боялся. Жаль только, что государю в подобной ситуации нельзя показывать истинных чувств. Гунто Байр встретил своего государя в шатре, где внимательно разглядывал карту местности. Отрывисто поздоровался, не отрывая взгляда от потрёпанного пергамента, испещрённого неведомыми Железному Дровосеку значками. Бывший предводитель повстанцев, которого очень многие Мигуны называли Марраном, был достаточно высок для жителя Фиолетовой страны, а телосложением действительно напоминал дикаря: мускулы бугрились на его руках, а плечи казались чересчур широкими для обычной летней жилетки фиолетового цвета. На лице Гунто прежде всего обращал на себя внимание нос: плоский, словно расплющенный, сломанный в нескольких местах. Маленькие глазки Байра сияли яркой зеленью, словно он взял с башен Изумрудного города пару камней и вставил их в глазницы. В сочетании с блеклыми ресницами и светлыми, будто обесцвеченными волосами, это производило достаточно... странное впечатление. Рядом с командиром отрядов самообороны стоял его адъютант — Оги Магильви, как не без некоторого труда вспомнил Железный Дровосек. Молодой человек был ничем не примечателен, кроме тщательно выстиранной и наутюженной формы, смотревшейся здесь, в глуши, несколько неуместно. Впрочем, решать за подданных, как им выглядеть, Дровосек совершенно точно не желал и не мог. Острый тесак на поясе Оги выглядел скорее любовно отполированным и сверх всякой меры наточенным, нежели таким, которым часто пользуются. Как и топор самого Железного Дровосека, если честно. А вот две сабли Гунто Байра казались побывавшими не в одной и даже не в двух передрягах. Хозяин явно часто пускал их в ход. И редко снимал — потёртая перевязь тому свидетельство.
totoshka: После первых приветствий Дровосек поинтересовался, как обстоят дела на сегодняшний день и каковы планы. — Государь, — Гунто Байр поклонился коротко, с достоинством, — прошу за мной. С обрыва куда лучше видно войско Марранов, там я объясню нагляднее, что мы собираемся делать. Оги, пойдёшь с нами. И зонтик прихвати. Идя за плотно сбитым, излучающим компетентность и уверенность в себе Байром, Железный Дровосек думал, как же ему нравится бывший вожак повстанцев. Гунто не слишком одобрял монархию и часто критиковал действия своего государя, но ведь это просто замечательно, не так ли? Никто не должен править, не прислушиваясь к подданным, а то времена Бастинды могут показаться счастливыми. Крутая, извилистая тропка вначале петляла между деревьями. Потом лес потихоньку сошёл на нет, его сменил редкий кустарник, стелющийся по голым скалам, ищущий любую трещину, чтобы укорениться. Облака в небе, как с неудовольствием отметил Дровосек, предвещали скорый дождь. Оставалось рассчитывать, что Оги Магильви, адъютант Гунто, исполнил приказ и зонтик всё-таки прихватил. Глядя на Оги, Дровосек в который раз покачал головой: бедняга был ужасно нагружен разными понятными и не очень приспособлениями. Железный Дровосек уже не единожды предлагал ему взять пару выпавших вещей, но каждый раз получал ответ: «Нет-нет, государь, благодарю, но я сам справлюсь». Гордость подданных следовало уважать, поэтому бравого адъютанта пришлось оставить в покое. Наконец они выбрались на вершину скалы, именуемой, если память не изменяла Дровосеку, Пирогом. Со стороны она и впрямь напоминала сдобный деревенский пирог: кряжистая, округлая, с шапкой ещё не растаявшего снега, похожей на сметанный крем. Однако, как и у каждой горы, у неё имелись обрывы и отвесные склоны. Один из таких выходил на неприметную горную тропку, ведущую в долину, где собиралась армия Марранов. — Взгляните, государь, — Гунто отошёл от обрыва, и Железный Дровосек занял его место. Однако как он ни пытался разглядеть что-то движущееся (или прыгающее), ничего не выходило. — Оги, подай государю подзорную трубу. Дровосек поблагодарил и снова принялся пристально рассматривать долину, на этот раз используя удивительный механизм, приближающий удалённое. Увы, результата не было и сейчас. — Боюсь, у меня не получа... — начал говорить Дровосек, поворачиваясь к Гунто, но в этот момент две сильных руки упёрлись ему в спину и сильным тычком отправили правителя Фиолетовой страны в свободное падение. Пирог действительно был настоящей скалой — крутой и обрывистой. Лететь пришлось долго. Гунто Байр ошибся лишь в одном: на любой скале есть за что зацепиться в полёте. Торчащие из гранита полусгнившие корни деревьев, ползучие кусты, камни, свалившиеся на мелкие площадки, на которых не удержится обычный Мигун... Железный Дровосек использовал всё, замедляя скорость падения. Настоящий человек, из плоти и крови, давно бы уже потерял сознание, но государь Фиолетовой страны уже слишком долго не был настоящим человеком. Когда-то в старые недобрые времена Летучие Обезьяны сбросили Железного Дровосека вниз, и он разбился. Но это было ещё при Бастинде, и вожак Обезьян предусмотрел многое, о чём не догадался подумать Гунто. В частности, он швырял свою жертву вниз с огромной высоты на голые острые каменные пики, как раз чтобы не дать Дровосеку возможности за что-нибудь ухватиться. Летучие Обезьяны поднаторели в подлых убийствах, а Гунто Байр всё же был военачальником, привыкшим сражаться честно. Хотя сейчас он навёрстывал упущенную в прошлом науку предательства. Железный Дровосек падал, а за ним летело всё то, за что он пытался удержаться: валуны, обрывки корней и травы, кустарник, мох, щебёнка... Хорошо отполированное тело теперь покрыла корка пыли и грязи, вмятины появились на корпусе и, похоже, где-то на затылке. Позолоченная воронка, которую Дровосек традиционно носил вместо короны, давно свалилась, топор выпал из рук и где-то затерялся. Наконец тело правителя Фиолетовой страны с грохотом свалилось к подножию Пирога, подняв тучу пыли. — Готов? — еле слышно раздалось сверху. — Да, господин, — это, кажется, был голос Оги. Дровосек уже плохо понимал, где он находится и что делать дальше. Важным казалось только одно: он жив. Всё ещё жив. — Тогда взрывай. Мгновением позже с вершины Пирога раздался грохот. Железный Дровосек почувствовал, как вздрогнула земля, а ещё несколькими секундами спустя небольшая груда веток и обломков, успевшая скрыть железное туловище правителя Фиолетовой страны, зашаталась и просела под страшной тяжестью: на неё обрушился камнепад. Валуны корёжили тело Дровосека, расплющивали его шарниры и лицо, и казалось, что этому кошмару не будет конца. Но всё на свете завершается, и когда пыль на поверхности совсем осела, Железный Дровосек, к своему изумлению, осознал: он выжил. Выжил. А враги считают, что нет. Некоторое время Дровосек лежал неподвижно, гадая, ушёл ли Гунто Байр с обрыва. Затем попробовал пошевелиться. Получалось плохо: свободной оказалась лишь левая рука. Ею Железный Дровосек, как мог, расчистил пространство возле головы. Затем с усилием дёрнул левой ногой и отпихнул небольшой валун. На самом деле правителю Фиолетовой страны чрезвычайно повезло: упавшие сверху ветки сработали каким-никаким амортизатором для камней, прилетевших позже в результате взрыва. Конечно, нужно было двигаться чрезвычайно осторожно, чтобы не обрушить на себя всю груду скальной породы, но работа потихоньку пошла. Дровосек извивался, насколько ему позволяло железное тело, лавировал между каменными обломками, где-то пытался подставить маленький валун под большие, где-то — втиснуться в трещину между двумя камнями... Ежесекундное отслеживание ситуации позволяло не думать над больным вопросом, мучившим Железного Дровосека ещё с момента падения. За что? Что такого он сделал Гунто Байру? Почему Мигун, боровшийся против Бастинды, столь же рьяно взялся преследовать нового правителя? Где именно он, Железный Дровосек, ошибся? Что совершил плохого? Мигуны Маррана любили, некоторые так и просто обожествляли. Сам Гунто никогда не высказывался против коронации Железного Дровосека, а своё назначение воспринял, казалось бы, с радостью. Так почему же, ну почему? Очередной валун опасно зашатался, и Дровосек почти с радостью принялся лихорадочно подсовывать под его основание всякий мусор. Сейчас не время задавать любые вопросы, кроме одного: как выбраться из-под завала? Вот когда Дровосек снова увидит солнечный свет — тогда и придёт время подумать о другом. Правитель Фиолетовой страны копал и копал. Временами ему казалось, что теперь так будет вечно, что время остановилось, а солнце навсегда скрыто от его глаз. Поэтому когда его рука, пробив каменную пыль и крошку, не встретила больше никакого сопротивления, Железный Дровосек поначалу не поверил. А, поверив, удвоил усилия. Затем он долго валялся на вершине развороченной каменной кучи, не в силах поверить, что и впрямь сумел выбраться из-под её основания. Солнце уже зашло, а звёзды так и не появились: тучи оказались чересчур плотными. Железное тело не нуждалось в отдыхе, но сейчас Дровосек по-настоящему устал. Устал от горечи и боли, поселившихся в шёлковом сердце. Его предали. Впервые в жизни предали всерьёз, по-крупному. В памяти внезапно всплыло последнее письмо невесты, и Железный Дровосек беззвучно замотал головой. Нет-нет, она не предавала его. Она бы не смогла! Просто она устала или не любит и стыдится этого, не понимая, что за ушедшую любовь некого винить. А может, любит по-прежнему, но боится злой тётки. И вообще, могут существовать иные, неизвестные Дровосеку обстоятельства. Но предательством её поведение назвать никак нельзя. Она не совершила ничего, что ей всерьёз стоит поставить в вину. А вот Гунто Байр повёл себя... иначе. И ответственность за подобное поведение должна наступить... другая. Совсем другая. Если бы Железный Дровосек умел по-настоящему, а не механически, улыбаться, его улыбка нынче оказалась бы очень нехорошей. Гунто думает, что всё закончилось? Значит, самое время объяснить ему, насколько же серьёзную ошибку он совершил. С небес начал накрапывать мелкий дождик, и Железный Дровосек поспешно поднялся. Толку от того, что он вылез из-под завала, если доведётся простоять в лесу ещё десятилетие-другое? А Гунто тем временем будет творить, что пожелает? Нет уж! Железный Дровосек наполовину съехал, наполовину скатился с кучи, расползающейся прямо у него под ногами. Кое-как встал, огляделся и направился в обход Пирога. Военный лагерь располагался на вершине Кроличьего холма. Дровосек напрягся, припоминая карту. Кажется, сейчас надо свернуть налево... или нет? Да, точно, налево. Именно там, в Кроличьей долине, и располагались, согласно донесениям Гунто Байра, основные силы Марранов. Ну, стало быть, можно ничего не опасаться: Марранов там точно нет. Зато есть неплохая, утоптанная дорога наверх. На ней должны стоять часовые, но если Марраны вовсе не собираются нападать, а тихонько сидят у себя в горах, то вряд ли сторожевые посты Мигунов проявляют большую бдительность. Если Гунто вообще озаботился их там поставить — ведь среди членов отрядов самообороны могут попасться и верные государю люди, которые дадут себе труд задуматься, зачем нужны часовые на пустой дороге. Дождь припустил сильнее, и Железный Дровосек уже бежал. Останавливаться было подобно смерти, ведь шарнирные суставы могли отказать в любой момент. Дровосек хорошо помнил ощущение безысходности, впервые испытанное, когда он застрял в лесу, ржавея и будучи не в состоянии сделать ни единого шага. Как тогда удалось не сойти с ума, стоя обездвиженным? Помнится, он наблюдал за лесной жизнью, а когда пара пичуг свила гнездо на его голове, даже слегка обрадовался — ну хоть на что-то пригодно это бесполезное тело! А потом появилась Элли, и жизнь засияла новыми красками. Теперь же история готова была повториться. Нет, нет и ещё раз нет! Не для того он выкарабкался из-под камней, чтобы застрять на горной тропке! Тело понемногу начинало скрипеть: Иль Ротанг смазал своего государя на совесть, но даже сталь имеет предел прочности, а Дровосек вовсе не был стальным. Кроме того, дождь размачивал пыль, набившуюся в суставы при падении, и жидкая грязь начинала разъедать железо. Похоже, когда он доберётся до лагеря, имя уже можно будет менять на Ржавый Дровосек. Это пустяки. Главное — добраться. Вряд ли бунт подняло большое количество народу. Иначе Гунто разделался бы с правителем Фиолетовой страны прямо в лагере. К чему лишние сложности и секретность? «Несчастный случай» можно было бы обставить и позже, твёрдо убедившись, что Железный Дровосек мёртв. Или Марран просто не хотел лишних глаз, и, соответственно — лишних ртов? Люди склонны болтать... Нет, всё равно, как-то оно не складывается в картину массового заговора. А раз народу в бунте участвует немного — стало быть, в военный лагерь вполне можно прийти и потребовать помощи. Или нельзя? Душевная горечь терзала Дровосека не слабее сырости и грязи в суставах. Он не привык сомневаться в людях, мысленно взвешивать каждого человека и примерять к нему личину предателя. Может, такова судьба правителя... но если это так, значит, он зря согласился на подобную судьбу. Потому что долго жить, подозревая всех и каждого, он не сможет. Или, ещё хуже: сможет, привыкнет, и больше не сумеет думать иначе, утратит способность увидать в людях их лучшие черты. И чем тогда Железный Дровосек будет отличаться от Бастинды? Тяжёлые капли дождя били по кронам грабов, растущих вдоль тропинки. Деревья пока стойко принимали на себя влагу, удерживали её большими листьями, но вскоре вода струйками начнёт течь вниз. Прямо за шиворот Железному Дровосеку. Нужно идти быстрее. Нужно успеть. Когда вдали показались огни военного лагеря, Железный Дровосек поначалу не поверил собственным глазам. Он хотел бы ускорить шаг, но ноги едва передвигались, грязь налипла на ступни, и казалось, что Дровосек обут в странные коричнево-бурые сапоги, высокие, до колен, от которых на каждом шагу, чавкая, отваливаются комки и с лёгкими шлепками падают на дорогу. Ещё чуть-чуть — и тело не выдержит, что-нибудь заест, придётся остановиться и тихо ржаветь под дождём. Но и идти осталось совсем немного... Идти осталось чуть-чуть. Всего самую малость. Шаг за шагом. Следя за тем, чтобы не упасть. Падать нельзя, если упадёшь — уже не встанешь. Ничего сложного в том, чтобы идти, нет, верно? Поднять ногу, перенести её, опустить, поднять вторую... И так бесконечное количество раз. Огни лагеря приближались. В небесах слабо, пока ещё на пробу, сверкнула первая молния. Если он не успеет до грозы, то точно заржавеет. — Государь? Мигун, высунувшийся из тёмных зарослей кустарника, испуганно глядел на Железного Дровосека. Смешной маленький человечек, часто моргающий и смахивающий капли дождя с ресниц. В руках держит арбалет, стало быть, часовой, из отрядов самообороны. Ничего, арбалет железу не повредит, Мигун совершенно не опасен. — Что с вами, государь? Гунто сказал, вы мертвы — он ошибся, да? Не останавливаться. Только не останавливаться. — Да, он ошибся. Где он? Мне нужно с ним поговорить. Часовой еле-еле успевал за длинноногим железным человеком. — Гунто Байр уехал в столицу, рассказать о... происшествии. О несчастном случае. Сейчас здесь всем заправляет Оги Магильви. Ах, государь, как же я рад, что вы живы! — в темноте было не разобрать, текут из глаз Мигуна самые настоящие слёзы или просто дождь оставляет дорожки на пухлых щеках. Рад. Это хорошо. Значит, стрелять не станет. — Где он? Где Оги? — В главном шатре, государь... С вами всё в порядке? Может, вам помочь, людей позвать? Только не останавливаться. — Нет. Не надо людей. Возвращайся на пост и никому ничего не говори. Мигун в растерянности остановился: — Как же так?.. — Возвращайся. Это приказ.
totoshka: Говорить становилось всё труднее — вода пыталась залиться в глаза, нос и горло. Хуже нет испытания, чем ржаветь изнутри. Даром, что почти ничего не чувствуешь. Кроме того, вода может подпортить сердце. Его шёлковое сердце, неспособное, по мнению многих, чувствовать и сопереживать. Часовой отстал: видимо, подчинился приказу, а если и нет — всё равно, скоро испытание закончится. Просто нужно дойти до центрального шатра. Размеренно шагая сквозь воинский лагерь, проходя мимо палаток и игнорируя выглядывающих оттуда Мигунов, Железный Дровосек внезапно заметил топор. Нет, вовсе не свой топор с позолоченной рукоятью и узорами по лезвию. Его Дровосек оставил на вершине Пирога: отложил в сторону, когда взял в руки подзорную трубу. Где сейчас это совместное произведение оружейников и ювелиров, Железный Дровосек не знал. Может, Гунто Байр прихватил оружие государя с собой как свидетельство несчастного случая. Может, его забыли там, на обрыве, и со временем он проржавеет, как и любое железо. В любом случае, топор, увиденный Дровосеком, был самым обычным: с отполированным множеством рук топорищем, потрёпанным и забрызганным грязью обухом и лезвием, вогнанным в деревянную колоду. Трудяга, которым накололи немало дров. Когда-то и Железный Дровосек ходил с таким... Рука сама потянулась к топорищу, дёрнула за него, и топор мягко вышел из колоды. Хорошо наточен, про себя отметил Дровосек, видать, хозяин бережёт нужную в хозяйстве вещь, заботится о ней. Ну вот и славно. Что нужно делать, Железный Дровосек слабо себе представлял. Наверное, следовало восстановить справедливость. Но как её восстанавливают? Что именно требуется сказать, дабы Оги Магильви раскаялся, о чём спросить предателя, и главное — дальше-то как поступить? Эти вопросы мучили Дровосека, пока ноги сами несли его к большой круглой палатке, где сидел адъютант Гунто Байра. Оги Магильви явно собирался отойти ко сну: дела завершены, бумаги рассортированы, в шатре куда больше порядка, чем было, когда Дровосек заглядывал сюда впервые. Сам Оги уже снял мундир, аккуратно накинул китель на один из сундуков и наполовину расстегнул рубаху, направляясь к расстеленному спальному мешку. Уютно потрескивала свеча, бросая на полотнище шатра длинные тени, снаружи доносился шум дождя — скорее убаюкивающий, чем тревожащий... Идиллия, что и говорить. И когда Железный Дровосек воздвигся посреди импровизированного царства спокойствия, грубо откинув полог шатра и сделав шаг вперёд, то на секунду почувствовал себя неловко. Он совершенно не вязался с этим почти домашним мирным уголком — весь в грязи, избитый и измятый, с топором в руках... Завоеватель в жилище мирного пейзанина. Но иллюзия длилась всего лишь миг: Оги замер с отвисшей челюстью, а затем пришёл в себя и метнулся за арбалетом. — Ни с места! — голос бедолаги дрожал, в отличие от оружия в руках Магильви. Из железной груди Дровосека вырвался короткий, безрадостный смешок: — Стреляй! — и государь Фиолетовой страны двинулся в сторону Оги. Тот действительно выстрелил. Арбалетная стрела ударилась в грудь Дровосека, не причинив тому ни малейшего вреда, отрикошетив и врезавшись в какой-то из сундуков. Но вот снаружи раздались вопли ужаса: видимо, кто-то подглядывал через отдёрнутый полог. Да уж, в правителей твоей страны стрелять нехорошо. Плохой, плохой Мигун... Дровосек резко замахнулся топором, и дыхание Оги Магильви на секунду прервалось. Он смог лишь выпалить: — Не надо! Не надо, умоляю! Новое, странное чувство овладело Железным Дровосеком. Раньше он никогда не ощущал этого пьянящего веселья, этой жажды повелевать... Да, именно жажды. Голова немного кружилась, а сердце... сердце молчало. Именно поэтому Дровосек усилием воли заставил себя очнуться. Так вот она какая — власть. Забирает у тебя человеческий облик, а взамен оставляет полубезумный смех и желание видеть страх в чужих взглядах. Паршивая штука, честно говоря. Тем не менее Дровосек топора не опустил. Шальная волна, поднявшаяся в его сознании, улеглась, но отголоски заставили правителя Фиолетовой страны коротко хмыкнуть и спросить: — Не надо? Почему же? Достойная оплата за содеянное... — Ваше доброе сердце не позволит вам совершить убийство! — воскликнул Оги Магильви, и глаза Железного Дровосека нехорошо блеснули. — Моё доброе сердце? — медленно, с лязгом на каждом слове переспросил он. — Ты имеешь в виду то самое, шёлковое, не способное искренне переживать за народ? Стрела попала в цель, Дровосек видел это, и от осознания правдивости хотя бы одной из проклятых записок на душе стало ещё тяжелее. Оги побледнел и рухнул на колени: — Умоляю, государь, не надо! Не делайте этого, не убивайте меня! И наваждение схлынуло окончательно. Давно Дровосек не ощущал себя таким подонком. До какой же мерзости способен докатиться человек, если его не сдерживает сердце! Он хотел опустить топор и поднять Оги с утоптанной земли, посадить за стол и поговорить, просто поговорить. Однако руки отказывались опускаться. Проклятые шарниры всё-таки заело! Железный Дровосек дёрнулся в отчаянной попытке пересилить заклинившие суставы, но ничего не вышло. Лишь Оги закрыл глаза и заскулил. Надо бы подбодрить беднягу... да вот только Дровосек, кажется, слишком долго пробыл государем. И сейчас его действиями руководила не жалость, а расчёт. — Отвечай: зачем вы с Гунто пытались меня убить? — громко спросил он. От входа в шатёр донёсся многоголосый вздох. — Я не виноват! — лицо Оги страдальчески кривилось, бедняга трясся всем телом. — Гунто сказал, что государь без души и сердца погубит Фиолетовую страну! Что мы не для того боролись с Бастиндой, чтобы нами управляло механическое чудовище... Это не я так говорил, это он! Гунто говорил, что Мигуны сами должны наводить порядок в Фиолетовой стране, поскольку только Мигуны знают, как жить правильно. А вы... Он говорил, что три пня посадили вас на трон, чтобы править из-за вашей спины, дёргать за ниточки, будто марионетку, а вы... простите, государь! — вы вышли из-под контроля, и теперь остаётся лишь одно... — Самому воссесть на трон? — в голосе Дровосека звучало точно отмеренное презрение. Не стоит никому знать, что презрение это было обращено на самого себя. Железный Дровосек никогда ранее не запугивал людей до икоты, никогда не угрожал им смертью ради какого-то дурацкого трона. Отказаться от него, что ли? Может, тогда всем станет легче? Может, Гунто прав? Мысли хаотично метались в голове, а за порогом шатра между тем разгорались страсти. Похоже, идеи Гунто Байра о том, как надо избавляться от предыдущих правителей, не встретили сочувствия у прочих Мигунов. И сейчас сердитые возгласы за пределами палатки становились всё громче и громче. — Так что, Оги? — Дровосек возвысил голос. — Гунто Байр хотел захватить власть сам? Именно он — тот самый Мигун, который знает, как навести порядок и как жить правильно? — Я говорил ему, государь! Я говорил, но он не слушал! Он словно помешался... — Оги Магильви внезапно открыл глаза, и, хотя он продолжал дрожать, взгляд его был твёрд: — И я пошёл за ним. Вы мой государь, но он — мой командир. Вот так. А теперь делайте со мной, что положено. Беда заключалась в том, что Железный Дровосек понятия не имел, как положено поступать в ситуациях, подобных этой. Точнее, имел... но всем сердцем жаждал поступить иначе. И неважно, шёлковое ли у него сердце, настоящее ли... Голоса за пологом шатра требовали расправы. Но государь — это тот, кто принимает решения сам. — Где мой слуга? — спросил Железный Дровосек, чтобы выиграть время. — Гунто забрал его в столицу? Оги покачал головой: — Нет, государь. Иль Ротанг и ещё несколько человек связаны и заперты в землянке. Обычно у нас там карцер, но Гунто приказал использовать землянку как темницу. — Однако... За что вы его так? — Иль Ротанг хотел отправиться на поиски вашего тела, государь. Мы с Гунто не могли этого допустить. Вы же помните, один раз вас уже удалось оживить. Дровосек помнил слишком хорошо. Помнил удары молота и искры, сыплющиеся то ли из глаз, то ли с наковальни. Помнил, как очнулся и понял, что его изувеченное тело распростёрто и зажато в тисках, и мастера спорят о том, как удобней вставить коленный шарнир, а сам он смотрит на это с чертёжного стола: голову будущего правителя починили и отложили в сторонку. Тогда его охватил ужас, и забыть свои чувства Железный Дровосек не мог, хотя и молчал о них, чтобы не огорчать добрых Мигунов. Он помнил, о да! — Гунто не хотел убивать племянника своей самой преданной сторонницы, — мрачно сообщил Оги, — но переубедить Иль Ротанга тоже было невозможно. Больно, когда соратники начинают ссориться! «А убивать чужака не больно, да?» — хотелось спросить Железному Дровосеку, но он не стал. И без того понятно: да, убивать чужаков для общего блага не больно. Возможно, неприятно, однако необходимо. В конце концов, всегда можно убедить себя в том, что чужак жаждет погубить Фиолетовую страну. Или что он вообще не человек — так, взбесившаяся механическая игрушка трёх хитромудрых старцев... Вместо глупых и напыщенных фраз Железный Дровосек просто подошёл к выходу из шатра, окинул взглядом толпу Мигунов и тихо сказал: — Приведите кто-нибудь Иль Ротанга... пожалуйста. Сразу с десяток Мигунов бросилось исполнять повеление. Остальные с ужасом уставились на по-прежнему воздетый в руках Дровосека топор. На площадке перед шатром внезапно стало очень тихо.
totoshka: Дровосек стоял неподвижно и терпеливо ждал. Гроза ушла куда-то за горы, посверкав для порядка молниями и пару раз громыхнув. Дождю, похоже, тоже надоело поливать землю, и сейчас с небес срывались ленивые одинокие капли. В просвете между тучами мелькнула одинокая звезда. — Государь, государь! Я так и знал: вы герой, вы не пропадёте! Ой, что это с вами, опять суставы барахлят? Иль Ротанг мчался к своему повелителю, высоко вскидывая ноги, из-под которых летели комья грязи. На лице мальчишки цвела широкая улыбка, сменившаяся, впрочем, озабоченностью, как только он подбежал поближе: — Ну вы совсем, государь... Зачем же под дождём-то было мокнуть? Руку заело, да, топор опустить совсем-совсем не можете? — Совсем-совсем, — серьёзно подтвердил Железный Дровосек, и Оги Магильви за его спиной тихо ахнул. А Мигуны переглянулись между собой и облегчённо расхохотались. Дровосек не совсем понимал причины всеобщего веселья, но не мешал. Пусть лучше смеются, чем требуют повесить Оги. Смех, казалось, достиг небес и разорвал тучи. Звёзды радостно подмигивали радующимся людям, словно веселились вместе с ними. Иль Ротанг приглушённо ругался и требовал у кого-то стремянку. Железный Дровосек понял: ему больше не придётся доказывать этим людям свою любовь к ним, не придётся разрываться между долгом и теплотой, с которой он думал о Мигунах. Государь не подвёл свой народ, а тот ответил ему преданностью. Сейчас Дровосек вполне был в состоянии разрыдаться от счастья. Мешало лишь гнетущее воспоминание о том, что всё далеко ещё не закончено. Гунто Байр. С ним придётся... поговорить. Впрочем, нужно быть честным с самим собой. «Поговорить» — совсем не то слово, которое подходит к ситуации. С Гунто Байром придётся разобраться раз и навсегда. Потому что иначе появится второй Гунто, а за ним — третий... Железный Дровосек был к этому не готов. Уж лучше сразу отдать кому-нибудь трон. Вот только подданные, кажется, не желают видеть правителем никого другого. Ну так тому и быть. Стремянку принесли, а с ней вместе и машинное масло. Топор наконец-то вытащили из заржавевших рук, и теперь Иль Ротанг, призвав на помощь ещё нескольких Мигунов, тщательно смазывал своего государя, время от времени бурча, если ему казалось, что кто-то сачкует. Пара слезинок всё же скатилась из глаз Железного Дровосека. Его Мигуны... Его подданные. Его, и никого другого. Вся ответственность лежит на нём. — Отдыхайте, — произнёс Дровосек, когда сумел заговорить. — Отдохните остаток ночи, а затем мы возвращаемся в столицу. Мы идём в Фиолетовый дворец! — Во дворец! — нестройно, но искренне подхватила толпа. — Мы идём во дворец! — Покажем предателю! — завопил кто-то, и остальные Мигуны ответили согласным рёвом. — Нет! — воскликнул Дровосек. Мигуны недоумённо смолкли. — Нет, друзья, мы идём не мстить, а просто восстанавливать справедливость! Нельзя развязывать войну между братьями, это зло! Я думаю, нас поддержит вся Фиолетовая страна, и дело разрешится миром. Гунто Байр... получит по заслугам. Но не более. Ведь с нами правда! Дровосек решительно вскинул вверх руку, сжав пальцы в кулак. Толпа снова разразилась восторженными криками. — Государь, всё в порядке? — тихонько спросил Иль Ротанг. — Руку опустить можете? — Нет, — так же тихо пробормотал Дровосек. — Совсем забыл, что я ещё не готов, извини. — Ладно уж, — вздохнул Иль, — сейчас всё устроим. Сделайте несколько шагов назад. Железный Дровосек подчинился, и полог шатра эффектно задёрнулся за ним, а затем Иль Ротанг снова принялся чистить шарниры своего государя. Снаружи ликовали Мигуны, вновь обретшие правителя. Оги Магильви в конце концов отправили туда, где раньше сидел Иль Ротанг, и остаток ночи прошёл умеренно спокойно. Мигуны, разумеется, не разошлись, но возбуждения должно было хватить на дневной переход. На следующем привале все улягутся спать, и их не разбудишь ни пушкой, ни нападением Марранов, однако сейчас дела обстояли умеренно хорошо. Даже шарниры более-менее начали работать, и Дровосек снова обрёл способность поднимать и опускать руки... разумеется, не слишком резко. В поход выступили, когда солнце стояло уже довольно высоко. Мигуны, весело смеясь и болтая, сворачивали палатки, грузили добро на телеги и на осликов. Здесь останется небольшая застава, как и раньше. Раз угрозы нет, стало быть, люди могут вернуться к мирным делам. Некоторое время ушло на то, чтобы обдумать, куда девать адъютанта Гунто Байра. Иль Ротанг предлагал оставить его здесь, под стражей. Но Железный Дровосек настаивал и был непреклонен: Оги следует забрать с собой. Равно как и прочих Мигунов, служивших Гунто Байру. — Хочу их понять, — туманно высказался Железный Дровосек. — Я думаю, Гунто Байр и Оги хотели всё-таки завоевать Марранов, — сказал своему государю непривычно задумчивый Иль Ротанг. — Завоевать раз и навсегда. И не могу утверждать, будто я их не понимаю. — Глупая затея, — ответил Дровосек. — Пусть живут, как знают, пока не пересекают границ Фиолетовой страны. — Но Марраны — разбойники! — Они просто живут так, как им хочется. И уж, во всяком случае, они не рабы. А если мы их покорим... то, боюсь, в их глазах станем не лучше Бастинды. — Вот можно подумать, мне интересно, как ко мне относятся эти дикари, — пробурчал Иль Ротанг, но Железный Дровосек увидел, как юноша всерьёз помрачнел. Слава Бастинды не прельщала никого из Мигунов. Железный Дровосек даже не подозревал прежде, что обычное возвращение в столицу может превратиться в триумфальное народное шествие. За их небольшой армией бежали мальчишки, в деревнях стояло рыдание — Гунто уже раззвонил по всей Фиолетовой стране о гибели прежнего государя. А затем, проплакавшись, Мигуны целовали жён и сестёр, брали в руки топоры и серпы и шли за людьми Дровосека. — Просто приглядеть... — как выразился один из деревенских старост, важно шествуя впереди своих шестерых сыновей и двоих зятьёв. Трёхдневный поход растянулся на пять дней, и Железный Дровосек всерьёз опасался, что Гунто Байр успеет укрепиться в Фиолетовом дворце. Или сбежать... хотя нет, как раз этому Дровосек был бы даже рад. Но такие, как Гунто, не удирают, поджав хвост. Они принимают бой — а жаль. И дело было не в возможностях — с армией, стоявшей нынче за спиной Железного Дровосека, можно воевать и с самой Бастиндой! — дело было в чём-то, чему никак не удавалось подобрать названия. Правители не только милуют, но и карают. Второго Железный Дровосек старался избегать всё время своего правления. Но теперь, кажется, выкрутиться не удастся. Ему просто не дадут помиловать Гунто Байра. От него потребуют исполнить долг государя. Железный Дровосек ужасно жалел, что рядом нет Страшилы. Тот бы придумал невероятную хитрость, он же умный, у него мозги... А у государя Фиолетовой страны только чувства, на них далеко не уедешь. Сейчас Дровосек гневался на Гунто Байра абсолютно искренне: ну вот вздумалось же мерзавцу поиграть в перевороты! И что теперь сделать, как спасти зарвавшегося дурака? Похоже, никак.
totoshka: К столице подошли в полдень шестого дня. Ворота крепости были заперты, и Железный Дровосек ни капельки этому не удивился. Должны ведь и у Гунто найтись преданные люди! Иначе даже он не затевал бы узурпации власти. Иль Ротанг, отчаянно размахивая белым, свежеотстиранным полотенцем, подошёл поближе к крепостным воротам и во всю глотку завопил: — Эй, там! Государь желает попасть домой! Открывайте! — Наш государь — Гунто Байр, — глухо раздалось из-за стены. — Мы не признаём железную куклу своим правителем! На миг Иль Ротанг от возмущения потерял дар речи. Он беспомощно обернулся к Дровосеку, раскрывая и закрывая рот, точно выброшенная на берег слишком высокой речной волной рыбёшка. «А ведь Иль до самого конца не верил в подобный исход, — мелькнуло в голове у Железного Дровосека. — И многие не верили. Гунто Байр — народный герой. Зря он это...» — Да как вы смеете? — наконец взорвался Иль Ротанг. — Значит, когда мы все его выбирали, он вам был хорош, а теперь раз — и стал неугоден? — А что он нам сделал хорошего? — ответили из-за стены. — Может, караваны от Марранов спас? Деньги разорённым купцам вернул? Вот Гунто — он это твёрдо обещал, а чушка ваша железная только с топором по дворцу расхаживать горазда! Иль хотел было разразиться длинной тирадой, но Железный Дровосек, подойдя поближе, положил слуге руку на плечо и легонько сжал. Парень удивлённо оглянулся, а из-за стены предупредили: — Ещё шаг — и стреляем! Не в тебя, кукла ходячая, в человека твоего! — Я понял, — голос Дровосека стал на диво спокойным. Его сердце затопила горечь. Хотя какое может быть сердце у железной куклы? Ладно же. Хорошо. Вы хотели увидеть перед собой бездушную железяку, воскрешённый магией механизм, не способный сострадать — хорошо. Вы его получите. Только не говорите потом, что представляли себе это совсем не так... Сам того не подозревая, неизвестный стражник дал Железному Дровосеку в руки настолько мощное оружие, что и сам государь Фиолетовой страны побаивался его применять. Словом ведь можно ударить куда сильнее, чем топором. Смысл всех полученных Дровосеком записок сошёлся воедино, и сейчас ему, пожалуй, даже стало немного жаль Гунто Байра. Но железная чушка, как мы помним, не способна жалеть людей. И болеть шёлковое сердце тоже не умеет. Это всё иллюзии. Чушь, которой прикрывается неприглядная правда. Хорошо же... — Конечно, Гунто Байр отдаст купцам их товары или деньги за них, — Дровосек говорил громко, отчётливо, чтобы слышал не только стражник, но и прячущиеся на стенах и под стенами жители столицы. Мигуны любопытны, даже те, кто верит Байру, и сейчас их наверняка понабежало не меньше полутысячи, судя по сдержанному гомону, доносящемуся из-за стены. Пора взрывать эту бомбу. — Да, Гунто Байр исполнит своё обещание. Ему будет легко его исполнить. Легко отдавать то, что сам же отобрал! Дружное «Ах!», раздавшееся из-за стены, убедило Железного Дровосека в правоте его выводов насчёт подслушивающих Мигунов. Не меньше пяти сотен, а то и больше. — Что за... — на сей раз слов не мог подобрать стражник. — Что за грязную ложь ты мелешь своим грязным языком, железяка? — Не веришь? — изданные Дровосеком звуки с натяжкой могли сойти за смех. — Тогда пойди, спроси у того, кого называешь государем. Раньше Гунто Байр не врал своим людям, может, не соврёт и сейчас. Иди, спроси его. Спроси об отрядах, засевших на Великом перевале. Спроси об их командире, Толли Пурсе, правой руке государя Гунто Байра. Спроси о тайниках возле Зелёной горы и об оружии, отобранном у каравана почтенного Лимли Пупли. Сейчас оно во дворце или около него. Давай, иди, спроси! Я подожду здесь. Возможно, я и впрямь ничего не чувствую — хотя это неправда, но ты хочешь видеть меня таким, поэтому возражать я не стану. Но народ, выбравший меня правителем, я не грабил никогда! И никогда не обвинял человека, стремящегося занять моё место, в злодеяниях, которые сам же и совершил. Это был конец Гунто Байра. Дровосек слишком хорошо изучил противника, ведя во время перехода долгие разговоры с Оги Магильви. Адъютант Гунто... не раскаялся, нет — как раз наоборот: он слишком любил своего командира, рассказывал о нём охотно, с удовольствием, подчёркивая все самые лучшие черты того, с кем дружил. А вот подельники Оги оказались не столь великодушными и в надежде на прощение поведали Железному Дровосеку много интересного. И насчёт Великого перевала, и насчёт того, где хранится украденное. Гунто признается, по крайней мере, признается самым близким ему людям. Той же Фрегозе, к примеру. Он не сумеет иначе, ведь Гунто Байр, по большому счёту, хороший человек. Просто запутавшийся в лабиринте между «правильно» и «неправильно». Это не удивительно: Железный Дровосек там тоже долго плутал. И ещё не факт, что выбрался на открытое пространство. Гунто признается и скажет какую-нибудь красивую глупость. Вроде: «Это было необходимо ради блага Фиолетовой страны». Или: «Для борьбы с узурпатором хороши любые средства». Ещё возможно: «Ну я же точно буду править лучше железной куклы, так почему бы мне не пойти ради великого дела на маленькую несправедливость, которую потом я же и исправлю?». Кто-то, несомненно, поверит. Но Дровосек готов был поставить свой топор против ржавой ложки на то, что ещё до полуночи ему откроют ворота в столицу Фиолетовой страны. И вовсе не из-за великой любви к железному государю. Обыкновенная практичность: правление не стоит начинать с подлости, ни с большой, ни с мелкой. Мигуны могут рыдать при любом удобном случае, могут трястись от каждого шороха, но человека, рвущегося к власти нечестными способами, они не потерпят. Потому что единожды решившийся предать вполне способен предать дважды и трижды. Бастинда многократно это доказала. Кажется, сейчас положено ликовать, но Дровосек ощущал лишь холодную, звенящую пустоту там, где раньше билось сердце. Там, где, как ему раньше казалось, билось сердце. — Идём обратно, — сказал он Иль Ротангу. — Армии я прикажу стать лагерем. — Будем осаждать столицу? — юноша аж подпрыгнул от нетерпения и возбуждения. Как же быстро война входит в человеческие сердца... — Нет. Просто разобьём палатки возле города и подождём. — Чего подождём, государь? — Просто подождём, — Железный Дровосек задумчиво поглядел на слугу и добавил: — Вечером увидишь сам. Ты нетерпелив. Не стоит портить сюрприз. Иль Ротанг покосился на государя почти испуганно: таким он Дровосека раньше не видел. Но раньше Дровосека не пытались убить те, кого он считал почти друзьями. Разумеется, вечером в палатку заявились представители столичной знати, да не кто-нибудь, а сами три пня, единственные и неповторимые. Лаас Сарт ковылял, то и дело хватаясь за сердце, поддерживаемый с двух сторон Такозом и Нейгосом. — Государь, — возопил Лаас, стоило старцам переступить порог, — государь, умоляю, не бросайте нас! Вернитесь и правьте так же мудро, как и прежде! Будь Дровосек не железным — обязательно бы поморщился: сила голоса почтенного старца не уступала силе его духа. — Многоуважаемый Лаас, я счастлив был бы исполнить твою просьбу, но есть одна небольшая проблема: ворота моей столицы заперты. Штурмовать их, заставлять Мигунов истреблять друг друга, я не желаю. Если для сохранения мира необходимо, чтобы я отказался от трона...
totoshka: Дровосек сделал драматическую паузу и не прогадал: глаза Лааса Сарта засияли, и старец разулыбался во весь свой беззубый рот, словно только что и не страдал от сердечной хвори: — О, государь, как же приятно знать, что мы тогда не ошиблись в выборе! Если проблема лишь в запертых воротах, то мы можем незамедлительно предложить её решение! «Вы не ошиблись в выборе... А я?» — Дровосек молча глядел на обрадованного старика. Лаас же продолжал, не подозревая о том, какие мысли мучают правителя: — Государь, возле палатки стоит кухарка, Фрегоза. Она знает подземный ход, по которому можно проникнуть прямиком во дворец! Она готова провести туда тебя и твоих людей. «Значит, Фрегозе тоже пришлось выбирать между нами двумя...» — Железному Дровосеку внезапно стало очень грустно. Он не желал старой кухарке таких мучений. Двое, и каждый тебе дорог... наверное, это ужасно. — Позовите Фрегозу, — распорядился Дровосек. Кухарка вошла. Брови старой Мигуньи были нахмурены, в одной руке она держала половник, другой теребила видавший виды фартук. Пучок, в который Фрегоза обычно собирала седые волосы, растрепался, и несколько заколок держались исключительно на честном слове. — Я не хотел, — эти слова вырвались у Железного Дровосека сами. — Прости. Старцы изумлённо воззрились на правителя, а кухарка поджала губы и воинственно взмахнула половником: — Уж тебя-то я точно не виню, государь! Я хорошо знаю, кого винить. Да как он посмел, негодяй эдакий? Губы Фрегозы задрожали, и она торопливо отвернулась, вытирая лицо рукавом. — Ты меня тоже прости, государь. Лук недавно чистила, вот и... в глаза что-то попало. Я тебя проведу, не сомневайся. Только поторопиться надо, а то там замышляют огнеметательные машины на стены перетащить, изверги! — Я понял, — душа Железного Дровосека снова замёрзла. Звенящая пустота внутри требовала немедленных действий. — Мы выступим через полчаса. Так оно всё и случается, хмыкнул он, отдавая нужные распоряжения. В деревне живёт простой паренёк, ежедневно бегает с букетом цветов к окну невесты, зарабатывает на хлеб насущный рубкой дров... А затем ему дают железное тело и забывают отнять человеческую душу. Потом убивают, воскрешают, сажают на трон и рассказывают, что не ошиблись в выборе. Что он — лучший, что тот, кто выступает против него — злодей и изверг. И остаётся лишь довериться людям, говорящим это, потому как иначе твои действия теряют всякий смысл. Но ты никогда не узнаешь, правильный ли сделал выбор. «О подобном может судить только история», — говорил в таких случаях Страшила, наставительно поднимая вверх пухлый палец. Что ж, он мудрый, ему виднее... Так оно всё и случается. А потом паренёк делается настоящим правителем и забывает о простых человеческих чувствах. Жалости, сострадании, любви... Стоит ли овчинка выделки? Дровосек не знал ответа. Он просто доверился людям, сказавшим, что он — лучший. Теперь оставалось пожинать плоды. Возле палатки тем временем завязалась нешуточная перепалка: Мигуны узнали, что государь собирается сразиться с Гунто Байром прямо во дворце, куда прибудет неким волшебным способом. Дровосека всегда изумляла скорость распространения слухов. Причём чем нелепее была сплетня, тем быстрей она достигала ушей Мигунов. Вот так бы они указы правителя слушали... Когда количество пожелавших сопровождать государя в этом беспримерном походе превысило разумные рамки, завязалась потасовка, и Дровосеку пришлось, спешно выскочив из палатки, наводить порядок. После криков, топанья ногами, горячих споров и слёз — ну куда Мигунам без слёз? — было отобрано три десятка человек. Железный Дровосек счёл, что большее количество просто не нужно. Остальные с ворчанием и всё теми же слезами отправились обратно к своему ужину. Когда Дровосек уже счёл, что всё улажено, ему в ноги бросился Иль Ротанг. — Государь, а как же я? Неужели вы меня не возьмёте? А если вы снова обольётесь чем-нибудь? Я маслёнку захвачу, ну пожалуйста... — Тише ты, — Иль Ротанг послушно затих. — Хорошо, пойдёшь со мной. Только не болтай об этом по всему лагерю! — Слушаюсь, государь! — повеселевший слуга бросился собираться в дорогу. Полчаса, отведённые на сборы, таким образом превратились в полтора часа, но Дровосек особо не беспокоился. Вряд ли Гунто Байр предпримет ночную вылазку: если уж он взялся устанавливать на стенах огнеметательные машины, то это потребует времени и сил. И людей, да. Очень много людей, которые очень сильно устанут, таская тяжести. В общем, сегодня не следует ждать атаки. Впрочем, на всякий случай Железный Дровосек приказал усилить патрули вокруг лагеря. Оно даже к лучшему: слишком много разочарованных Мигунов слоняется туда-сюда, не зная, где и как выплеснуть лишнюю энергию. Ночное дежурство им не помешает. Тайный проход в город, к которому их провела Фрегоза, начинался в колючих зарослях ежевики. Дровосек поглядел на Мигунов, жмущихся друг к другу и отмахивающихся от колючих веток, и потребовал себе саблю. Да, это не топор, но и так можно вспомнить старые навыки... Вскоре к потайному ходу вела достаточно широкая тропка, по которой можно было пройти, не опасаясь порвать одежду. Тоннель оказался сухим и ожидаемо тёмным, пришлось зажечь факелы. Каменные своды неведомый архитектор сделал не слишком высокими — Мигуны проходили спокойно, но Железному Дровосеку пришлось согнуться почти пополам. Где-то шуршал, осыпаясь, песок. — Этому лазу слишком много лет, — озабоченно прислушавшись, буркнула Фрегоза, — но пока он выдержит. А как вернёте себе всё, государь, пришлите сюда строителей, подремонтировать тут кое-что, конечно, надо. Дровосек молча кивнул. Подземный ход выводил прямиком к тронному залу. Железный Дровосек даже подумал было, что следует потом велеть замуровать этот тоннель, но опомнился и покачал головой, досадуя на собственную несообразительность. А ну как ещё кто-то возжелает стать правителем Фиолетовой страны — в следующий раз стены штурмовать, да? Достаточно будет поставить к тайному ходу серьёзную охрану. Дровосек почему-то думал, что застанет Гунто Байра сидящим на троне в Большом зале или Совещательной комнате. Что Байр будет делать какую-нибудь величественную глупость. Но Гунто сумел его удивить. Великий военачальник Мигунов расположился на ступеньках, ведущих к трону. Он бегло просматривал какие-то бумаги, на некоторых ставил подпись, другие раскладывал в несколько стопок. Рядом с Гунто лежал топор. Топор Железного Дровосека, золочёный, с узорами по лезвию и топорищу. Весило оружие немало, но Гунто почему-то не желал с ним расставаться. При виде этой картины Дровосек подумал, что должен бы почувствовать гнев, но его не было. Было грустное понимание и всё то же осознание своего долга. — Эй, Гунто! — окликнул врага Железный Дровосек. Военачальник вскочил, топор словно по мановению волшебной палочки оказался у него в руках. Действительно, вояка из него — хоть куда. Жаль, что правитель не очень. — Гунто, я пришёл... Фраза вышла скомканной, ведь Дровосек просто не знал, о чём говорить дальше. Пришёл за своим добром? За тем, что принадлежит по праву? Первая идея показалась грубой и дурацкой, вторая — донельзя пафосной. Ну и ладно, пусть Гунто сам додумывает, зачем там Железный Дровосек явился. Наверняка какие-нибудь идеи у лидера повстанцев появятся. Они и появились: Гунто зарычал, воздел топор и кинулся на Дровосека. Иль Ротанг ахнул и попытался заступить государя, но тот просто отшвырнул своего верного слугу, пробормотав: «Потом извинюсь!» Двое сцепились на ступеньках возле трона. Железный Дровосек перехватил руки Байра, и на миг враги замерли: каждый пытался найти позицию поудобнее. Гунто всегда считался сильным, очень сильным для Мигуна, и сейчас Дровосек в полной мере оценил правдивость слухов о невероятной мощи вождя повстанцев. Однако Байру не доводилось прежде сталкиваться с противником, у которого мышцы были железными в прямом смысле этого слова. Кроме того, кузнец, давший Железному Дровосеку тело, желал другу самого лучшего и потому сделал его довольно высоким, выше всех в округе. «Чтобы ты мог доставать яблоки для своей невесты, и чтобы она видела тебя издалека», — эти слова Дровосек запомнил на всю жизнь. С яблоками не получилось, но вот успешно противостоять убийце железное тело могло. Гунто взвыл, когда Дровосек выкрутил топор из его вспотевших рук. Отшатнулся, выхватил нож, заранее понимая всю тщетность своей попытки сопротивляться, но не желая сдаваться просто так.
totoshka: — Прекрати, — тихо попросил Железный Дровосек. — Это же бессмысленно. — Я не пойду на плаху! — резко выдохнул Байр, и Дровосек мрачно покачал головой: — Ты и плахи здесь намеревался возродить? Ради государственного блага, да? Ну так успокойся: я не похож на тебя. Бесчувственному мне отрубленные головы ни к чему. Ты просто уйдёшь. Куда-нибудь. Предварительно поклявшись не вредить более Фиолетовой стране. Насколько я знаю, раньше ты всегда держал слово. Можешь взять с собой, кого захочешь — разумеется, если твои друзья согласятся разделить с тобой изгнание. Байр хрипло, неверяще расхохотался. И тут его взгляд упал на Фрегозу, молча стоящую возле входа в тронный зал. — Ты! — рявкнул он. — Ты предала меня! Но почему? — Почему? — Фрегоза прищурилась. — Это я тебя должна спросить: почему, Гунто? Что с тобой стряслось такое — головой сильно о камень приложился? Мы же наконец-то хорошо зажили — зачем тебе понадобилось воду мутить? Или ты с самого начала надеялся королём стать, только ради трона с Бастиндой и боролся? Мучительная судорога исказила лицо Гунто, и Железный Дровосек понял: Фрегоза попала в точку. Скорее всего, Байр никогда прежде не думал о троне, никогда не ставил себе такой цели, но где-то в глубине души всегда ждал, что именно ему поклонятся благодарные Мигуны. Именно его они захотят видеть своим правителем. А потом явилась Элли с друзьями, и тщательно взлелеянные планы покатились в тартарары. И ведь именно люди Гунто Байра шли спасать Элли и Трусливого Льва, внезапно подумалось Дровосеку. Шли, ни на что особо не надеясь, просто не желая бросать в беде незнакомку, о которой и не знали толком ничего. Пускай всё повернулось, как повернулось, но ведь они собирались драться за пришлую девочку! Это дорогого стоит. Вот только потом Гунто Байр стал надеяться на... другое. Народной благодарности и баллад, написанных о его подвигах, было мало. Хотелось чего-то материального, весомого. Подтверждения того, что он делал всё не зря. А тут Мигуны взяли да и выбрали себе правителя... — Хорошо зажили? — шипел между тем Гунто. — Да ты о чём, Фрегоза? Вы боготворите железную куклу, жестянку без чувств и разума, игрушку в руках пней и Стального Голема! Ты совсем потеряла гордость и скоро за это поплатишься, попомни мои слова! Фрегоза язвительно фыркнула: — Может, и поплачусь. А только ты, Гунто, сейчас мозгами где-то не здесь. И глазами тоже не здесь. Ты себе выдумал другой мир, где наш государь — не государь, кукла и всё прочее, а ты весь красивый, на троне... А как увидел, что жизнь не похожа на твою сказку, так и взбесился. Ну бесись, куда ж деваться, ведь не будет по-твоему, Гунто. Никто тебя не хочет на троне видеть, кроме тебя самого да пары дураков. Ты оглянись вокруг: никому твои делишки не нравятся! — Не нравятся? — Гунто был вне себя. — Поглядим, как тебе понравится вот это! Байр сделал пару быстрых шагов и метнул нож. Иль Ротанг ахнул, кто-то закричал... Думать было некогда, и Железный Дровосек прыгнул. Пару мгновений ему казалось, что он не успевает, что нож пролетит сейчас мимо — но потом раздался характерный лязг, и железо отскочило от железа. На правом плече у Дровосека образовалась маленькая вмятина, и другая, побольше, ещё через миг появилась на левом боку, на который железный человек рухнул, не успев сгруппироваться. Послышались гневные возгласы, и несколько Мигунов рванулось к Гунто Байру. Тот стоял, широко распахнув глаза и побледнев так, словно это в него попал нож. — Скрутите его! Скорее! — вопил Иль Ротанг, и четыре разъярённых Мигуна швырнули Гунто на пол, заломив ему руки за спину. Марран не сопротивлялся. — Достаточно, — тяжело проронил Дровосек, поднимаясь на ноги. — Не думаю, что он ещё кому-то захочет причинить вред. Гунто вздёрнули за шиворот и поставили на колени. Он дрожал, а губы бормотали: «Фрегоза, прости, прости, я не хотел... Я не хотел, это всё он, это он со мной сделал...» Затем Байр явным усилием воли перевёл взгляд на Железного Дровосека и, внезапно успокоившись, хрипло сказал: — Государь... — первое слово далось с трудом, дальше пошло легче. — Государь, я и впрямь опасен. Если ты по-прежнему не желаешь меня казнить... изгони меня из страны. Как можно скорее. Обещаю, что я никогда больше сюда не вернусь. И вредить Фиолетовой стране тоже не стану. Некоторое время Железный Дровосек рассматривал поверженного соперника, а затем кивнул: — Хорошо. Уйдёшь завтра в полдень. — Спасибо, — склонил голову пленник. — Фрегоза... прости меня... — Я тебе пирожков на дорогу напеку... — плечи кухарки затряслись, и она выскочила из тронного зала. Железный Дровосек наклонился и молча поднял свой топор. Его содержали в порядке: чистили, смазывали, точили... Как-никак символ государственной власти. — Уведите Гунто Байра, — приказал Дровосек, глядя на топор и только на него. — Найдите ему какую-нибудь комнату во дворце... на ночь. У дверей поставьте охрану. С утра объявите на всех городских площадях, что любой, кто захочет уйти с ним, должен покинуть город до заката солнца. Я понимаю — на сборы этим людям потребуется время... Подождёшь их у городских ворот. Ты должен покинуть город к полудню, и своего решения я не отменю. — Да, государь, — кивнул пленник. — Я понимаю. Когда Гунто Байр уходил из дворца, Дровосек тайком следил за ним, спрятавшись за тяжёлой портьерой. Наверное, государю не подобало так себя вести, но не провожать же государственного преступника, честное слово! За всю дорогу от дворца до главной площади никто, насколько понял Дровосек, не сказал своему несбывшемуся государю ни слова. Люди смотрели молча, некоторые женщины тихонько плакали. Гунто шагал, словно на параде: печатая шаг, плечи развёрнуты, спина прямая... Затем его фигура скрылась из поля зрения Дровосека. День прошёл в хлопотах и заботах. Требовалось выслушать трёх пней, пыжащихся от осознания собственной значимости, назначить встречи остальным главам гильдий, чтобы точно установить, каково положение дел в Фиолетовой стране, написать письмо Страшиле, которому наверняка донесли о несостоявшемся дворцовом перевороте... За всеми этими хлопотами о Гунто Байре Железный Дровосек вспомнил снова, когда уже стемнело. Он понимал, что дворцовая охрана не могла не проследить за преступником, но спрашивать о Байре стражников почему-то казалось неправильным. Поэтому Дровосек вызвал Иль Ротанга.
totoshka: — Как оно... прошло? Слуга моментально понял, о чём идёт речь. — Всё благополучно, государь. Господин Байр... отбыл. С ним покинули город Оги Магильви и ещё двое. — Только двое? — на миг Железному Дровосеку стало очень жаль Гунто Байра. — Да, государь, — Иль Ротанг, напротив, сиял от осознания ничтожности сил заговорщиков. — На прощание он ещё раз пообещал, что более не побеспокоит Фиолетовую страну. — Понятно... Иль, ты не помнишь, на какое время я назначил встречу с Миказом Ароортом? — Сейчас проверю, государь... Стальной Голем приглашён к трём часам. Хотите изменить расписание? — Нет-нет. Просто спасибо, что напомнил. Миказ Ароорт пришёл точно в назначенное время — своим привычкам старый грубиян изменять не желал. Всё такой же огромный, почти квадратный, плечи усыпаны перхотью с плохо вымытых волос, толстый нос морщится, словно учуял тухлятину, а маленькие чёрные глазки глядят настолько пронзительно, что хочется отгородиться чем-нибудь потолще — вдруг просверлят в тебе дыру? Плюхнулся в кресло напротив Железного Дровосека и уставился на стол, на котором веером были разложены записки. — Зачем? — спросил Железный Дровосек очень устало. Да, ему не требовалось ни сна, ни еды, но иногда... иногда он выматывался так сильно, как, наверное, и не снилось живым. Наскоро смазанные суставы скрипели, в локте левой руки явно застрял то ли песок, то ли вообще небольшой камушек, и двигаться правителю Фиолетовой страны не слишком-то хотелось. Вот он и сидел, изображая железное изваяние. Иногда помогало: Мигуны осознавали, насколько дурно себя ведут, и быстро делали то, что от них требовалось. С Миказом не сработало. Ну кто бы сомневался... — Что зачем? — толстяк удобно развалился в кресле, поглядывая на государя с ехидцей. Зря он так: у Железного Дровосека был плохой день. Несколько очень плохих дней. Раньше ему казалось — иногда, мимолётно, — что шёлковое сердце временами пытается биться, стать живым, настоящим. Теперь Дровосек твёрдо уверился: нет, это иллюзия. Шёлковое сердце навсегда останется шёлковым. Как же он устал... — Зачем ты написал мне о планах твоих союзников? — совершенно ни к чему пытаться говорить, как люди, прятать металлический лязг и скрежет, раздающиеся при каждом звуке. Он уже не человек. Когда-то был... давно. Но от того весёлого парня ничего не осталось. Топор вместе с руками и ногами отрубил Дровосеку душу. Даже невеста это поняла. Перед Миказом сидел правитель Фиолетовой страны. Железное чудовище. И толстяк, похоже, вполне осознал ситуацию. Дёрнул недовольно плечом, надул толстые губы, воинственно выпятил вперёд подбородок: Стальной Голем так просто не сдавался. Хотя, если противник достоин... — Я по-прежнему не понимаю, о чём вы меня спрашиваете, господин... — Железный Дровосек даже не шелохнулся, но Миказ, тем не менее, поспешно продолжил: — Однако, если представить себе — только на минуточку представить! — что кто-то выдал вам... скажем, планы дворцового переворота, то можно ведь и предположить, что этому кому-нибудь небезразлична судьба Фиолетовой страны, верно? — Предположить, — медленно произнёс Железный Дровосек, — можно всё, что угодно. Но меня интересует не это. — Не это? Странно. Если бы я был правителем... это невозможно, я знаю, но всё-таки, если б я правил Фиолетовой страной, то я счёл бы невредным удостовериться: меня поддерживают, хотя и не любят, да уж, прямо скажем, не любят. Но сейчас — со временем всё может измениться, конечно же! — сейчас лучшего правителя у Фиолетовой страны нет и быть не может. — Вот как? — Железный Дровосек заинтересованно склонил голову набок и тут же пожалел об этом — проклятые шарниры опять забарахлили, суметь бы провернуть шею обратно! — Да, именно так! — запальчиво воскликнул Миказ. — И это всё равно будет «именно так», даже если у... предполагаемого кого-то возникнут некоторые финансовые потери? Миказ всплеснул пухлыми руками: — Увы мне! Ну то есть кому-то, конечно же. Этот факт печален, но, к сожалению — превеликому сожалению, прошу отметить! — он не перестанет от этого оставаться фактом. Я не люблю льстить правителям, даже госпожа Бастинда не могла добиться от меня восхвалений, а потому мои слова абсолютно спокойно можно считать чистейшей правдой. Против воли Железный Дровосек развеселился. Вот умеют же некоторые! — Стало быть, автор записок беспокоился исключительно о благе Фиолетовой страны и ни о чём более? — А о чём ещё он мог беспокоиться? — пожал плечами Миказ. — После смерти госпожи Бастинды слишком многие захотели власти. Злой волшебницы нет, а значит, бояться больше некого. Можно творить, чего душа пожелает. Уж не знаю, отчего души в подобных ситуациях желают поставить всё с ног на голову, но и этот факт, увы, остаётся фактом. Я же люблю порядок. Когда на шахтах галдят о свободах — это неприятно, но терпимо. А вот когда на шахты нападают всякие личности, ухватившие свободы чересчур много, — вот тут становится не по себе. Миказ завозился в кресле, на его жёстком квадратном лице появилось странное, почти пристыженное выражение. Железный Дровосек терпеливо ждал. — Скажу как есть, государь: когда три старых пня, возомнивших себя старейшинами Мигунов, решили предложить вам трон, я был против. Правителей выбирают по силе, а не по слабости, говорил я, иначе вскорости придёт другой правитель, которого вы не выбирали, а он избрал себя сам и ни у кого не спросил. Вот Бастинда была из таких. Что вы тогда сделаете, спрашивал их я. Ничего, отвечали они, призовём Фею Спасительной Воды, отправим гонцов к Стелле... в общем, когда он придёт, тогда и подумаем, говорили они, а сейчас наш народ жаждет отдохнуть от жёсткой руки. Народ, ага! Старые сквалыги аж облизывались, когда думали о правителе, который не заставит их платить налоги. Ладно, сказал я, хорошо, пусть будет по-вашему: этот тип красивый, механический, блестит прям глазам больно и держит в руках топор. Хотел ли я тогда сам стать правителем? Наверное, да. Но ведь не я же один! Вы-то, господин, знаете — ох, не только я один! — Знаю, — подтвердил Дровосек. — А потом выяснилось, что топор у вас не только для красоты, государь. Честно скажу, хоть вы меня и прижали, но я радовался. Не за себя, понятное дело — чего мне за себя радоваться, мне себя жалеть надо. Стране моей повезло, понимаете? Появился правитель, которому Фиолетовая страна нужна не для того, чтобы набить мошну, не для того, чтобы во дворце покрасоваться... даже не для того, чтобы над Мигунами покуражиться! Бастинда-то, небось, слышали, была как раз из таких. Её власть интересовала, а люди — они словно подставки для той власти, без них некому показать, что ты здесь главная.
totoshka: Стальной Голем прервался ненадолго, шумно выдохнул, прокашлялся. Закончил уже без прежнего запала, но твёрдо: — Трём старым пням оно всё, прямо скажем, было не по нутру. Эти прохиндеи о железной кукле на троне мечтали, а когда всё вышло не по задуманному, струсили и побежали в ножки вам кланяться, а за спиной вынюхивать, кого б ещё можно было вместо вас к месту приспособить. Вы ведь за трон, уж простите мне прямоту, не шибко крепко держались. Да уж, подумал Дровосек. Я любил Мигунов и сейчас люблю их, когда стало понятно, что они — не слабые и трепетные натуры, а просто... просто люди. Такие же, как все. Но цепляться за власть — это не в натуре простого сельского парня, который рубит лес и мечтает о невесте... Если бы Мигунам жилось лучше с другим правителем, Железный Дровосек отдал бы трон. Он много об этом размышлял. Но им не лучше. Стало быть, Фиолетовый дворец останется под его рукой. Как и вся страна. — А Гунто Байр? — спросил он на всякий случай. — Марран? — пожал плечами Миказ. — Вы не хуже моего знаете, чего хотел Марран. Но он не Бастинда... и даже не вы. Власть — всё, о чём он мог думать, а власть обеспечивается или армией, или магией. Госпожа Бастинда разогнала отряды самообороны Мигунов: ей они были уж всяко ни к чему. Вы разрешили их вернуть, и Гунто тут же поспешил объяснить это вашей слабостью как правителя. Ох, и разорялся же он на тайной встрече... Ну что тут скажешь? Он поспешил. — В записках ничего не говорилось о тайной встрече, — хмыкнул Железный Дровосек. — В записках много о чём не говорилось. Я... то есть, конечно же, написавший записки хотел сохранить свободу манёвра. Вы ведь могли оказаться не настолько железным, уж простите мне невольный каламбур, и тогда власть могла бы достаться мне... Вообще, всякое могло случиться. Я не слишком хороший человек, и подданный из меня, прямо скажем, никудышный. Но в одном можете быть уверены, государь: из-за меня страна не превратится в клубок змей, жаждущих урвать побольше. Выживать в гадюшнике я умею, не думайте, госпожа Бастинда вон сколько лет ничего не подозревала... Просто сейчас людям живётся лучше, вот и всё. Миказ перевёл дух и совсем другим тоном спросил: — А это, государь... как вы догадались? — Просто догадался, — пожал плечами Железный Дровосек. И это было абсолютной правдой. Стиль записок ни капли, ну вот абсолютно ни чуточки не напоминал манеру разговоров Стального Голема, да и конверты Миказ не слишком-то любил, предпочитая писать имя адресата наверху своих посланий. Возможно, это и навело Дровосека на след. Уж слишком автор записок старался скрыть своё подлинное обличье. Страшила сказал бы по такому поводу что-нибудь вроде: «Правда всегда обнаружит себя» или «У истины только одно лицо»... Страшила Мудрый в последнее время слыл мастером находить в старинных рукописях такие фразочки. Иногда Железному Дровосеку казалось, что истинная мудрость и заключается в подобных умениях. А иногда — что старый приятель просто-напросто выпендривается, пытаясь доказать всему миру, какой он умный и начитанный. Истина, похоже, располагалась где-то посередине между двумя этими крайностями. — Ага, — буркнул Миказ, — ясно. Просто догадались, случается. Ну я пойду, что ли? Когда Миказ уходил, Железный Дровосек долго и задумчиво смотрел ему вслед: вначале глядел, как закрывается за Стальным Големом дверь, затем подошёл к окну и проводил толстяка взглядом до самого поворота Дворцового проспекта. А потом поднял руки и со щелчком вставил себе голову на место. Давно пора было, причём не только в прямом, но и в переносном смысле, как выразился бы друг Страшила. Похоже, правитель из Железного Дровосека вышел получше, чем обычный Жевун, зарабатывающий на жизнь рубкой деревьев. Что ж, раз это судьба, значит, так тому и быть. Выбор есть, конечно, однако если и впрямь думать не только о себе, но и о людях, то выбирать не из чего. — Так тому и быть... — шёпотом повторил Железный Дровосек. — Я сильный. Я справлюсь. Да, он сильный. Настолько сильный, что сможет справиться и с самым большим своим страхом. Железный Дровосек пересёк комнату и остановился перед большим зеркалом. Внимательно на себя поглядел и задал, наконец, вопрос, который мучил его после разговора с Оги Магильви — того самого разговора в палатке под шум дождя. — Я бы ударил его, если б мог? Если бы мои руки не заклинило, я смог бы... убить? Убить безоружного пленника? Отражение казалось безучастным, но Железный Дровосек знал цену своему неподвижному лицу, своей маске, за которой прятался деревенский парень. Переживший слишком многое, а потому изменившийся до неузнаваемости и внутренне, и внешне. И всё-таки живой. Прежний. — Нет, — ответил Дровосек сам себе. — Нет, конечно же, я не смог бы. И что за глупости лезут в голову? Это же я, и я бы не смог. И словно бы свалился с души безумно тяжкий камень, погребавший под собой всё светлое — камень наподобие тех, которые стояли в пустыне, окружавшей Волшебную страну. Воздух в комнате неведомым образом очистился, стал свежим и прохладным. За окном запели птицы, мир радовался летнему теплу и ласковому солнцу, где-то вдали мать распекала ребёнка, но не от души, а так, для приличия... Он, Железный Дровосек, не убийца. Это главное. Не убийца, а так... обычный правитель. Быть правителем вполне терпимо. Можно пережить. В груди, точно подгадав момент, снова встрепенулось сердце. Шёлковое, конечно же. Сделанное Гудвином наспех, из тряпок. И всё-таки — настоящее. Дровосек задумчиво хмыкнул и отправился в который раз перечитывать письма невесты.
полная версия страницы