Форум » Фанфики » После пира » Ответить
После пира
totoshka: Название: После пира Автор: Solus Prime Бета: Runa Raido, D~arthie Размер: макси, 16 782 слов Персонажи: Ильсор, Баан-Ну, Мон-Со, Кау-Рук, Гван-Ло, ОЖП, ОМП, Гелли, Морни Категория: джен, упоминается гет и слэш Жанр: приключения Рейтинг: PG-13 Канон: А.М. Волков, Ю.Н. Кузнецов Краткое содержание: Молодой арзак Ильсор обнаружил, что способен сопротивляться гипнотическому воздействию менвитского взгляда. Что он выберет: ежедневно рисковать жизнью ради освобождения своего народа, или бежать, спасая от рабства себя? Предупреждения: AU, OOC, используются цитаты из книги Волкова «Тайна заброшенного замка» Примечание: по мотивам книг «Тайна заброшенного замка» (и ее ранней газетной редакции 1976 года) и «Изумрудный дождь», преканон. Скачать: .doc | .rtf | .pdf | .fb2 | .epub Фанфик написан на ФБ-2014 Иллюстрация: [more] автор: Танья[/more]
Ответов - 16
totoshka: «Повинуйся мне, чужестранец!» Ильсор очень медленно приходил в себя. Неизвестно, сколько он пролежал без сознания в тяжелом бреду. Лихорадка все никак не желала униматься, а когда жар спал, Ильсор открыл глаза и увидел незнакомую девушку. Молодую, и, судя по всему, привлекательную. Но это было не важно, потому что она заботливо помогла ему сесть и покормила супом с ложечки. Словно младенца, но Ильсору было не до гордости. Потом она обняла его за плечи тонкими руками и о чем-то спросила. Кажется, она интересовалась его самочувствием. Все равно Ильсор был не в состоянии ей внятно ответить. Он лишь прошептал, склонив голову на её плечо: — Что со мной... такое? Девушка тихонечко всхлипнула: — С нами. С нами всеми. Мы теперь рабы. Да-да, — прибавила она, заметив непонимание в его глазах, — мы все стали рабами. Менвиты нас поработили. Помнишь байки о том, что Правитель Гван-Ло обладает волшебным даром подчинять себе каждого, кому посмотрит в глаза? Так вот, это не байки. И он не только сам умеет, но и прочих менвитов обучил. Нас пригласили на Праздник Объединения, помнишь? Там-то они и применили к нам колдовские взгляды. Прямо на пиру. Меня зовут Гелли, мы с тобой познакомились на том праздничке. Все это не могло быть правдой. Он, Ильсор, и вдруг раб? Это невозможно. Но даже если это так, остальные-то арзаки остались свободными! Дворец правителя ведь не резиновый, сколько там арзаков поместится? И для менвитов-колдунов какое-то место тоже требуется. Вместе с Ильсором прибыло около ста арзаков, уроженцев его родного края. Прочие провинции тоже послали своих делегатов — лучших представителей арзакской молодежи. Ильсор внимательно посмотрел на Гелли, пытаясь ее вспомнить. Она была права. Девушка была в числе «счастливчиков», приглашенных на тот пир. Он даже танцевал с ней в паре. На Гелли было расшитое серебром фиолетовое платье, красивое, но со следами долгого ношения. Она призналась, что это бабушкино платье. Ее черные кудрявые волосы, уложенные в затейливую прическу, были увенчаны небольшой диадемой с бериллами. Он тогда поинтересовался, откуда у неё эта прелестная старинная вещица. «От бабушки, как и платье, — ответила девушка, — свой у меня только диплом микробиолога, да и то гены-то бабушкины!» — Гелли, — спросил Ильсор, сам не понимая зачем, — ты ведь теперь не сможешь вернуть бабушке диадему и платье? — Некому возвращать, — заплакала Гелли, — бабушки больше нет. Один менвит сказал мне, что вышла директива о выселении в пустыню всех пожилых, не способных работать арзаков. Я ему верю, после всего, что повидала на том пиру. — Да врет он все! — горячо заверил её Ильсор, сжимая кулаки. — Сама подумай, это такая чушь. Даже менвиты на такое не согласятся. Выгнать беспомощных стариков в пустыню — это зверство! Нормальные люди не могут так поступить, или ты полагаешь, озверели все менвиты сразу? Да и к тому же разве Гван-Ло сделал колдунами всех своих людей поголовно? Должны были найтись противники его дурацких планов, ведь все менвиты не могут быть злыми. Менвиты – ужасные побрякушечники и на спорте просто помешаны, но какое это имеет отношение к мировому господству? Кроме того, — продолжал он, постепенно воодушевляясь, — Гван-Ло не смог бы обучить колдовству несколько миллионов человек, сохраняя это в тайне. Кто-нибудь да проболтался бы! Гелли ему не отвечала, продолжая заливаться слезами. Во время болезни Ильсора она успела навидаться всякого и хорошо помнила, что произошло с другими молодыми девушками на том пиру. Да и нескольких парней постигла та же участь… Когда она робко намекнула Ильсору на то, чему ей пришлось стать свидетельницей, он довольно-таки бестактно поинтересовался: — А ты сама? — Меня спас Лон-Гор. Мы с ним вместе учились, — добавила она, словно стыдясь, — а теперь он заодно с Гван-Ло. Друзьями мы никогда не были, но дело не в этом. Еще недавно мы сидели рядом, слушали лекции, готовились к экзаменам. Он пару раз приглашал меня на свидание. И все это время знал о планах своего Верховного. Да ладно, я сама во всем виновата. Я слышала, как Лон-Гор радовался, когда указом Правителя закрывали арзакские школы. Они отняли наш распевный выразительный язык, требуя, чтобы мы знали их язык в совершенстве, как свой родной. Я еще гадала, зачем это менвитам понадобилось, ведь мы сами проявляли большой интерес к языку соседей. — А со мной, со мной что случилось? — спросил Ильсор, нетерпеливо перебивая этот поток воспоминаний. — А ты застыл с выпученными глазами, словно тебя током шарахнуло, — сердито отозвалась Гелли. — Это потому, что тобой сам Верховный занимался. Воздействие было слишком сильным, и ты отрубился. Так мне Лон-Гор объяснил, — с прежней печалью добавила она, — он буквально вытащил тебя с того света. Точнее, позволил мне сделать это. И на том спасибо. Сама я в тот раз не поддалась колдовству, представляешь? Лон-Гор сказал, меня зачаровывал неопытный колдун. Лон прав, больше мне никогда не удавалось противостоять их жутким взглядам. *** Юноша с трудом добился от Гелли объяснения их местонахождения. Оказывается, их привезли в Бассаниум, загородное поместье знатного менвитского генерала. Еще девушка сообщила, что генерала зовут Баан-Ну. Ильсор невольно усмехнулся, вспомнив, как читал монографию этого менвитского светила науки, посвященную звездоплаванью. Маститый ученый постоянно путал метеоры с метеоритами, планету с кометой, ложь с правдой. То чтение, однако, доставило Ильсору немалое удовольствие, хоть и было сопряжено с риском мучительной смерти от смеха. Выяснилось, смеяться было не над чем: генерал оказался опаснее, чем ожидалось при чтении его монографии. Баан-Ну появился в компании женщины-полукровки, одетой в серое шелковое платье, корсаж которого был отделан яркими лентами. Ильсор постарался подняться, чтобы как следует рассмотреть своего предполагаемого владельца. Генерал оказался высоким силачом, обладающим внешностью, характерной для менвитской расы. Его лицо могло бы казаться приятным, если бы не ледяное выражение, сковавшее его глаза, сделавшее их как будто неподвижными. Рыжая борода была идеально, волосок к волоску, подстрижена и причесана, умащена ароматными маслами и украшена драгоценными бусинами. Ильсор сам не заметил, как увлекся разглядыванием бороды генерала. Впрочем, внимание лишь польстило менвиту. — Что, арзак, ног не чуешь от счастья, очутившись в таком превосходном месте? Ильсор сглотнул, не зная, что ответить. Он постарался не смотреть в холодные голубые глаза генерала, но не смог устоять перед искушением. Заглянул. Словно в холодильнике оказался: глазные яблоки застыли, как студень, затылок моментально заледенел, голова поплыла. — Нет... Пустите... — тихий ломкий голос, слабее, чем писк лунного комара. Глаза генерала выпучились, как у крабса, борода от праведного возмущения встала дыбом. Он подскочил к Ильсору и схватил его за край ветхой рубашки. «Сейчас он меня убьет», — со спокойной обреченностью подумал Ильсор. Не убил. Принялся трясти что есть сил, рыча и брызгая слюной. Голова арзака моталась, и он несколько раз стукнулся затылком о шершавую стену барака. В глазах потемнело. Но тут вокруг генеральских плеч обвились красивые пухлые руки — женщина-полукровка прильнула к Баан-Ну, удерживая его и успокаивая. Словно иглозмея. Сходство усиливалось платьем из серебристого шуршащего шелка, украшенным пестрыми лентами, ни дать ни взять – змея с узорчатой кожей: сейчас ужалит бородатого крабса. Ильсор засмеялся безумным, исступленным смехом, не обращая внимания на то, что генерал по-прежнему держит его за волосы, но сразу скривился от отвращения, когда увидел, как полукровка что-то жарко шепчет генералу прямо в ухо, обросшее рыжей шерстью. Вот гадость-то какая — волосатые уши, какие все-таки эти менвиты мерзкие, как животные. И пахнет от них противно, даром что они буквально купаются в духах, а все равно их животный запах ничем не перебить. Генерал совершенно неправильно оценил его состояние, озабоченно прорычав: — Ах ты, орра оррская, а парнишка-то сейчас к предкам побежит. Жаль, жаль. Надеялся, что из него получится домашний слуга, вершина, так сказать, арзакской эволюции, но нет. Придется отослать на полевые работы, хотя это никуда не годится. Живот, судя по всему, у мальчишки слабый, жару в поле не выдержит. Змеиная женщина снова что-то прошептала ему на ухо, оглядываясь на Ильсора и перебирая пальцами рыжие пряди генеральской бороды. Ильсор расслышал: — Инженер-конструктор, королевских кровей... Ильсор хотел рассмеяться: он был сыном вождя, а королей у арзаков нет. Но на это уже не оставалось сил, а гордости хватало лишь на то, чтобы не опуститься на четвереньки. Голова так болит... Генерал оставил его в покое, переключившись на Гелли, которая оказалась значительно умнее Ильсора и сама вышла вперед, не забыв почтительно поклониться. Генерал снисходительно посмотрел на молодую арзачку и даже ласково погладил её по голове. — Как тебя зовут, красавица? — осведомился он, растянув губы в ласковой улыбке, но взгляд оставался холодным и неприятным. — Гелли, господин мой. Счастлива служить вам. — Разумеется, шкатулочка моя лаковая! Открой ротик! — Гелли безропотно исполнила этот странный приказ, и генерал положил ей в рот конфету. — Благодарю, господин мой, — вежливо сказала она, пока Баан-Ну оценивающе ее разглядывал. По всей видимости, он остался доволен тем, что увидел. — А ты хорошенькая, — небрежно отметил Баан-Ну, — у тебя удачная фигура. Волосы пышные, длинные и блестящие, их цвет превосходен, — почти промурлыкал он, взвешивая на ладони тяжелые пряди её волос, — блондинки давно вышли из моды. При дворе ты произведешь фурор. Правда, слишком худа. Мар-Не, займись огранкой моего нового изумруда.
totoshka: *** Мар-Не поклонилась, вежливо, но без подобострастия, и пошла прочь, жестом приказав молодым арзакам идти за ней. Новоиспеченные рабы последовали за экономкой, слишком ошеломленные, чтобы протестовать. Ильсор оценивающе посмотрел на эту «Мар-Не», которая внешне напоминала арзачку, но выглядела вполне благополучной и просто лоснилась от самодовольства, словно ее не тяготила рабская зависимость. Она шествовала, гордо вскинув голову, и встречные арзаки — слуги, как же много здесь слуг! — кланялись ей. Шелк ее платья блестел, словно серый металл, взгляд был уверенным и безмятежным. «Не все то серебро, что блестит!» — говаривала покойная мама Ильсора, но у Гелли, очевидно, было другое мнение: — Достойная Мар-Не, не могли бы вы нас отпустить, пожалуйста? Ильсор мысленно застонал: высокая экономка в дорогом летнем платье явно была пособницей менвитов, едва ли она могла сочувствовать их стремлению к свободе. Экономка посмотрела на них и отвечала, не сбавляя шага: — А быстро вы оклемались от змейского взора, детки. Меня зовут Морни, так и называйте. Отпустить вас не могу, у генерала есть свора ищеек, обладающих почти невероятным, волшебным чутьем. Они даже ранвишей ловят влет, у генеральши теперь есть шуба до пят, пошитая из мягких ранвишьих шкурок. — Не думаю, что из моей шкурки выйдет хорошая шуба для генеральши, — холодно парировал Ильсор. — Зато парик из твоих волос преотличный получится, генеральша-то у нас лысая, — фыркнула Морни, для которой перемывать косточки генеральше было, видимо, естественно, как дышать. Ильсор только вздохнул и поспешил прибавить шагу, хотя и шатался от усталости, и ему приходилось опираться на руку Гелли. Эта девушка — красива ли она? Умна, образованна, превосходно владеет собой. Очень сильная, несмотря на кажущуюся хрупкость. Скорее всего, ей придется стать наложницей генерала Баан-Ну и проживать свои дни в атмосфере интриг, сплетен и развращающей роскоши. Да, она красивая. Вечер был ясным. Луна медленно выплывала из-за волнистых облаков, покачиваясь, словно серебряная лодка. Морни вела их по усыпанной серым гравием дорожке, которую охраняли огромные каменные изваяния различных животных. Таких изваяний на Рамерии было много — то сохранились следы древней культуры арзаков. «Нас привезли на кладбище!» — ошарашенно подумал Ильсор. Само собой, менвиты не знали, что эти каменные скульптуры — могильные памятники. Менвиты их украли, верные своей извечной привычке присваивать все, что что им приглянулось. Еще бы, где им задуматься о проклятиях, призываемых безутешными родственниками на головы могильных воров. Ильсор испуганно огляделся, словно ожидая неумолимого возмездия потревоженных душ. Вот-вот утробно зарычит урса-гриф, вставший на могучие задние лапы, или зашипит крылатый змей, расправивший крылья, еще чуть-чуть — и огромный клюв пустынного орла опустится на затылки нарушителей покоя умерших! Ильсор печально улыбнулся, ободряюще пожимая руку дрожащей Гелли. Им не следует бояться, ведь они не были могильными ворами, а сами были украдены и подарены генералу Баан-Ну. Только каменными не были. Послышался скрип гравия: из-за ближайшего надгробия вышел какой-то мужчина, направившийся к ним. Ильсор разглядел его высокую худощавую фигуру, облаченную в плащ, сделанный из зеленой мешковины. Судя по легкой походке, человек был молод. Он остановился недалеко от них, буквально в паре шагов, небрежно прислонившись спиной к правому крылу каменного орла. Его тонкая рука легла на искусно вырезанные перья, неподвластные времени. Ильсор понял, что ошибся, незнакомец был очень стар. И все-таки видеть такого красивого старика ему еще не доводилось. Высокий, не намного ниже генерала Баан-Ну, стройный, длинноногий, с гордой осанкой. Глаза черные и насмешливые, а лицо загорелое и моложавое. Старик улыбнулся, приветствуя Морни: — Здравствуй, дочка. Наконец-то ты меня навестила. И правильно, обойдется твой генерал без тебя, не маленький, чай. Ты привела мне свежих учеников? — Посмотрим, — улыбнулась Морни, — посмотрим, как оно получится. Из девушки наверняка выйдет прилежная ученица, а вот парень весьма упрямый и строптивый. С самим генералом вздумал в гляделки играть. — Неужели? — усомнился старик.— И какой был приз? — Десять плетей, — фыркнула Морни, — которые ему непременно достались бы, если бы не я! Старик понимающе кивнул, а затем вежливо обратился к Гелли: — Госпожа, прошу вас пойти со мной. «А как же я?» — хотел спросить Ильсор, но гордость не позволила ему задать этот детский вопрос. Он все равно поплелся следом за стариком и женщинами, оправдывая себя тем, что было бы нелепо торчать посреди сада, словно не прополотый сорняк. Старик проживал в маленькой сторожке, затерявшейся в зарослях лурианы. Ильсор поморщился: луриана была довольно противным сорняком. Заросли этого травянистого растения дважды в год брали в плен маленький городок в Арзакских горах, в котором жила семья Ильсора. Ранней весной и поздней осенью луриана начинала буйно разрастаться, сплетая из своих синеватых побегов прочную сеть, которой опутывала дома. Молодой арзак печально улыбнулся, вспомнив, что, когда он учился в школе, весь класс освобождали от уроков на время сбора лурианы. Из лурианового волокна изготовляли прочную ткань, которая шла на изготовление школьной формы и рабочих спецовок. Хорошая материя получалась, прочная и ноская, к сожалению, она не поддавалась никаким красителям, всегда оставаясь сине-зеленой. В этом жутком месте даже луриана была какой-то серой, видно, сказывалась близость пустыни. В сторожке был каменный пол, напоминающий булыжную мостовую родного города Ильсора, на полу лежала пара вытертых травяных циновок. Очаг, сложенный из камней, керосиновая лампа на старом ящике, пара чашек и кувшин — вот все, что было в хижине. Ильсор ошарашенно огляделся: должно же быть еще хоть что-то! Из стены торчит гвоздь, на который старик повесил свой плащ, на ящике рядом с лампой — пара ветхих книг в плетеных обложках. Лишь окна, большие и светлые, просто роскошны: в них вместо стекол вставлены ульситовые пластины, отчего вечерний закатный свет очень интересно преломляется, проходя сквозь окна, расцвечивая серый булыжный пол изумрудными и аквамариновыми бликами. Совсем как в Народном Дворце, который Ильсор видел на картинках в бабушкиной книжке. Ильсор понимал, что поступает невежливо, но все-таки не смог удержаться и самовольно занял одну из циновок, улегся на ней и положил руку под голову. Старик понимающе улыбнулся, разжигая огонь в очаге. — Устал, малыш. Не засыпай пока, дождись чая. А утром тебя Морни покормит, она у нас по кулинарной части мастерица, сам генерал в ней души не чает, сковородки и кастрюльки для нее аж из столицы выписывает. Ильсор не ответил, лишь рассеянно улыбнулся, не находя слов. «Чай» оказался синим отваром стеблей лурианы, он был довольно-таки приятным на вкус, но обычно пили его только самые разнесчастные бедняки, для которых синий чай и вяленые стебли лурианы были единственными доступными лакомствами. Третья бабушка Ильсора как-то велела ему вымыть рот с мылом, когда застала его за поеданием бедняцких конфет из лурианы и патоки. Она на четверть менвитка, чуть постарше, чем отец Ильсора. Дед Ильсора взял её второй женой, поскольку та осталась вдовой с тремя детьми. Он её не любил, а женился только из жалости, что совсем не прибавляло третьей бабушке благодушия. Но этот старик, похоже, совсем небогато живет. Ильсор с благодарностью принял от него чашку с синим чаем, отметив, что чашка старинная и сделана из очень редкой зеленой глины. Да за такую чашку можно дом купить, мало ли коллекционеров… — Меня зовут Юнсар, — сообщил старик, подливая Ильсору новую порцию чая, — рассказывайте, как вы сюда попали. Ильсор поведал о пире во дворце правителя во всех подробностях, какие ему сообщила Гелли. Почему-то он самовольно назначил себя старшим в их маленькой команде из двух человек, хотя о тех событиях знал лишь со слов девушки. Выслушав его, Юнсар обратился к Гелли: — Милая, расскажи, пожалуйста, во что ты была одета, когда воспротивилась колдовскому внушению? — На мне было фиолетовое платье, украшенное серебряной вышивкой. Оно хранилось в моей семье больше сотни лет. Сначала оно принадлежало моей двоюродной прабабушке, потом она подарила его своим дочерям, те носили его по очереди, потом оно перешло по наследству моей бабушке. Его надевали только по праздникам. Раньше умели делать вещи на века, оно до сих пор очень красивое. Раньше в него были вставлены металлические обручи, и юбка была широкая, как шатер, но потом это стало немодно, и мы убрали обручи и сделали юбку в складочку. У меня было новое платье, сшитое специально для выпускного, но я выпросила у бабушки её старинное. — Все это хорошо, милая госпожа. А какие на тебе были украшения? Может быть, аквамариновые сережки? Или гелиодоровый* браслет? — Нет, — удивленно отозвалась девушка, — гелиодор — он желтый, а аквамарин — голубой. К фиолетовому платью они не подойдут, да и не так много у нас драгоценностей. В нашей общине практикуется строгий имущественный ценз: каждому разрешено иметь в личной собственности лишь небольшое количество вещей, украшений, одежды. Серую и коричневую одежду можно носить сколько угодно, хоть в десять слоев, а цветную — только по праздникам. И не у каждого она есть. А драгоценности... У тети был зеленый стеклянный кулон, внутри которого была красно-коричневая маленькая ракушка. Ей все сестры завидовали, а когда она одолжила его маме... — Это очень интересно, правда. А теперь ответь, на тебе были украшения? — Были, — неохотно ответила Гелли, недовольная тем, что ее перебили, — бабушка дала мне свою диадему. — С бериллами? — прищурившись, осведомился старик. — Да, — ответила она, удивленно пожимая плечами. — Понятно. — Я тоже смог сопротивляться колдовству менвитов! — заявил Ильсор, недовольный тем, что все внимание Юнсара обращено на девушку. — Да, да, я помню. Ты молодец, — отозвался Юнсар, по-прежнему не глядя на него. Очевидно, он совсем утратил интерес к разговору. Морни это тоже поняла и решила, что пора уходить: — Собирайтесь, молодые люди, нам пора. Гелли послушно встала с циновки, а Ильсор притворился, что дремлет. Он не понимал, почему ему так хочется остаться, но упрямо решил, что никуда не пойдет, пока не поговорит с Юнсаром. Девушка ушла вместе с экономкой, и вот тогда Ильсор открыл глаза. — Если Морни не подготовит тебя должным образом, генерал ее сурово накажет, — укорил его старик. — Ты же сам говорил, он в ней души не чает? — съехидничал Ильсор. — Все правильно, — отозвался старый Юнсар, — он в ней души не чает. Не знает, что у нее есть душа.
totoshka: В чужом доме Никто не встретил его на вокзале. Кажется, его никто и не ждал. Он только пожал плечами: неделя выдалась не из легких. Начать с того, что отец однажды просто взял и выставил его из дома, вручив небольшую сумму денег и велев ехать к бывшему отцовскому сослуживцу, генералу Баан-Ну. Отец не потрудился ответить на робкие вопросы сына, даже замахнулся рукой, чтобы дать ему подзатыльник, но передумал и почему-то расплакался. Это было так страшно, что он безропотно поклонился отцу и развернулся, чтобы уйти. Отец удержал его за воротник и мальчик обернулся, надеясь, что все произошедшее ему померещилось. Не померещилось, лицо отца было искажено от страшной муки. «Что-то произошло с мамой?» — спросил он, отчаянно пытаясь вести себя достойно и сдержанно, как подобает менвиту. «Что-то нехорошее случилось с нашим народом, — отвечал отец, утирая слезы рукавом мундира, — пожалуйста, запомни мои слова. Никогда не бросай своих. Будь первым в бою и последним в отступлении». «Раз так, я остаюсь, отец!» — гордо отвечал он, глядя в глаза отцу. «Нет, ты поедешь к генералу Баан-Ну, — прикрикнул отец, — ты не ослушаешься. Всегда исполняй приказы старших по званию, и люди будут тебя уважать». И вот сейчас он стоял на вокзале, не имея при себе даже чемодана с необходимыми вещами. Денег почти не осталось, едва ли кто-то согласится подвезти его бесплатно. «Скажите, пожалуйста, уважаемый, где находится дом генерала Баан-Ну?» Спросить пришлось, по крайней мере, десять раз, прежде чем хоть кто-то снизошел до ответа. Большинство прохожих просто молча проходили мимо него, словно он был пустым местом. Отталкивали, если он оказывался у них на пути. Эти люди отличались от скромных жителей его родного городка. Они носили яркие одежды, расшитые орденами — можно подумать, они все воевали и совершили кучу подвигов, раз заслужили столько наград. Наконец, когда он почти потерял надежду, какая-то женщина, выглядевшая победнее прочих, сжалилась над ним: — И зачем тебе понадобился этот бородатый упырь? Да не бойся ты, горе-наказание, мимо не пройдешь. Иди вон в том направлении, за черту города, там начинается пустырь. Пройдешь три мили, увидишь высокий дом, весь разукрашенный так, что глаза кровью текут. Вот это и есть логово Банну, в котором он пьет, жрёт и... — Спасибо, госпожа, — сказал мальчик, неожиданно узнавший, чем занимается генерал в своем высоком доме. И поскольку любопытство — это шило, что никогда не притупится, он спросил: — А за что вы его так не любите? Женщина горько рассмеялась: — Этот горе-генерал, эта рыжая подставка для наград... — последовал длинный перечень сравнений, не всегда приличных, которые нелестно характеризовали генерала Баан-Ну. — Он погубил моих сыновей! — Мне жаль, чтимая госпожа, — он согнулся в глубоком поклоне, прижимая ладони к сердцу, — но мне больше не к кому пойти. Поскольку женщина ничего ему не отвечала, только закусила губы от злости, он еще раз поклонился и пошел в указанном ею направлении. Женщина проводила мальчишку злобным взглядом серых глаз и прошептала вслед: — Сбежал! Баан-Ну струсил в бою и бежал, бросив свой отряд на произвол судьбы. И ты когда-нибудь так же поступишь, и ты струсишь, вся ваша порода такая... «Вот уж нет, достойная госпожа. Не бывать этому!» — подумал мальчишка, но не стал произносить это вслух. Отец всегда учил: слова без дела — ветер. Когда он дошел до генеральского дома, уже наступило время обеда, о чем ему напомнило урчание в животе. Увидев жилище Баан-Ну, подросток мысленно согласился с той разъяренной женщиной: дом был кричаще пестрым, словно наряд шута. Правда, пестрота складывалась из различных оттенков серого цвета, но все равно впечатление создавалось нелестное. «Кажется, этот сомнительный архитектурный шедевр называется «Бассаниум», — припомнил мальчик. Приглядевшись внимательнее, он понял, что при строительстве неведомый архитектор брал за образец дворец Верховного Правителя Рамерии, но попытка воспроизвести шедевр древнего зодчества с треском провалилась. Колонны дворца правителя были вырезаны из огромных глыб серебристого мрамора, которые были привезены издалека. Колонны генеральского дома были сложены из кирпича и покрашены серебряной краской. Под воздействием палящего солнца краска выгорела и облупилась. Она выцветала неравномерно, дом казался состоящим из заплат. Отец однажды брал его с собой в столицу, и дворец Правителя они увидели, хоть и издали. В школе рассказывали, что существует лживая теория, будто этот древний дворец построен арзаками. Но это все неправда, говорила учительница, арзаки — примитивный народ, народ без государства, они умеют строить только хижины. В душе мальчик с ней был не согласен, поскольку видел: арзаки все делают красиво. Двор генеральского дома был вымощен серым привозным булыжником, а сад вокруг обсажен привозными фруктовыми деревьями, которые никак не желали приживаться на неблагодатной почве. Даже луриана напрасно поднимала свои сине-зеленые пальцы к раскаленному небу, яростное солнце пустыни приручило и ее. Здешние кусты были бледные и слабые, гнулись к сухой земле. Пока мальчик разглядывал дом, к нему подошла статная женщина в летнем платье практичного серого цвета. Лиф платья был украшен красивыми цветными лентами. Она поклонилась, приветствуя гостя, но без подобострастия. Женщина пахла цветочным мылом и свежими гренками. Он радостно улыбнулся: ему нравился этот запах. — Добро пожаловать в Бассаниум, — сказала женщина, ласково улыбнувшись гостю. Она протянула ему руку и удовлетворенно кивнула, когда он с готовностью поцеловал ее. Женщина повернулась и прошествовала в дом, пригласив его следовать за ней. Он сразу понял, что эта красивая женщина — не жена генерала. Её чёрные волосы были заплетены в косы и покрыты кружевной наколкой, а, кроме того, она носила бейджик с надписью «Мар-Не». Едва ли хозяйке дома придет в голову нацепить бейджик. Мар-Не была высокой, довольно рослой и красивой брюнеткой. Она царствовала на кухне генерала Баан-Ну и совершенно искренне полагала себя неотразимой. Она была великолепна — во всяком случае, так показалось подростку, не искушенному в общении со столичными красавицами. Он настолько увлекся разглядыванием женщины, что даже не обратил внимания на обстановку генеральского дома и то и дело спотыкался о мебель. Кушетки и кресла в приемном покое были обтянуты сверкающей лаковой кожей, повсюду были расставлены столики с бисквитами, засахаренными орешками и крекерами — легкими закусками, популярными среди столичных жителей. Рядом стояли хрустальные кувшины, наполненные густыми ликерами, которые в другое время не оставили бы мальчишку равнодушным. Не то чтобы в его доме было принято угощаться горячительными напитками, скорее наоборот. Отец, майор захолустного гарнизона, когда-то задал ему серьезную трепку за кражу сладкого ликера из маминого секретера. На самом деле ликера он не пил, а подкрашивал им обычную питьевую воду, потому что часто играл со своими друзьями в войну, а полководцу-победителю не пристало обходиться без победного пира. К тому же не угостить друзей — это и вовсе натуральное арзакство. Но признаваться в этом отцу не стоило, поскольку намного почетнее быть выпоротым за распитие спиртных напитков, чем за банальную кражу. Мар-Не отвела гостя в комнату, обстановку для которой подбирал некто, никогда не общавшийся с детьми, но всю жизнь мечтавший о ребенке. О девочке лет пяти. Даже футбольный мяч, лежащий на прикроватной тумбочке, был нежно-фиолетовым. Фиолетовый считался на Рамерии самым девчачьим цветом. Но мальчик отважно улыбнулся и сказал: — Здесь здорово. Мар-Не довольно улыбнулась, принимая комплимент за чистый изумруд. — Я принесу тебе поесть прямо сюда. В «Бассаниуме» обычно так поздно не завтракают. Генеральша может заругаться. — Она такая грозная? — любопытство взяло верх над усталостью. — Ну что ты, — фыркнула Мар-Не, — просто противная. Невзрачные женщины часто бывают противными. — Значит, ты очень приятная, потому что красивая! — выпалил он, отчаянно краснея. Мар-Не согласилась с этим без особых возражений и оставила гостя в одиночестве, удалившись распорядиться насчет завтрака. Хмурая горничная принесла поднос с горячими гренками и травяным чаем, от которого явно кто-то отпил. Мальчик решил ничего ей по этому поводу не говорить, хотя она уставилась на него с угрюмым вызовом. Он просто повернул чашку другим боком, на котором не было отпечатка дешевой лиловой помады. В конце концов, все могло быть гораздо хуже: она запросто могла плюнуть ему в чашку. Горничная ждала, пока он позавтракает, скрестив руки на груди. Она была арзачкой, арзаки были редкостью в его родном городе, но разглядывать её было, по меньшей мере, невежливо. Она подобными предрассудками не страдала, рассматривая подростка пристально и безжалостно. Он чувствовал, как ее черные злые глаза обшаривают его потное и запыленное лицо, его заостренный, как у всех менвитов, нос, покрытый блеклыми веснушками. Его уши горели от стыда, но мальчик продолжал есть как ни в чем не бывало, аккуратно откусывая от гренка и неспешно прихлебывая свой чай. — Молодой господин наконец-то изволил откушать! — злобно пропела горничная, только что не выхватывая чашку из его рук. Она явно нарывалась на скандал, но он не собирался доставлять ей такое удовольствие. Кроме того, может, она это вовсе и не ради удовольствия. Вдруг у неё какие неприятности... — Спасибо! — поблагодарил мальчик, ставя чашку на поднос. Горничная ему не ответила, так резко развернувшись, что вся посуда посыпалась с подноса. Она не обратила на это внимания и даже не замедлила шага. Её длинная юбка зеленым флагом летела за ней. Он вздохнул: собирать осколки придется самому. Ему удалось убрать практически все, когда в комнату вошла очень противная (и очень невзрачная) тетка, которая, как он понял, была хозяйкой дома. — Что здесь происходит? — вопросила она, брезгливо поджимая тонкие губки. Голос у нее был сладенький и тоненький, как у капризной девочки. Противная тетка нависла над мальчиком, ее остренький длинный носик напоминал клюв — вот-вот клюнет в глаз, — а он, как назло, стоял на коленях, собирая разбитую посуду. Отец говорил, что никогда не следует создавать проблемы слугам, особенно арзакам. «Все делай сам, слуги — это как костыли. Здоровому человеку костыли не нужны». — Ничего, благородная дама. Я разбил чашку, извините меня. Ротик генеральши сжался в ниточку, и она вкрадчиво спросила, кокетливо подмигивая: — Это точно ты разбил? А может быть, эта глупышка Вилья? — Точно я, — твердо ответил ей мальчишка, не собираясь становиться стукачом. — А может, все-таки Вилья? Я отправила её женишка в урановые рудники, вот она и мстит мне, зараза неблагодарная. Сломала сегодня мою любимую заколку с аквамаринами, пролила сок на мой атласный пеньюар, теперь вот чашку разбила, мерзавка. Не понимает своего счастья, дурочка. Я ее из птичника взяла в господский дом, жениха ей нашла, сына дворецкого моей племянницы. А она все нос воротит, к своему поклоннику деревенскому бегает, негодяйка! А у суженого ее глаза такие дерзкие, что я в сердцах и послала его на рудники, авось, там его отучат на господ так зыркать. — Уважаемая, он же вам не раб, чтобы вы его за взгляд на рудники отправляли, — резонно укорил её гость, — да и Вилья – живой человек, как и вы. Не куколка, чтобы вы ей по своему вкусу свадьбу устраивали. Генеральша покраснела, побледнела, затем посинела, как от удушья. Смена красок на её невзрачном бледном лице завершилась тем, что она пожелтела от злости и заорала: — Баан-Ну, спаси меня от этого маленького чудовища!!!
totoshka: *** Генеральшу спасли слуги, которые отвели мальчишку к генералу, насовав ему по дороге полные карманы конфет. Генерал Баан-Ну походил на свой портрет, который хранился в ящике маминого стола, только он сильно ругался. Генерал, не портрет. — Что на тебя нашло, мелкий пакостник? Всего час в моем доме, а уже женушку мою раздраконил ко всем оррам! Весь в отца! — Уважаемый родич, ваша благородная супруга отправила одного человека на урановые рудники! — ответил ему польщенный мальчик, которого уж никак не могло обидеть сравнение с собственным отцом. — Арзака, — поправил его генерал, — арзака, а не человека. — Уважаемый, а разве арзак — не человек?! — глупость генерала поражала до глубины души. — Не совсем человек. Арзаки — тупиковая ветвь эволюции, слабые вырожденцы. Тебе следует почитать мой очерк «Упадок арзакской культуры. Духовные истоки физической деградации арзаков». — Обязательно прочитаю, господин, — ответил мальчик, про себя подумав: "Да, как же! Когда совсем крыша протечет", и добавил: — А вы все-таки признайте: арзаки — люди. — Пыльные страницы либеральных книжонок, — поморщился генерал, — забили твою пустую голову замусоленными идейками о всеобщем равенстве. Это чушь, так и запомни, родственник. Менвиты — избранная раса Вселенной, нам все можно. Другие разумные существа созданы лишь затем, чтобы повиноваться нам. Его собеседник усмехнулся: книг он читать не любил. Когда совсем нечем было заняться, он сам с собой играл в крестики-нолики. Но такое бывало редко, потому что он мечтал стать вратарем футбольной команды и не мог обходиться без тренировок. Он даже по ночам гонял мяч во дворе своего дома, когда все уже спали. Но надо было что-то ответить генералу, который говорил какую-то чушь, и мальчишка выпалил: — Господин Баан-Ну, вы не можете считать арзаков низшей расой. В вас самих течет арзакская кровь. И во мне тоже. И ничего тут нет стыдного. Реакция генерала на эту дерзость была ужасной. Он побагровел, что в контрасте с рыжей бородой выглядело потешно, его голубые глаза выпучились, как у вареного крабса, а клешни неумолимо вцепились в уши дерзкого гостя. — Запомни, родственничек, — зарычал генерал, — никогда не смей упоминать в моем доме об этой ужасной ошибке моего прапрадеда, или это упоминание станет твоим последним деянием в этом доме! — Вы меня не убьете, я буду драться и сам вас убью! — сказал мальчишка голосом, который ему самому казался очень гордым и независимым, но на самом деле был еле слышным от подступивших слез. — Если ты хочешь стать своим в моем доме, если ты вообще желаешь здесь остаться, запомни: менвиты — Избранники. Тебе, с твоей злополучной внешностью, придется приложить все усилия, чтобы тебя приняли в ряды менвитов! Или уходи на улицу, и дальше уж, по нашим законам, твоё дело — выжить. Оттолкнув его, генерал направился к выходу. Подросток молча поднялся, размышляя, насколько реальны угрозы генерала. Надо же, сколько пафоса! Сколько чванливого самомнения! Посмеяться бы над дядюшкой, но ничего смешного в приключившемся несчастье нет. Мальчик украдкой потрогал свой нос, напоминавший клюв, — только он и выдавал в нем менвита. Глаза у него карие, рост невысокий, волосы то ли черные, то ли тёмно-серые, сам Гван-Ло не разберет. Только нос менвитский, а где это видано: прокладывать себе путь по жизни носом? Невзрачная тетка, жена генерала, снова удостоила своим присутствием его комнату. У неё скверно воняет изо рта, отметил он, пока женщина шипела, брызгая ему в лицо слюной: — Еще раз посмеешь ТАКОЕ сказать – и вылетишь из нашего дома, как луч из пистолета! *** Когда он рискнул покинуть свою комнату, то нос к носу столкнулся с Мар-Не. Он испуганно попятился, но она притянула его к себе и обняла, нашептывая что-то утешительное. Он с готовностью прижался к ней, чувствуя, что может ей доверять. Так трудно одному... — Госпожа Мар-Не, почему здесь к арзакам относятся как к рабам? У богачей куча слуг, я знаю, их наказывают по любому поводу, но хозяйка какая-то уж совсем злая. — Ах, милый, — простонала Мар-Не, — мы действительно стали рабами. Так уж распорядился колдун Гван-Ло. — Великий Гван-Ло — наш правитель! — нахмурился мальчишка, строго посмотрев на Мар-Не. — Ваш правитель — полное Гван-Ло! — отрезала Мар-Не, сверкая темными глазами. — Он обучил всех менвитов чаровать взглядом. Стоит менвиту отдать приказ, глядя арзаку в глаза, как арзак тут же повинуется, точно кукла заводная. — Мар-Не, — убедительно сказал мальчик, — посмотри мне в глаза и убедись: я не колдун. Я никогда не заставлю тебя подчиняться. А ведь я менвит, а что это значит? Это значит, что все менвиты не могут быть плохими. Глупо поступают те, кто пользуется просчетами правительства, присваивая себе власть над беспомощными арзаками. Гван-Ло одумается, а если нет — ему же хуже. Экономка испуганно зажала ему рот ладонью: — Тише-тише, на нас могут донести. Лучше пойдем отсюда, я тебя кое с кем познакомлю. Озадаченно кивнув, он отправился за ней, настороженно озираясь по сторонам. Правда, никаких шпионов и доносчиков поблизости видно не было, но мальчишка решил не терять бдительности. Уже стемнело, и на садовые дорожки дружно выползали всякие небольшие, но опасные существа, ведущие ночной образ жизни. В воздухе то и дело вспыхивали яркие огоньки: на охоту вылетели бабочки-огнежалы. Красивые, но не дай боги протянуть к ним руку — надолго запомнишь. Мар-Не привела его к хижине — крошечному каменному домику под соломенной крышей. В домике собралась небольшая, но дружная компания, не привечающая чужаков. Такой вывод мальчик сделал из того, что вожак компании, красивый черноволосый юноша, попытался выставить вон его и Мар-Не. Красивая девушка – самая красивая в мире – положила руку на плечо разозленному соплеменнику и что-то сказала ему тихим голосом. Но он отстранил ее и сказал экономке: — Ты жалишь как змея, полукровка. Зачем ты привела к нам на сходку менвита? Мар-Не гордо выпрямилась, приготовившись дать нахалу отпор, но упомянутый менвит сам вышел вперед, решив, что просто обязан вмешаться: — Змея жалит, только если ей наступят на хвост, а невежа жалит, пока ему не прищемят нос! После этого должен был последовать мордобой, мальчишка внутренне приготовился к драке, но арзаки почему-то засмеялись, а Мар-Не громче всех. Черноволосый красавец сел на свое место, явно пристыженный. — Ильсор, пожалуйста, не прогоняй моих гостей. А тем более, родственников, — вежливо попросил старый арзак. — А ты, молодой человек, скажи, пожалуйста, как тебя зовут. Мальчик ответил, и старик произнес, ласково улыбнувшись: — Вот как? А по-нашему будет Мансур. Мансур — по-арзакски означает «орел», ты знал об этом? — Нет, — удивился мальчик, — а у вас у всех имена говорящие? — У всех, — отвечал старик, — его, например, зовут Ильсор, что означает «Прекрасный», Гелли — «Светлая». Меня же зовут Юнсар, хотя ты и не спрашивал. — Простите. А я знаю! Юнсаром звали вашего древнего вождя, — на этих словах незваный гость осекся, словно решив, что сболтнул лишнее. Старик задумчиво посмотрел на ребенка, словно взвешивая что-то у себя в уме. Наконец он медленно произнес, тщательно подбирая слова: — Манс, надеюсь, ты нас простишь. Народ Мена издавна враждовал с нашим народом, хоть и не твоя в том вина. За годы, прошедшие с момента капитуляции нашего вождя, мы утратили все. Сначала наши города были разрушены, а нас переселили в резервации. Потом вы, менвиты, неожиданно прониклись к нам дружелюбием и повелели нашей молодежи учиться в ваших учебных заведениях. Вы стали настаивать на переселении арзаков в менвитские города. Самые наивные из нас обрадовались, решив, что это означает конец сегрегации. Потом вы закрыли арзакские школы под предлогом того, что всеобщий язык якобы будет способствовать нашему скорейшему развитию. Излишне упоминать, что этим «всеобщим» языком стал ваш язык, менвитский. А теперь вы объявили нас рабами. Подумай, что бы ты почувствовал на месте Ильсора?
totoshka: Арзаки и менвиты Даже на женской менвитской моде лежала печать военщины. Шкаф Гелли был битком набит платьями, сшитыми из дико дорогих тканей. Вот только скроены эти платья были по образцу военного мундира. С той лишь разницей, что они были очень длинными, в пол. Морни увидела, как Гелли озадаченно перебирает алые, розовые, аквамариновые шелка, и заметила, улыбаясь: — Довольно однообразно, не так ли? Она рассказала Гелли, что в связи с огромным наплывом рабынь в частные дома специально для них стали выпускать особую униформу. — Всего за месяц? — потрясенно спросила Гелли. — Так ведь теперь-то менвитам хватает даровой рабочей силы, — со вздохом констатировала Морни. Она принесла в комнату Гелли маленькую швейную машинку и портновские ножницы, а также все необходимое для вышивания бисером и нитками. Гелли занялась облагораживанием своего гардероба. Она знала, что на платьях менвиток вышиваются те же ордена, какими обладают их мужья. А что полагается вышивать на платье рабыни-арзачки? — Цветы, — сказала Морни, словно подслушав ее мысли, — цветы, травы, стилизованные изображения певчих птиц. Но не дай бог тебе изобразить какие-нибудь этнические узоры, изобличающие твое знакомство с культурой твоего народа. Тогда господам станет ясно: ты не забыла, что ты арзачка. — А ранвишей можно? — спросила Гелли, машинально накручивая прядь своих длинных волос на палец. Эта привычка была у нее с детства. — Нельзя, — Морни нахмурилась, — менвиты не слишком любят ранвишей. Их трудно поймать, а если поймаешь — укусят. — Как и ты, — заметила Гелли, улыбнувшись, — ты прямо себя описала. Ильсор назвал тебя змеей, но я знаю, ты не такая. Ты мне напоминаешь ранвиша. — Рада слышать, — отозвалась польщенная Морни. — Надо сказать, этот Ильсор уж больно высокомерный. И с чего только такой молодой парень столько о себе мнит? — Ну, — Гелли замялась, — он очень гордится тем, что может противостоять колдовским взглядам наших новоявленных господ. И еще, дед Ильсора — вождь в его родном городе. — А город этот, конечно же, несказанно велик, — насмешливо бросила Морни, протягивая Гелли коробочку с конфетами. — Но даже если и так, то лучше бы наш герой не торопился нос задирать. Чем гордиться-то, тем, что он самый свободный из рабов? — Все это так, тетя Морни. Даже если он сам не поддается менвитскому гипнозу, то прочие-то арзаки все равно остаются рабами, следовательно, он сам всегда будет рабом, потому что бежать ему некуда. Даже если сбежит, то будет обращен в рабство на новом месте, потому что в наши времена арзак не может быть сам по себе. — Это верно, детка, — согласилась Морни, для утешения отправляя в рот горсть конфет, — раньше я работала тут за деньги. И скажу тебе, не хвастаясь, я считалась гордостью этого поместья, моя кухня славилась на всю округу. Многие господа-менвиты пытались меня переманить к себе, но я не соглашалась. Баан-Ну все еще продолжает платить мне зарплату, но это пока я не скажу, как меня зовут на самом деле. — И как тебя зовут на самом деле, Морни? — озадачено спросила Гелли, вдевая нитку в иголку. — Морни, — усмехнулась Морни, облизывая краешки губ от конфетной начинки, — меня зовут Морни, а вовсе не «Мар-Не». Вот только моему генералу этого сообщать не стоит. — Значит, ты не рабыня? — с невольной завистью спросила молодая арзачка. — Нет, во всяком случае, пока. Статус полукровок остается под вопросом. Верховный еще ничего не говорил по этому поводу. Чтоб он свой язык прикусил, отравился и помер. — Дайте боги, — горячо поддержала Гелли, — а что ты скажешь о Лон-Горе? Морни задумалась. Она могла бы рассказать, что жил в генеральском поместье такой арзак, Линар. Был наемным работником, отвечал за генеральский сад, ныне заросший сорняками. А после порабощения вдруг не смог работать, как прежде. Пропала какая-то искра. Однажды Линар просто застыл над клумбой, как сломавшаяся механическая фигура. Из лейки, которую он держал в руке, продолжала капать вода, пока не иссякла. На беду в сад принесло генерала и доктора Лон-Гора, и генерала очень сильно заинтересовало, какие же сбои произошли в работе мозга садовника. Он распорядился, чтобы Лон-Гор это выяснил… — Морни, — встревоженно окликнула ее молодая товарка, — что случилось? — Ничего. Думаю о твоем Лон-Горе, — хмуро откликнулась Морни. — И вот что я думаю, детка: держись-ка ты от него подальше. — А если это будет не в моей власти? — тихо спросила Гелли, взяв стеклянную бусину. Ее тонкие пальцы дрожали. — И то правда. Я забыла, извини, — Морни на минуту задумалась. — Тогда закрой свое сердце и помни: твое тело — это еще не ты. Тогда он тебя не получит. — Легко тебе говорить, — упрекнула Гелли, критически оглядывая получившуюся вышивку, — ты-то не рабыня. А Лон-Гора я давно знаю, он не отступит, пока не получит желаемого. — Если твой дружок Ильсор собирается бежать, пусть возьмет тебя с собой, — резко сказала Морни, по-видимому, недовольная намеками Гелли на ее особый статус. — Ты же соглашалась со мной, что это безнадежно, — удивилась Гелли. — Все верно, — подтвердила экономка, — зато спать с Лон-Гором не только безнадежно, а еще и безрадостно: он жуткий зануда. Кстати, я вижу, ты собираешься сделать разрезы по бокам платья, уже наметила их мелком. Едва ли это разумно, если ты не намерена привлекать к себе лишнее внимание. *** У Ильсора не было причин жаловаться на свое положение. Так уверяли его в один голос все генеральские слуги. Прошла декада, и он начал говорить то же самое, старательно улыбаясь. На нем была новая, с иголочки, лакейская ливрея. Так распорядился сам генерал, господин Баан-Ну. Манжеты и воротник ливреи были расшиты золотой нитью: Гелли и Вилья два дня убили на эту вышивку. А все прочие рабы, которых было немало, носили одинаковую одежду из сине-зеленой грубой мешковины. Обычных рабов кормили в общей столовой, дважды в день, давая им по куску хлеба и миске супа, а для Ильсора Мар-Не готовила отдельно. Впору возгордиться, а не рыдать от горя, как делал Ильсор втайне от всех. Даже первый из рабов все равно оставался рабом, полностью зависящим от каприза господина. И не только. Опасность исходила от каждого светловолосого и холодноглазого индивида. В поместье генерала Баан-Ну было много слуг, видимо, он действительно был очень высокопоставленным менвитом. Доктор Лон-Гор был домашним врачом генерала, именно он был причиной того, что лояльность Ильсора к генералу резко увеличилась. В местной иерархии доктор стоял лишь на ступеньку выше, чем личный слуга генерала. Ему даже не всегда находилось место за обеденным столом. Если к Баан-Ну или его супруге приезжали в гости, обед доктору приносили в его кабинет. Гелли проболталась, что Баан-Ну спонсировал обучение Лон-Гора в медицинском колледже. Генерал, сам не блещущий талантами, превосходно умел находить и прикармливать талантливых молодых специалистов. Когда Ильсор проходил обязательный для всех рабов медосмотр, Лон-Гор уделил ему персональное внимание. Продемонстрировал собственную коллекцию заспиртованных человеческих органов. И сказал, что пополнит эту коллекцию за счет Ильсора, если еще раз увидит того рядом с Гелли. Приходилось с удвоенным прилежанием прислуживать генералу, лишь бы не попасть в равнодушно-умелые руки доктора Лон-Гора. Каждое утро начиналось для Ильсора одинаково: — Доброе утро, господин Баан-Ну, — говорил он генералу, ставя поднос с фруктами и охлажденным вином на столик рядом с генеральской кроватью. К тому моменту, как генерал открывал глаза, Ильсор должен был стоять наготове с чистым полотенцем, тазиком и кувшином прохладной, но не холодной воды. Каким образом он был должен все это удерживать, имея в наличии всего две руки, оставалось загадкой. — Что, Ильсор, отлично мы сделали, указав арзакам их место? — спрашивал всклокоченный генерал, с энтузиазмом отфыркиваясь. По-видимому, он был не способен даже умыться, не забрызгав все вокруг. — Да, господин Баан-Ну, я абсолютно счастлив вам служить, — отзывался Ильсор, не смея даже утереть лицо от брызг. — А поначалу ты уперся, — недоверчиво замечал генерал, сверля Ильсора ледяными колдовскими глазами. Его рыжие волосы и борода вставали торчком, словно жесткая щетина дикого зверя. — Я был не в своем уме и покорнейше молю меня простить! Ваш покорный слуга был болен и не соображал, что творит. — Чего не скажешь, лишь бы не оказаться на полочке доктора Лон-Гора в виде небольшого фрагмента. Обычно такие уверения успокаивали генерала, но не на этот раз. Сегодня он проснулся не в духе. А если генерал вставал не с той ноги, слуги узнавали о его плохом настроении самым чувствительным образом. Вот и сегодня он дал это понять. — Смотри у меня. Скоро у тебя появится возможность доказать свою преданность. Но если ты подведешь меня — сгною. — Моя жизнь принадлежит моему господину. — Ильсор согнулся в глубоком поклоне, умудрившись не пролить ни капли из тазика, который по-прежнему держал в руках. Опомнившись, он поставил тазик и кувшин на пол и взял генеральский халат, помогая хозяину одеться. Причесывать генерала было не самой простой задачей. Баан-Ну делал все возможное, чтобы осложнить ее до предела. — Мне оказана величайшая честь, Ильсор, — начал он, жуя спелую альму, — мое поместье собирается посетить Верховный правитель Рамерии, достойнейший из достойнейших, Гван-Ло. И вместе с ним прочие достойнейшие из достойных: Тор-Лан, Военный министр — рыбина вяленая, белоглазая; Кау-Рук, племянник Верховного — умник, много о себе понимающий. И прочие. Важно то, что от этого визита зависит не только мое благополучие, Ильсор, но и будущее всей нашей планеты! — Несомненно, мой господин. Вы один из самых выдающихся людей современности, — льстиво сказал Ильсор, чтобы показать, что он внимательно слушает генерала. — А разве я не самый выдающийся? — озадаченно спросил генерал, от изумления даже переставший жевать. — А впрочем, ты прав. Самый выдающийся — это Верховный правитель Рамерии. Я лишь второй. Тор-Лан тоже чего-то стоит, хотя в сравнении со мной... — Скромность моего господина возносит его выше звезд, — восхищенно сказал Ильсор. — Ты прав, — кивнул генерал, — и тут многое зависит от тебя, мой раб. А-а-ах!! Ты вырвал у меня волос, прямо с макушки! Ах ты, негодяй! Ты же знаешь, ТАМ они у меня редкие, ты, дрянь арзакская! Ты это специально, специально, чтобы отомстить мне, раб! Но погоди, я еще сошлю тебя в рудники! — С этими словами генерал швырнул огрызок альмы в лицо Ильсору. — Умоляю простить меня, мой господин. Простите меня, у меня и в мыслях не было вредить. И ваши волосы обладают бесподобной густотой! — заверил его Ильсор. — Ты думаешь? — усомнился генерал. — А я точно не выгляжу лысым? А может, мне стоит надеть мой шлем, когда прибудут гости? Тот, золотой, который ты полировал вчера? — Думаю, не стоит. Верховного правителя может насторожить, что один из знатнейших менвитов встречает его в доспехах, пусть и церемониальных. — Ильсор сам не понял, что заставило его так ответить, но не успел он испугаться собственной дерзости, как генерал неожиданно с ним согласился: — Ты прав. Правитель любит, когда подданные демонстрируют скромность и покорность. Пожалуй, я даже не буду надевать алмазное кольцо, которое супруга подарила мне на годовщину свадьбы. Как здорово, что эта мысль пришла мне в голову! — забыв о своем недавнем гневе, генерал вновь воспарил в небеса. — Господин, по уму вам равных нет, — отозвался Ильсор, принимаясь расчесывать генеральскую бороду. — Это правда, — довольно улыбнулся генерал, — и поэтому мне приходится за вас всех думать. Тяжело бремя Избранника. Так вот, Ильсор, поручаю тебе разработать программу увеселений. Чтобы все было скромно, но достойно Правителя Рамерии. Но учти, — добавил он, погрозив арзаку пальцем, — наш Верховный не любит, когда подданные пытаются подавить его своей роскошью. Он их тогда подавляет физически. — Понимаю, мой господин. Постараюсь организовать все наилучшим образом. — Уж постарайся, — благодушно сказал генерал, который уже успокоился, — и помни, если все получится, у нас начнется совсем другая жизнь. Может быть, мне даже удастся воплотить в жизнь мою мечту об инопланетной экспедиции. — Да исполнят боги все мечты моего господина! — сказал юноша, взяв шкатулку, в которой находились бусины для украшения генеральской бороды. — Это верно, — закивал генерал, — но кое-какую мою мечту боги исполнят для совсем другого менвита. Гелли — милая, невинная малышка. Но надеюсь, она уже усвоила, в чем заключаются обязанности наложницы. Я намерен предложить ее Тор-Лану, Военному министру. Он — старый сухарь, но важный для нас человек, и очень удачно для нас, что он обожает миниатюрных красавиц, таких, как наша Гелли. И распорядись насчет Вильи, попроси Лон-Гора дать ей какой-нибудь стимулятор, чтобы она была послушной и жизнерадостной. Эта глупышка все плачет о своем женишке. Строит из себя верную возлюбленную, можно подумать, что она из расы Избранников.
totoshka: *** Ильсор сам не помнил, как ему удалось сохранить невозмутимый и благожелательный вид во время этого издевательства. Очевидно, он все же как-то ухитрился ответить утвердительно на все распоряжения генерала, даже на самые пугающие. Во всяком случае, когда он уходил, у генерала не было никаких подозрений насчет его истинных чувств. Баан-Ну так и не понял, что больше всего на свете его послушный раб мечтает вонзить ему расческу в глаз. Молодой слуга генерала отправился к хижине старого Юнсара в поисках — чего? Утешения? Ответа на свои сомнения? Он и сам не знал. Хижина показалась ему еще более пустой и убогой, чем в прошлый раз. Исчезла керосиновая лампа, куда-то пропали красивые глиняные чашки, старик пил свой травяной чай из простого пластикового стаканчика. Кстати, Юнсар был не один. На тонкой циновке вместе со стариком восседал тот самый менвитский остроносый мальчишка, который так резко ответил Ильсору при первой встрече. Кажется, они о чем-то болтали с Юнсаром и... Рядом с наглым мальчишкой сидела Гелли, обнаружил юноша с внезапным гневом. Она обнимала маленького паршивца за плечи, как недавно обнимала Ильсора. Кажется, они его не ждали. Тем не менее старый Юнсар ласково улыбнулся: — Здравствуй, мой юный друг. Рад тебя видеть. — Здравствуй, Наставник. К сожалению, я пришел сюда не для того, чтобы послушать сказочку про зверя Хоо, предводителя людей Гура и Мена-отступника*. — Хорошо, — все так же благожелательно улыбнулся старик, — я не буду тебе ее рассказывать. Тогда зачем ты пришел? — Нам нужно бежать, — ответил ему Ильсор, но смотрел он при этом на Гелли. — Нам? — спросил Юнсар, скептически приподнимая бровь. — Мне и Гелли. Ей угрожает страшная опасность! Генерал Баан-Ну хочет отдать ее в наложницы Тор-Лану, Военному министру Рамерии. — Я знаю этого человека, — с болью в голосе сказал Юнсар, — он воистину враг нашего народа. Есть у нас такой обычай, ты знаешь: на плечи того, кто жизни не жалел ради блага своего народа, надевают голубой, расшитый звездами плащ. Это наивысшая честь. Но Тор-Лан заслуживает того, чтобы на него надели плащ по его заслугам, черный, как его душа. И прогнали прочь, отлучив от огня и воды. — Разве он предатель, чтобы с ним так поступать? — спросил Ильсор, несколько шокированный яростью, прозвучавшей в словах всегда спокойного Юнсара. — Он не клялся нам в верности, — потухшим голосом отозвался Юнсар, — однако есть неписаные законы, общие для всех. По его настоянию Верховный правитель Рамерии издал приказ о выселении всех недееспособных или не поддающихся гипнозу арзаков в пустыню. — Гван-Ло тоже здесь будет. Он приедет в гости к генералу Баан-Ну вместе с Тор-Ланом. Вот бы их всех сразу прихлопнуть, как гнездо огнежалов! — В черных глазах молодого арзака загорелись недобрые огоньки. — Нет, — резко возразил старик, — даже и не думай. Ты не убийца. — Ты же сам только что сказал… — начал Ильсор, но старик его прервал: — Я говорил только об изгнании, не о казни. И потом, — продолжил он после того, как сделал глоток чая, — ты не можешь сбежать. Ты нужен нам, нужен всему нашему народу. Ты способен сопротивляться менвитской волшбе, возможно, ты — единственная надежда нашего народа. — Удивительно, — горько сказал молодой арзак, — еще совсем недавно ты не желал обращать на меня внимание, а теперь говоришь, что я нужен всему народу? — Если тебе суждено стать вождем арзаков, это не значит, что с тобой следует носиться, как с бесценным сокровищем. Наши вожди испокон веку пользовались любовью и уважением народа, но, прежде всего, к ним относились как равным. Ильсор пристыженно опустил голову, понимая, что был не прав. Он уже было собрался извиниться, как его неожиданно поддержала Гелли: — Он прав. Мы должны бежать. Возможно, с чьей-то точки зрения, спасение целого народа важнее, чем свобода одной девушки, но мне кажется, что этот Тор-Лан совсем мне не понравится. Куда ты намереваешься бежать, Ильсор? Тогда Ильсор объяснил, что надеется найти убежище в своем родном городе, укрытом в тени Серебряных гор, и рассчитывает, что туда менвиты еще не добрались. Вот только как им туда добраться? Менвитский мальчик спросил: — Вертолет подойдет? — Ты всерьез? — усмехнулся Ильсор, скептически оглядев худощавого юнца. — О да. Но мне нужен второй пилот. Ты же конструктор и специализируешься на авиатехнике? Ты должен уметь управлять вертолетом. — Я умею, но только в теории. А что, у самого руки дрожат? — спросил Ильсор гораздо язвительнее, чем собирался. — Расчудесно, хорошо, — фыркнул Манс, подмигивая девушке, сидящей рядом с ним. — Гель, а Гель? Сбежим от рыжего господина? — Обеими руками за. Кроме того, я знаю, как успокоить господ-менвитов на время. Позаимствую кое-что из лаборатории Лон-Гора. Посмотрим, как господину доктору понравится его же собственное лекарство. — Дедушка Юнсар, — обратился Манс к пожилому арзаку, - а ты уйдешь с нами? — Нет. Я останусь в этом поместье. Навсегда.
totoshka: Чужой праздник Услужливый, приветливый и абсолютно обезличенный Ильсор сновал между накрытых столов, разнося напитки и закуски. Его друзья тоже присутствовали на этом жутком празднестве — совсем близко и так далеко. Вилья, у которой на шее блистало опаловое колье, сидела на коленях у какого-то пьяного военного и счастливо хохотала, глаза ее блестели стеклянным блеском. На лице играли радужные блики — то свет отражался в опалах колье. Толстый лысоватый военный в расстегнутом мундире похотливо облапил правой рукой талию Вильи, а его левая рука скользила по ее обнаженному бедру. Сама Вилья совсем не протестовала, это было ужасно, а еще ужаснее осознавать, что ее явно чем-то напичкал Лон-Гор. После потери жениха Вилья почти открыто грубила господам и не реагировала на гипноз. Генерал давно смотрел на нее как на балласт. Рядовые менвиты, прибывшие с Верховным правителем Рамерии, получили приятных спутниц, которых, однако, им строго запретили увечить. За покалеченную рабыню по менвитским законам полагалось платить вдесятеро. Но это правило не распространялось на девушек, прислуживающих высокопоставленным менвитам. Радушный хозяин предоставил своим гостям право забрать арзачек с собой, если они того пожелают. Судя по всему, военный министр Тор-Лан пожелает забрать Гелли. Об этом нетрудно было догадаться, ведь он смотрит на нее с таким восторгом, ухаживая за ней, словно за высокородной дамой. Подливает ей в бокал вина — сам, без помощи слуги, делает комплименты, сулит карьеру на столичной сцене... Гелли смущенно потупляет взор, смущенно улыбается, смущенно благодарит за комплименты. Ильсор знает, что Гелли убила бы министра, если бы могла. «Ах, что за очаровательное дитя, свежее и невинное!» — карамельным голосом произносит министр. Трудно поверить, что этот бледный, невзрачный человек — Военный министр и генерал. Говорят, что он арзак-полукровка. Говорят, что он является единственным другом Верховного правителя Гван-Ло. Наверное, думает Ильсор, только Гван-Ло способен дружить с этим бледным, тусклым человеком, напоминающим тухлую рыбу. Бесцветные, студенистые глаза и острые зубы намекали, что едва ли эта рыбка — аквариумная. Рядом с генералом Баан-Ну сидели двое мужчин, на которых стоило обратить внимание. Старший, с тяжелой квадратной челюстью и внушительными бровями, нависавшими над маленькими холодными глазами, был одет в поношенный, но безупречно аккуратный штатский костюм, контрастируя с хозяином дома, затянутым в сверкающий орденами мундир. Но не это привлекло внимание Ильсора: он уже встречался с этим бровастым штатским. Ведь это Верховный правитель Гван-Ло, и он же был тем самым менвитом, который занимался Ильсором на том приснопамятном пиру. Хотя прошло немало времени, у арзака снова заломило виски при одном воспоминания о пережитом. Ильсор с немалым усилием отвел взгляд от Гван-Ло и посмотрел на его спутника. Да так и застыл на месте с открытым ртом: этот молодой менвит был, наверное, самым красивым из всех, кого встречал Ильсор. Во всех отношениях красивый человек, и красота эта заключалась не столько в точеных чертах лица и безупречном телосложении, сколько в чем-то неуловимом. Было нечто в этом лице, в глубине этих изумрудных глаз, выдающее смелость и кристальную чистоту души. Тут взгляд Ильсора зацепился за ордена на военной форме менвита. Он опомнился и разозлился на себя: какая тут порядочность, какая чистота? Это же менвит, завоеватель, враг арзаков. Он, вероятно, тщеславный баловень судьбы, дамский угодник и игрок, прожигающий жизнь в погоне за удовольствиями. Ба, да этого менвита Ильсору уже доводилось видеть раньше, на обложке какого-то журнала или по телевизору... Должно быть, Ильсор уставился на менвита слишком пристально. Тот обернулся и посмотрел прямо в глаза. Арзак стал фиолетовым от смущения. Какой цепкий взгляд! Все понятно, красавчик привык быть в центре внимания. Небось возомнил, что у него хотят взять автограф, эти знаменитости все такие самодовольные. Менвит улыбнулся, его улыбка была обаятельной, лишенной малейшего самолюбования, а взгляд его продолговатых, чуть прищуренных глаз не был злым. Злость Ильсора моментально испарилась, и он невольно улыбнулся в ответ. *** Ильсор вышел в коридор якобы для того, чтобы распорядиться насчет перемены блюд. Он тревожно оглянулся, не следит ли кто за ним, но в коридоре никого не было, кроме парочки подгулявших офицеров, увлеченно гонявшихся за полуголой арзакской девицей. Девица, не будь глупа, далеко не убегала, чтобы ее не обвинили в невыполнении приказа, но и не подпускала пьяных поклонников, кружила вокруг мраморной колонны. Наконец головы офицеров пошли кругом – в равной степени и от выпитого, и от ее беготни, они не могли как следует сосредоточиться, чтобы отдать ей приказ, не могли поймать ее взгляд. Арзачка нырнула под столик с закусками и затаилась. — Ыспарылась, — констатировал первый из офицеров, бритоголовый мускулистый тип. — А может, она превратилась в этого симпатягу с большими глазками? — спросил его товарищ, на несчастье Ильсора, оказавшийся более трезвым. — Точно! — воодушевился лысый. — С ними никогда не поймешь, парни они или девки! Так, — скомандовал он, уставившись на Ильсора, — гляди мне в глаза, повинуйся мне, чужестранец! — Довольно, — пророкотал красивый низкий голос, — довольно. За неимением гауптвахты, пройдите во двор. И ждите там, пока я не решу, как с вами поступить. С вами все в порядке? — спросил он более мягким тоном, обращаясь к молодому арзаку. — Да, благодарю вас, — ответил Ильсор безупречно спокойным голосом. — Рад это слышать. Позвольте мне выразить вам свое сожаление, поскольку некоторые из моих соотечественников — грубые и неотесанные люди. А вы и есть тот самый одаренный арзак, приобретением которого так хвалился наш гостеприимец? Вы — прославленный Ильсор, гений инженерной мысли? — Не мне о том судить. Я лишь добиваюсь задуманного моим господином. — Орденов, изумрудов и благожелательных отзывов литературных критиков? Впрочем, простите. Вы не виноваты, что вас лишили собственной воли, поработив. Как было бы интересно с вами поговорить. Возможно, вам, с вашим интеллектом, могли быть доступны основы нашей родовой магии, но, увы...
totoshka: *** Правитель Гван-Ло поспешил покинуть приемный зал, не желая задерживаться там дольше необходимого. Еда была вполне сносной, общество арзаков — невыносимым. Он отправился на веранду подышать свежим воздухом. Пол веранды загудел под чьими-то ногами, и Гван-Ло обернулся. Он увидел высокого человека, так хорошо знакомого и одновременно чужого. — Я нарушил ваше уединение, — сказал гость. — Ничего страшного, я просто вышел покурить, — ответил правитель огромной империи, раскуривая старую трубку. — Оставлю вас наедине с вашими занятиями, Повелитель, — вежливо ответил ему родственник. Он повернулся, чтобы уйти. — Останься, племянник. Я рад возможности поговорить с тобой. Я не намерен навязывать тебе свою волю, — сказал он со значением, — но позволь указать на совершенные тобой ошибки. В них повинен твой легкий нрав. Поверь, мне со стороны видней. — Какие ошибки я совершил? Может быть, младший родственник прислушается к нему, подумал Гван-Ло. Во всяком случае, он не собирается уходить. Боги, пусть он подчинится авторитету законного главы Дома. — Ты сглупил, извинившись за порабощение арзаков. Ты просил прощения за поведение своих соотечественников — у какого-то чужестранца! Ты безрассудно отказываешься от преимуществ своего положения. — Ильсора грубо оскорбили распоясавшиеся животные, недостойные называться менвитами. Извинения были вполне уместны. — Ильсор? О, я начинаю понимать. Этот арзак вскружил тебе голову, не так ли? — Не совсем. Он красив, но... — Красив, но неподходящего пола, не говоря уже о происхождении. Ты мало общаешься с женщинами. — В навигаторской школе, в которой я обучался, женщин мало, — согласился племянник. — Этим и объясняется твой интерес к рабу. Кроме того, ты напрасно рассказал ему о том, чему я тебя обучал, поведав чужестранцу о великом искусстве, которое унаследовал под страшным секретом от своих предков. К счастью, я здесь и позабочусь о тебе, племянник. Ваше тайное свидание с генеральским рабом — явное свидетельство того, что ты не дружишь с головой. Ты солдат Менвии, а ведешь себя, как глупый мальчишка. Я не собираюсь потакать твоим наклонностям. — Я от вас этого и не жду. Позвольте сказать, — родственник правителя явственно колебался, — что-то на этом празднике кажется мне подозрительным. — Чушь, — ответил ему родственник, выпуская колечко дыма из трубки, — я знаю Баан-Ну уже сто лет. Он надежный человек: бесполезный и к тому же знатного рода. Скорее обе наших луны упадут с неба, чем Баан-Ну составит заговор против меня. Кроме того, когда-то, всего несколько десятилетий назад, я был таким же, как ты. Я тоже восхищался арзаками, восторгался памятниками их древней культуры, полагал, что у нас с ними нет поводов для войны. И все же наступил день, когда я понял: важнее всего на свете процветание моей собственной расы, благо моего народа — превыше всего. Его молодой родственник собирался спросить, каким образом вероломное порабощение соседнего народа послужит благу их собственного, а еще хотел поинтересоваться, считает ли дядя его неполноценным завистником, не могущим и сапоги надеть без личного раба, но их прервали. Прибежал один из телохранителей министра Тор-Лана, принесший сообщение о том, что господину министру, хозяевам поместья и многим из гостей неожиданно стало дурно. — Проверь вертолеты! — скомандовал Верховный правитель Рамерии. — Если это теракт, то вертолеты подорвут в первую очередь. Впрочем, если бы даже племянник успел высказать дяде свои сомнения, кто сказал, что это что-нибудь изменило? *** Мон-Со поджидал своих друзей у вертолетного ангара. Скоро должны были прийти Гелли с Ильсором. Вот тогда и станет ясно, доверяет ли ему Ильсор, способен ли он забыть о своих предрассудках. А еще выяснится, справится ли он, Мон-Со, с управлением вертолетом. На самом деле отец брал его с собой на дежурные вылеты, сажал рядом на место стрелка, показывал, что и как, но самостоятельно пилотировать мальчику еще не доводилось. Для своих целей Мон-Со наметил старенький одновинтовой вертолет, лишенный опознавательных знаков. Должно быть, списанный. Кабина тесновата, не на троих рассчитана, но ничего, Гелли худенькая. Она была его лучшим другом и одновременно — чем-то большим. Отец, Мар-Не, Гелли и дедушка Юнсар оказались единственными людьми, поверившими, что он чего-то стоит. Жаль, что Юнсар постоянно звал его Мансом, хотя имя Мон-Со не так уж трудно запомнить. Может быть, он больше никогда не увидит Юнсара. Тот уже совсем старенький и заговаривается: вот недавно говорил, мол, в генеральский дом ползет огромный змей, который хочет проглотить всех арзаков, словно ранвишей. Мальчик пообещал, просто желая его успокоить: «Не бойтесь, дедушка Юнсар, я убью этого змея». Это подействовало, Юнсар радостно улыбнулся: «Вырастешь и непременно убьешь. Главное, будь сильным и верь в себя!» Юнсар и Мар-Не скоро останутся позади. Впереди ждут Серебряные горы и родной город Ильсора. Мальчик опасливо посмотрел на хвостовую балку, надеясь, что она не оторвется в полете. Сослуживцы отца рассказывали, что бывали случаи — наверняка шутили. Топливные баки защищены пенополиуретаном — взрыва и пожара можно не опасаться. Наверное. Взрыва топлива мальчик боялся чуть меньше, чем застрять в пустыне у черного-черного камня. Ему однажды приснилось: его вертолет завис над обломком скалы, не в силах ни спуститься, ни подняться. Бред какой-то, но, учитывая, что лететь придется над пустыней... Случалось, преступников приковывали к камням, однако, как правило, не вместе с вертолетами. И к камню, а не над камнем. Да и с чего бы вертолету зависать над черным камнем, это же не магнит? Хотелось бы знать, приковывают ли к камню за кражу вертолета? Какой смысл осматривать самостоятельно рулевой винт, если в этом не разбираешься? Он, Мон-Со, не техник, а пилот. Почти. Наконец-то появились Ильсор и Гелли. Они наперебой уверяли, что хозяева поместья и гости заснули и в ближайшие сутки не проснутся. Мальчик скептически хмыкнул, но спорить не стал. От господского дома до взлетной полосы минут двадцать ходьбы. Даже если кто-то их хватится, то не догонит. Правда, здесь есть охрана, но они все сплошь арзаки, и Ильсор уверял, что с ними проблем не будет. Делать нечего, Мон-Со нажал кнопку на перемотанном скотчем пульте, открывая дверь-трап вертолета. Оказавшись в кабине, он галантно протянул руку Гелли, но этот невыносимый зануда Ильсор покачал головой: — С тобой рядом сяду я. Тебе нужен навигатор. И ведь не поспоришь. Пришлось Гелли сесть рядом с Ильсором, благо, они оба худые, как спички. Как и все арзаки. — Что ты делаешь, почему мы не взлетаем? — нервно спросил Ильсор, когда они выехали из ангара и проехали половину взлетной полосы. — Ты чего, техник, у нас ведь только один двигатель, нам его беречь надо. Разгоняемся, чтобы набрать скорость. — Какую скорость, — заорал Ильсор, — взлетная полоса скоро закончится! Вертолет может взлетать вертикально, практически на месте. Взлетай, живо! Вертолет наконец-то оторвался от земли, и Ильсор замолчал: турбулентность, она, знаете ли, и не таким рот затыкала. — Почему нас так трясет? — Так воздушные ямы! — находчиво ответил мальчик. На самом деле он не был так уверен, поскольку чувствовал, что рулевой винт буксует, и обороты несущего тоже как-то подозрительно замедлились. — Над нами завис какой-то большой вертолет, — взвизгнула Гелли, — у которого пропеллеры на крыльях! — Винтокрыл? — переспросил Манс, у которого в этот момент не было возможности смотреть по сторонам, штурвал, словно живой, выворачивался из его пальцев. — Это он мешает нам набрать высоту? — Да, — ответил за Гелли Ильсор, — но, в любом случае, надо приземляться. Переводи двигатель на режим малого газа. — Ранвиш бесхвостый, ты забыл, что двигатель у нас один?! — заорал Манс после того, как Ильсор самовольно нажал рычаг.
totoshka: В начале нового пути Кау-Рук пронеся, как вихрь, по коридорам генеральского дома, неся ребенка на вытянутых руках. Его сородичи явно желали его расспросить, но не смели докучать вопросами племяннику правителя. Доктор Лон-Гор, его давний приятель, быстрой скороговоркой сообщил, что произошло покушение на правителя, но сам правитель, слава всем богам, не пострадал. Военный министр Тор-Лан приказал Лон-Гору заняться менвитскими женщинами, в первую очередь — генеральшей, которая вопила как резаная от сильных желудочных колик. Лон-Гор добавил с обидой, что сам министр и прочие высокопоставленные менвиты предпочли положиться на услуги арзакских врачей из свиты Повелителя. Кау-Рук знал, что Лон был одним из вассалов генерала Баан-Ну и получил образование только благодаря спонсорской помощи генерала. У вассалов, слуг из расы менвитов, положение было немногим лучше, чем у рабов. Богатые люди имели право обращать бедных в рабство за долги, делать их дочерей наложницами. Порабощение арзаков позволило решить эту проблему: бывшие вассалы богачей обрели свободу и собственных рабов, поэтому никто из них не возражал против гениального плана достойнейшего из достойных Гван-Ло. Но для Лона все сложилось иначе: оказалось, что собственные соплеменники его и доктором-то не считают. Ныне менвит имел право называться доктором или ученым, а быть мог только надсмотрщиком. В какой-то мере Кау-Рук сочувствовал Лону: тот был вежливым и неглупым человеком, вполне компетентным, поэтому и не стал сердиться на неуместную болтовню и сказал ему: — Этому мальчику нужна твоя помощь, Лон. Но тут генеральшу вновь одолели колики, и она подняла жуткий крик, требуя, чтобы Лон-Гор немедленно помог ей. Кау-Рук сам отнес мальчика в соседнюю комнату, устроил на кровати и ушел, оставив его на попечение доктора, а сам вернулся в гостиную. Там его ожидали хозяин дома, рассыпающийся в подобострастных извинениях, и дядюшка, невозмутимый, как всегда. На простой деревянной скамье с чашечкой чая в руках сидел Верховный правитель всея Рамерии. Молодой летчик улыбнулся: даже не заглядывая в чашку, он знал, что чай –синий, луриановый. В противоположность большинству современников дядя был неприхотлив в быту до аскетизма. — Никакого теракта не было, Повелитель. Во всяком случае, снаружи. Не знаю, что за история с отравлением, но вертолет пытался угнать какой-то мальчишка, вроде как родственник генерала. Он прихватил с собой двух арзаков, принадлежащих генералу Баан-Ну. — Где они сейчас? — быстро спросил генерал, воинственно встопорщив бороду. — Во дворе, где я их оставил. Они немного контужены, но это не беда. А вот мальчишка был сильно ранен, у него сломана нога и треснула, по крайней мере, пара ребер. — Да плевать на него, — возопил генерал, — его шкура и ломаной монетки не стоит, не надо было его первым спасать, пусть во дворе бы полежал. А вот рабы — ценное имущество. Кстати, а где сейчас Ильсор? Что-то Ильсора нигде не видать, уж не его ли Манс похитил? — Его, — подтвердил летчик, но дядя его перебил: — Стыдно, Баан-Ну, мой друг. Вы печетесь не о своем соплеменнике, а о каком-то арзаке. — Да какой он мне сородич, так, пустил к себе пожить из жалости, а он рабов воровать вздумал... Весь в отца! — По словам Кау-Рука, он еще ребенок, — заметил правитель. — А кто его отец? — Мен-Со, — замявшись, ответил Баан-Ну, — мой бывший сержант. Недавно его арестовали. Правитель задумчиво кивнул, изучая чаинки, плавающие на дне опустевшей чашки: — Смелый человек. Но, к сожалению, пребывал во власти губительных заблуждений. Я недавно общался с ним, к несчастью, недолго. Мне так и не удалось его спасти. Бывают же люди — воистину, железные. А почему собственно «Манс»? Странное имя для менвитского ребенка. — Кажется, его так слуги прозвали, — заюлил генерал, — Мар-Не или Юнсар... — Тот самый Юнсар, самый старый из слуг поместья? Поименованный в честь древнего арзакского вождя? Тот самый Юнсар, которому мой взгляд — все равно что семечки? По какой причине он до сих пор жив? — Ну он неплохой скульптор, помните, Повелитель? Статуи его работы ценятся среди коллекционеров редкостей и приносят неплохой доход... И потом, — добавил генерал, слабым местом которого всегда была жадность, — подумаешь, один-единственный арзак, не подчиняющийся гипнозу! Он и так послушный. — Один-единственный арзак, — передразнил Гван-Ло, — сопротивляющийся колдовству, хранитель знаний и памяти своего народа. А знаете, мой друг, — улыбнулся он легко и весело, — работы художника значительно вырастают в цене после его смерти.
totoshka: *** Оставленный без присмотра, Мон-Со попытался подняться с кровати. Он не желал привлекать к себе внимание стонами, поэтому изо всех сил стиснул зубы. На свою правую ногу он старался не смотреть, поскольку стопа была вывернута самым жутким образом. Пальцы на руках посинели, словно молотком отбитые. Несмотря на это, он силился стянуть с ушибленной ноги поношенный сапог из мягкой кожи, который неожиданно стал походить на капкан. Сапог не поддавался, а нога при каждом рывке посыла в мозг электрические разряды боли. Не получается. Мальчик устало откинулся на подушку. Беловолосый красавчик в алом мундире, который помешал им улететь, отнес его сюда и небрежно положил на кровать, точно сломанную игрушку. Кажется, красавчик что-то говорил насчет того, что у него, Мон-Со, совершенно нет мозгов. Представляете, какая наглость? А Мон-Со отвечал красавчику, что у того нет ни сердца, ни смелости, вот. А потом звезды на мундире этого шибко умного померкли, и мальчик провалился в пустоту. Должно быть, эти все генералы-сановники посчитали его неопасным, раз бросили его одного вот так валяться. Но ничего, ничего, он еще всем покажет, что это не так! Вот сейчас немного отдохнет и выберется из окна, и убежит. Во всяком случае, удалось же ему как-то связать вместе простыню и пододеяльник. А потом он привяжет самодельную веревку к батарее и спустится по ней во двор. Надо только не тревожить больную ногу, можно ведь и на одной допрыгать, правда? А во дворе есть песчаный скутер. Со скутером проще управиться, чем с вертолетом. Когда-то в одной книжке мальчик читал про благородных разбойников, которые жили в лесу, воровали у богатых и отдавали все бедным, как-то так. Могли они, сможет и он, кто-то же должен увезти отсюда Ильсора и Гелли? А теперь надо встать, и до окна совсем недалеко. В окно вставлены разноцветные стекла. Витраж... Когда он снова очнулся, над ним склонился доктор Лон-Гор и сообщил, обращаясь к кому-то незнакомому: «Восстановление требует времени, восстановление требует времени». Как смешно. Какие все в комнате смешные, и особенно смешон рыжий генерал: сегодня на нем золотой шлем с крылышками, напоминающими уши какого-то глупого животного, которое громко орет и лягается, вспомнить бы еще название. И дядька этот, у которого морда кирпичом и брови торчат, как иглы, — тоже смешной. Где он этого дядьку видел? Вроде портрет его в школе висел, почему, интересно? На поэта совсем не похож. Но поэты разные бывают. Вот дедушка Юнсар как-то читал ему стихи, дали бы боги памяти... «Сильнее дружба тысячи врагов, Надежда — ключик от любых оков», — оказывается, он произнес это вслух, потому что вдруг услышал: — Пока мы любим, вместе будем мы. Любовь растопит лед среди зимы. Моя рука твоей руки коснется, Сияют очи милой ярче солнца. Сильнее дружба тысячи врагов, Надежда — ключик от любых оков! Это продекламировал смешной дядька. Все веселье как рукой сняло. Мальчик совершенно очнулся, когда услышал этот голос, поскольку было в нем что-то донельзя убедительное, что не давало спокойно забыться сном, пока этого не желает обладатель голоса. Он широко открыл глаза и постарался сесть. Доктор Лон-Гор с профессиональным равнодушием положил ему под спину подушку и сунул под нос стакан с чем-то слишком зеленым, чтобы быть вкусным. Не успел Мон-Со запротестовать, как доктор обидно зажал ему нос и заставил проглотить зеленое угощение. Впрочем, вкус пойла оказался приятным, хотя и кислым настолько, что защипало язык. — Сок лурианы. Богат витаминами, — пояснил доктор. — Он же должен быть сладким! — с обидой сказал мальчишка. — Специально для тебя очистили от сахара, — назидательно ответил Лон-Гор. Он потрогал лоб мальчика и сказал, что тот идет на поправку. — Отлично, — ответил кирпичный дядька, — вы можете быть свободны, доктор. И вы тоже, друг мой Баан-Ну. А с тобой, — он придвинул стул к кровати Мон-Со, — а с тобой мы сейчас потолкуем. Кстати, тебе не говорили, что вежливые люди смотрят собеседнику в глаза? — Мне говорили, что арзаки стали рабами, оттого что смотрели в глаза! — ответил мальчик. Он уже вспомнил, где видел этого дяденьку. Хамить самому Верховному было очень страшно, и каждое слово словно приходилось выпихивать языком наружу, но постараться стоило. Гван-Ло прищурился и разъяснил, чеканя каждое слово: — Я не порабощаю своих соплеменников. Говори правду, я не стану допрашивать тебя под гипнозом. — Я понял. Спрашивайте, — кивнул Мон-Со, а руки непроизвольно сжались в кулаки. — Во-первых, поспешу тебя успокоить: с твоей матерью все в порядке. Достойная вдова Аль-Со скоро приедет за тобой, и вы вернетесь домой.
totoshka: «Вдова». Значит, отца уже нет. Потом успеется его оплакать, сейчас надо думать о живых. Но мамочка жива, и нельзя больше злить этого злыдня. — Спасибо. Я хочу домой. Устал от господина генерала и его семейки, — сказав, мальчик сам удивился, насколько много в этом правды. — И поэтому угнал вертолет? Хотел улететь домой? — Не только. Я собирался освободить отца, — это было неправдой, но прозвучало почти как правда. — Зачем ты прихватил с собой генеральского раба? — Я не рассчитывал долететь до своего города без проводника. Кроме того, Ильсор, вообще-то, умный. Всякие технические штучки мастерит, авось нашел бы способ вскрыть камеру, в которой держат моего отца, и придумал бы, как отвлечь стражу. Я бы ему приказал, и он бы придумал. — Надо же, — хмыкнул Гван-Ло. — А знаешь ли ты, что твой отец угодил в тюрьму именно потому, что протестовал против порабощения арзаков? — Так и я протестую, — выпалил Мон-Со, прикрывая глаза ладошкой. — Вот как? — промурлыкал правитель, отводя его руку в сторону. — Тем не менее, ты сам применил магию на этом, как его там, Ильсоре. — Один раз не считается, — быстро сказал мальчик, заливаясь краской. Ложь словно прожигала язык. Глаза Верховного жалили до слез, Мон-Со чувствовал, что еще чуть-чуть – и не выдержит. Понимая, что сейчас проболтается, он буквально прикусил язык, почувствовав вкус крови. По счастью, правитель отвел взгляд и снисходительно усмехнулся: — Даже один-единственный раз считается. Вот ты сам признаешь: в некоторых случаях колдовство необходимо. А если таких случаев много? Если все чаще и чаще выходит так, что сильные должны приказывать, слабые — покоряться? — Но откуда вы знаете, что арзаки — слабые, Повелитель? — последняя попытка пробиться сквозь пургу лжи, отчаянная, недальновидная. Нельзя спорить, иначе ЭТОТ прикажет говорить правду, и тогда пропал Ильсор, пропала Гелли. — Мы это уже выяснили, — самоуверенно ответил Гван-Ло — Иначе они не поддались бы нашему колдовству. Послушай, юный Мон-Со. Ты хорошего рода, смел, предан своей семье — словом, обладаешь лучшими качествами представителя расы Избранников. Однако тебе недостает неких нравственных ориентиров: гордости за свой народ и послушания. Уверен, в этом нет твоей вины. Должно быть, твой отец неправильно тебя воспитал. Что он говорил тебе при вашей последней встрече? — Говорил: «Всегда исполняй приказы старших по званию, и люди будут тебя уважать», — Мон-Со удалось угадать самый безобидный вариант, который не разъярит жуткого собеседника еще сильнее. — Хорошие слова сказал тебе отец. Жаль, что ему самому не хватило ума поступить именно так. А зачем тебе Гелли? — неожиданно спросил он, впившись взглядом в глаза ребенка. — Я ее люблю, — правдиво ответил Мон-Со. — Вот как? А не рано тебе?! Молодежь нынче пошла... Ты чуть ее не угробил, Мон-Со. Очень плохо. Пойми, эта девушка — чужое имущество. А Ильсор так вообще самая ценная собственность генерала. Баан-Ну измучил меня своими причитаниями, — поделился Гван-Ло, — а Лон-Гора совсем забодал, чтобы тот чинил поскорее этого драгоценного арзака. Представь, дошел до того, что собирался потребовать с тебя полную стоимость раба, если тот не поправится! — У меня нет таких денег! И у папы тоже, особенно, если вы его казнили! — Я так и сказал моему другу Баан-Ну. Глуповат он, — посетовал Гван-Ло, — зато послушный и рода хорошего. Такие как он — опора нашего общества. — Паршивенькая какая-то опора! — не удержался мальчик. — Согласен, но какое дело ему ни поручи — по трупам пройдет, но выполнит. И есть у Баан-Ну один талант, средненький, но ценный: стоит задать ему невыполнимую задачу, как он тут же сыщет людей, на которых можно свалить это дело, и они все исполнят в лучшем виде. А какие у тебя отметки в школе? — ни с того ни с сего спросил Верховный. — Ну так, — потупился Мон-Со, — восьмерки там, девятки. По литературе вообще пять, читать не люблю, рассусолят всякие писаки на сто томов, а мне читать всю эту лабуду... Вот по физике и математике — одиннадцать, а физкультура — только двенадцать и не иначе. — Молодец, что двенадцать. Вот только арзаки всегда получают двенадцать, и не только по физкультуре. Они талантливый народ, Мон, и неплохо бы заставить этот талант работать на нас. Вот ты бы хотел заниматься любимым делом, играть в футбол или летать на вертолете — а какой-нибудь арзак пусть учит за тебя литературу, но хорошие оценки будут ставить тебе? — Что я, ущербный, что ли? Мне рабы ни к чему. Лучше я получу свою честную пятерку и по шее от отца, — на этих словах мальчик осекся, потому что вспомнил: отца больше нет. — Ты сейчас от меня по шее получишь, упрямый сопляк! — прогремел Гван-Ло, хватая его за шиворот. — Запомни мои слова, запомни навсегда, — его светло-серые, почти прозрачные глаза зажглись нехорошим желтым огнем, — запомни их навсегда! А все остальное, что произошло с тобой за этот месяц, забудь! — подытожил он, глядя в темные испуганные глаза ребенка. «Меня сейчас не станет, — подумал Мон-Со, — меня уже нет!» — Арзаки – низшие, менвиты — высшие. Сильным суждено повелевать, слабым — покоряться. Всегда выполняй приказы, и люди будут тебя уважать. Когда он ушел, Мон-Со долго ворочался, несмотря на непонятно откуда взявшуюся боль в ноге. Да кто вообще приходил? Непонятно. Только одно воспоминание застряло в его памяти, как гвоздь. Папа говорил на прощанье: «Всегда выполняй приказы, и люди будут тебя уважать». С этой мыслью он провалился в сон, цепляясь за нее, как утопающий за спасательный круг.
totoshka: *** Дождавшись, пока шаги Лон-Гора стихнут вдалеке, Гелли осторожно, крадучись, вышла из комнаты. Она не стала переодеваться и приводить себя в порядок. Пусть ее руки и лицо пестрят синяками, а кудрявые волосы сплелись, как клубок иглозмей, для ее замысла такой видок подходит в самый раз. Какая удача, что самые верхние этажи генеральского дома необитаемы. Несколько месяцев назад, после сильной грозы, обрушилось несколько балок, и капитально просела одна из внешних стен. С тех пор туда никто не ходил. Очевидно, скуповатый генерал не желал платить ремонтникам, дожидаясь наплыва даровой рабочей силы. То, что нужно для выполнения плана. Потихоньку, не спеша, девушка двигалась к намеченной цели. Никто не будет ее тут искать, куда спешить? Под самой крышей находилась небольшая башенка. Чисто декоративная, так, островерхая крыша, поддерживаемая четырьмя столбами. Именно сюда Гелли и направлялась. Она дошла до того места, где заканчивается парапет этой беседки, вознесенной на высоту по прихоти архитектора, и закрыла глаза, приготовившись... — Чего ты творишь, ненормальная?! Кто-то вцепился ей в платье, рывком потянул к себе и волоком потащил прочь. Гелли обреченно вздохнула, чувствуя, что сил сопротивляться у нее не осталось. Хотелось рыдать от облегчения, что смерть откладывается, или от горя, что беда никуда не делась. — В чем дело?! — Вилья трясла ее, словно альмовое дерево, не заботясь, что у девушки и так болела голова после катастрофы. — Вил, — еле выдавила Гелли, — это я их отравила. Украла у Лон-Гора снотворное и стероиды в капсулах, смешала все это и всыпала в суп из крылатой змеи. Сейчас Тор-Лан допрашивает слуг. Дойдет и до меня очередь. И я все выболтаю. Все-все, и про то, что это я господ отравила, и про то, что Манс помогал нам с Ильсором сбежать... — Да, подруга, у тебя реально крыша протекла и стропила поехали, — сочувственно кивнула Вилья. — Этот сопляк прежде вертолет только в кино видел. И что, менвитенок добровольно вписался за вас и согласился вам помочь? Чудеса, да и только! Гелли не отвечала, уставившись в стенку пустым взглядом. Вилья тяжело вздохнула и сказала: — Я улажу это дело. Мой новый хозяин, господин Тин-Арг, важный чин в менвитской полиции. Он от меня буквально без ума. Ради меня он запутает следы так, что о вас с Ильсором никто не узнает. — Ты уверена? — спросила Гелли, пытаясь по привычке накрутить на палец прядь своих спутанных волос. — А давай проверим! — засмеялась Вилья, сверкая зубами. Она заставила Гелли подняться и поволокла ее за собой, к покоям наложниц. Гелли молча повиновалась, пытаясь не отодвигаться от подруги. Ее не касается, с кем спит Вилья, еще недавно плакавшая навзрыд о своем женихе. Потихоньку они спустились на этаж, где проживали генеральские наложницы. Обитательницы гарема глазели на них сквозь разноцветные занавески, заменяющие двери: генерал начитался дешевых романов, повествующих о гаремах древних владык. Сквозь мерцающую прозрачную ткань Гелли разглядела двух близняшек, привезенных с далекого севера. Эти девушки не знали менвитского языка и были с ног до головы покрыты шрамами. Юнсар рассказывал, что этот обычай был в ходу у некоторых отсталых племен, и появился он именно ради того, чтобы предотвратить похищение девушек и продажу в гаремы высокопоставленных менвитов. Генерал Баан-Ну польстился именно на экзотическую внешность девушек, но быстро разочаровался в них. — А ну-ка, девы, принимайте гостей! — по-арзакски скомандовала Вилья, приподнимая занавеску. Гелли хотела спросить, зачем Вилья притащила ее именно к близняшкам, но та сама сообщила ответ: — Вам придется присмотреть за этой пташкой, чтобы она в окно с верхотуры не прыгнула. Повторять не пришлось, близняшки подхватили Гелли под руки и усадили на пол. Вся мебель — двухъярусная кровать, столик, шкаф — была сдвинута к стене. Близняшки ели и спали на полу, как было принято в их родном племени. На полу стояли кувшин с синим чаем и тарелка в форме полумесяца — все это Гелли раньше видела в хижине Юнсара. Сердце словно оборвалось: где-то она слышала, что раньше люди, ожидающие смерти, раздавали свое имущество друзьям на память. Не может быть, Юнсар выглядит таким крепким и жизнерадостным! Наверное, просто захотел сделать девочкам приятное. Единственный вопрос, как он умудрился передать им все это? Ах, наверное, Морни посодействовала. — Сол, Лу, угостите ее чайком и уложите спать, я ухожу, дело есть. Кстати, трагическая героиня, — обратилась она к Гелли, — держи на память. — С этими словами она расстегнула рукав, сняла спрятанный под ним браслет и протянула дрожащей девушке. Та машинально взяла, вопросительно посмотрев на Вилью. Вилья улыбалась, демонстрируя вставленные в зубы драгоценные камни. Ее глаза блестели, как стекляшки на солнце, а губы были накрашены лиловой помадой. Неужели афродизиаки, которыми ее напичкал Лон-Гор, действовали так сильно, что полностью стерли воспоминания о Ланате? Или Тин-Арг показался ей более добрым хозяином, чем Баан-Ну? Ладно, пусть она оказалась ветреной, но зато обещала помочь. Если бы не Вилья, Гелли бы сейчас валялась во дворе, на серебристой пыльной траве, словно сломанная кукла. — Этот браслет подарил мне Ланат, сохрани его. Он мне больше не понадобится. Я покину это поместье навсегда. Гелли с трудом выдавила улыбку и заставила себя произнести несколько благодарственных слов. — Не стоит благодарности, малышка! — Вилья развернулась на каблуках и пошла прочь. — Как вы думаете, она и в самом деле мне поможет? Не выдаст ли она меня ради награды? — растерянно спросила девушка, ни к кому конкретно не обращаясь. Вместо ответа Луннета, младшая из близняшек, сунула в рот Гелли шарик из сладкого теста, обжаренный в масле. Сунула так резко, как будто желала заткнуть ей рот.
totoshka: *** По мнению Морни, прошедший денек удался на славу: все сливки менвитского общества до сих пор животами маялись. Посмеяться бы, да не до смеха, поскольку меню на званый ужин составляла лично Морни, и готовились все блюда под ее присмотром. Должно быть, именно поэтому ей сейчас предстояла аудиенция у Верховного правителя Рамерии, достойнейшего из достойнейших Гван-Ло. Ее вели конвоиры из личной гвардии упомянутого правителя, а не местные, с которыми можно было договориться. Эх, удружил Ильсор, удружил, сказать бы ему спасибо, только руки заняты и поварешка далеко. Впрочем, тому пришлось несладко, Манс его так подвез, что Ильсор навек запомнит. Гелли, девчонка эта, с виду тихоня тихоней, а надо же, господ травить вздумала, вот проказница! Только кто так травит? Дилетантка, что с нее взять. Эх, если бы Морни за это взялась, все змеи менвитские во главе с Верховным лежали бы хладными трупиками, так нет же! Удружил папа, строго-настрого внушил, что убивать нельзя. Хорошо еще, что конвоиры не слышат, о чем думает подконвойная. Конвоиры не ведали о мыслях Морни, зато прекрасно видели, что ведут молодую симпатичную женщину, и поэтому поступали, как положено конвоирам. Экономка втихомолку перебирала все известные ей ругательства, прекрасно понимая, что произносить их вслух себе дороже. Ничего, небось от тисканья не помирают, но если удастся выкрутиться — пусть молятся. Ее привели в кабинет Баан-Ну и поставили на колени перед правителем Рамерии, который сидел в кресле генерала. Сам хозяин кабинета скромно жался в уголке, вот уж от кого защиты ждать не приходится. В кабинете, где проходила аудиенция Верховного, народу набилось, что лацертилий в бочке. Сам Верховный и его бледный приятель Тор-Лан, и с ними красивый парень, который спас Ильсора и малыша Манса, а еще доктор Лон-Гор и генерал с генеральшей, которая выглядит довольной-предовольной. Совсем как морская жаба, которая вот-вот слопает жирную муху. «Смотри, не сожри ненароком бабочку-огнежала, жабочка ты худощавая!» Телохранители Гван-Ло демонстративно взяли арзачку под локти, выворачивая ей руки. Морни закатила глаза: о, конечно, бдят они, болезные. Уж такие бдительные, что лунный комар мимо них не пролетит, ранвиш не проскочит. Прозевали покушение на правителя, теперь стремятся реабилитироваться в его ледяных глазах, только все это без толку: пошлет их Верховный в пустыню — песок глотать, у Гван-Ло всякая вина виновата. Вот вернется в Бассанию, в свой дворец, водрузит свою Верховную задницу на трон и прикажет приковать нерадивых часовых к камню в пустыне. У него это быстро, натура такая. Сейчас-то он ни единым чихом своего гнева не выдает, хочет домой в безопасности добраться, а там покажет себя во всей красе. — Кто же удостоил нас своим визитом? Уж не достойная ли Мар-Не, экономка не менее достойного генерала Баан-Ну? Такая честь для нас! — Честь для меня лицезреть сиятельного Гван-Ло, Великого Кормчего Рамерии, Отца Нации, — спокойно сказала Морни, вежливо улыбаясь. — Дочка, я же учил тебя всегда говорить правду, — укорил Юнсар, которого она поначалу не заметила. Экономка вздрогнула, но тут же взяла себя в руки, не желая выдавать, как им удалось ее зацепить. Юнсара держал на прицеле сам Тор-Лан, Военный министр Рамерии. Они скрывались за широкой спиной правителя, она их не заметила, когда вошла. — Прошу простить моего отца, старость не радость. Несомненно, великодушие свойственно вам как представителю расы Избранников. Правитель Рамерии выслушал ее все с тем же каменным выражением. Он сделал знак конвоирам, и те заставили арзачку посмотреть ему в лицо. Морни послушно уставилась на переносицу Верховного, вдумчиво считая морщины. Прибавилось их с последней встречи, и круги под глазами черным-черны, видать, спится не сладко достойнейшему из достойнейших. Прямые редкие волосы свисают на плечи, а густые брови над прозрачными глазами успели поседеть. Годы были немилосердны к нему. — Ты же не думала, что я о тебе забыл? — Польщена, что правитель Рамерии помнит обо мне. — Едва ли. На шее Морни выступили бисеринки пота. Старый друг по-прежнему любит играть в эти игры, дразнить жертву словесными уколами, провоцировать ее броситься на рогатину. Совсем как во время охоты на однорога — свирепого, но недалекого зверя. "Но нам-то, арзакам, бодаться рогом нынче не следует, мы поскромнее будем!" — Почему не отвечаешь, Мар? — мягко спросил Гван-Ло, заглядывая ей в глаза. На лице женщины словно выцвели все краски, но она ухитрилась ответить, взяв себя в руки: — Я счастлива, что удостоилась внимания Повелителя. — Правда? Прежде это не делало тебя счастливой. Что-нибудь изменилось? — Нет, — ответила она, не сумев солгать. — Ну что же, в таком случае отбросим ненужные церемонии. Скажи нам, для чего ты служишь в этом поместье? — Чтобы помогать моим сородичам. — Кто велел тебе это сделать, как именно ты помогаешь сородичам? — Мой отец попросил меня об этом. Я стараюсь оберегать молодых девушек от издевательств вассалов Баан-Ну и слежу за тем, чтобы слуг из нашего поместья не отправляли на тяжелые работы, по крайней мере, не угробили их чрезмерными нагрузками. — Вроде бы ничего важного она не выболтала, но чувствовала: это конец. Она ощущала себя пустой, точно прохудившаяся кастрюля, из которой вытекло все содержимое. Говорили, будто полукровки более устойчивы к колдовству менвитов, но это оказалось чушью. Сейчас женщина уже не помнила, кто она такая, даже имя свое забыла, ведь перед ней сейчас стоял ее Господин, и повиноваться ему было истинным Счастьем. О боги, арзакские и менвитские, пусть это закончится поскорее, неважно чем, но пусть закончится! Кажется, Баан-Ну что-то говорит о коварстве женщин, едва ли что-то важное, а генеральша визгливо хохочет над ним. Неужели она проболталась о том, что подмешивала ему в суп таблетки, снижающие потенцию? Морни уже не помнила, как не помнила ничего, что помогло бы скрепить ее сознание, крошащееся, как сдобное печенье. Что еще угодно ее Господину? Она сделает все, что он захочет!
totoshka: — Морни! — кричит ей кто-то, а голос похож на голос отца. А разве у нее есть отец? У таких, как она, нет родителей, она существует только для того, чтобы повиноваться Господину. Мысль об этом делает ее счастливой, она с готовностью смотрит в глаза Господину, а тот говорит: — Что это такое, Морни? Статуэтка. Маленькая каменная статуэтка из серебристого камня, размером с ладонь. Камни, трава и даже почва Рамерии — они такого же серебряного цвета. Отец часто вырезал из камня игрушки для детей, обычно всяких там смешных божков с качающимися головами. — Это детская игрушка, Повелитель, — ответила она, а сердце щемило от желания ему угодить, — ее сделал мой отец. — Твой отец пытался пронести ее в комнату Мон-Со. Что означают эти фигурки? Краешком сознания она отметила, что ее отец о чем-то говорит, кажется, просит, но не обратила внимания. Ведь Господин задал вопрос. Она посмотрела на статуэтку и поняла, что правитель прав. Их было двое. Женщина, вырезанная из более светлой части камня, и темная мужеподобная фигура, которую женщина попирала ногами. — Это богиня жизни, мой Господин, а под ее ногами — бог зла. — Может быть, бог смерти? — вопросил Гван-Ло, удивленно шевельнув бровями. — Нет, Владыка, — сказала Морни своим певучим голосом, — по арзакским верованиям, смерть — это она. И смерть не зло, а лишь часть жизни. — Хватит с меня вашей ложной арзакской религии, — недовольно бросил Гван-Ло, и ее сердце оборвалось. — Скажи мне, на кого похож этот самый бог зла? — На вас, мой Владыка, — ответила Морни, не соображая, что говорит. — Это верно, но обычно у меня гораздо меньше рогов. И клыков, — добавил он, подумав. Поскольку Морни никак это не прокомментировала, продолжая смотреть на него обожающим взглядом, правитель решил расспросить автора: — Как ты посмел изобразить меня лежащим под ногами какой-то бабы? — Да так вот и посмел, — ответствовал Юнсар, пожимая плечами. — Откуда мне было знать, что ты отберешь игрушку у ребенка, да еще и распишешься публично в том, что узнал себя в таком нелестном портрете? — Дерзишь, раб, — пророкотал правитель. — Смотри, как бы об этом не пришлось пожалеть твоей дочурке! Юнсар рванулся к Гван-Ло, не обращая внимания на пистолет, который приставил к его виску Тор-Лан. Гван-Ло это лишь позабавило, и он засмеялся, словно человек, оценивший хорошую шутку: — Не бойся, раб. Мар опасности для моих целей не представляет, пусть идет, куда хочет, с глаз моих долой. А вот ты должен исчезнуть. Я ведь помню тебя с тех еще времен, когда я был наследником трона и гостил в поместье семейства Ну. Ты уже тогда был слишком дерзким. Я даже начал подозревать, что все неспроста, а ты — вождь арзаков. — Ты во многом ошибаешься, но никто не в силах ошибиться тысячу раз подряд. Я был вождем арзаков. — А кто сейчас является вашим вождем? — Не знаю, — пожал плечами старик, — и моя дочь не знает, не трудись спрашивать. Вождем нашим будет тот, кто захочет и сможет сделать это. — Как опознать вашего вождя, он как-то отмечен? Может быть, корона? Или какая-нибудь особая вышивка на одежде? — спросил Гван-Ло, резко обернувшись к Морни. — Нет, Господин, — преданно глядя на него, ответила Морни, — у нас нет королей и корон. Никаких особых знаков, ни короны на голове, ни вышивки на одежде. Просто все арзаки знают, что вождь — это вождь. — Но как вы узнаете, что какой-то человек стал вождем? — вопросил он, медленно растягивая слова, словно говорил с ребенком. — Просто узнаем, и все. Чувствуем. — Радость оттого, что хозяин говорит с ней, была почти болезненной. — Дикари, — брезгливо поджал губы Верховный. — Ни правителей, ни государства. Вы обречены. Богами. Историей. Эволюцией. Арзаки, словно сорняк луриана, заполонили всю планету, вы — сорняки. — Луриана — это еда, сырье для изготовления одежды, лекарство. Всем бы такими сорняками быть! — громко сказал Юнсар. — Все правильно, — ледяным голосом сказал правитель, — арзаки – это сырье. Вас следует использовать на благо Менвии, а несогласных — выкорчевать. Юнсар снисходительно улыбнулся, глядя в водянистые, подернутые красными прожилками глаза правителя. Тот злобно засмеялся в ответ, скаля крупные зубы: — Я передам твой подарок мальчишке и сделаю это именно потому, что ты проиграл. У тебя была возможность втирать ему свои арзакские идеалы в течение долгого времени, а я с ним всего разок поговорил — и он мой. Игрушка — всего лишь игрушка. Кстати, каменные божки должны кивать, почему она так не делает? — Жизнь никому не кланяется. — Как же. В реальности твоя дочь стоит передо мной на коленях и готова носить мне тапочки в зубах, если я прикажу. Едва ли я окажусь у нее под ногами. Юнсар равнодушно пожал плечами. Его вывели из комнаты те самые конвоиры, что доставили сюда Морни. Старик что-то кричал ей, говорил, что любит, просил быть сильной, но это не имело значения: главное, чтобы Господин был доволен. — Морни, кто пытался нас отравить? Женщина радостно улыбнулась: она знала — кто. Дурочка Гелли. Она уже собралась сказать об этом господину, но тут в комнату вбежала какая-то девчонка, заявившая во весь голос: — Я знаю, кто отравил вас всех, высокородные господа. Позвольте мне сказать!
totoshka: *** Ильсор понемногу приходил в себя после весьма недолгого полета и жесткого приземления. Он прекрасно понимал: их с Гелли никто не заподозрил, поскольку никому и в голову не могло прийти, что двое молодых людей в здравом уме и твердой памяти могли доверить свои жизни глупому мальчишке, впервые севшему за штурвал. Поэтому Баан-Ну во всем обвинил Манса, даже и не пытающегося что либо отрицать. Напротив, он подтвердил все подозрения разъяренного генерала, соврав, что загипнотизировал Ильсора, поскольку нуждался в помощнике для спасения отца. Генерал Баан-Ну рассказывал об этом, употребляя выражения, повторить которые в приличном обществе невозможно. Сквозь пургу генеральской ругани можно было разобрать: отца Манса уже никто не мог спасти, поскольку его приковали к камню в пустыне как государственного преступника. Вина этого человека заключалась в том, что он позволял себе сомневаться в необходимости порабощения арзаков. Кто-то донес на него полиции, очевидно, этот смелый человек неосторожно выбирал себе компанию. Как пояснил генерал, честящий бывшего друга на все корки, к тому моменту, как Мон-Со подошел к дверям Боссаниума, его отца, скорее всего, уже не было в живых. Манса генерал решил выгнать прочь, благо, тому уже было куда возвращаться: матушку Манса выпустили из тюрьмы, и Верховный правитель Рамерии даже назначил ей небольшую пенсию. Гван-Ло вообще принял личное участие в судьбе Манса, несмотря на то, что тот подрался с племянником правителя. Баан-Ну рассказывал об этом с неприкрытым восторгом, громко выражая свое восхищение великодушием правителя. По его словам выходило, что он всегда недолюбливал упомянутого племянника Гван-Ло, Кау-Рука. Очевидно потому, что тот слишком много о себе понимал и даже обходился без гипноза, что, по меркам менвитского общества, выглядело вызывающе. На этот раз Баан-Ну скрепя сердце признал, что Кау-Рука привел в его дом счастливый случай: тому удалось спасти двоих наиболее ценных генеральских рабов, которые могли пострадать при жесткой посадке угнанного Мон-Со вертолета. Возможно, присутствие племянника также способствовало тому, что Верховный правитель Рамерии проявил небывалую снисходительность и не стал наказывать хозяина дома за инцидент на пиру. Вилья, неблагодарная стерва, облагодетельствованная супругой генерала, подсыпала в суп сильнодействующий седативный препарат, украденный из кабинета врача Лон-Гора. Разумеется, пришлось избавиться от негодяйки. Вообще, арзакам, оказывается, нельзя верить. Они такие негодяи, что хотят служить лишь под гипнозом, а чтобы добровольно — нет. А ведь всем очевидно, что менвиты — высшая раса, и служить им — величайшая честь! Но нет, эти мерзавцы ни за что не желали признавать очевидную истину без давления. Даже Мар-Не, нет, Морни, которой генерал доверял, оказалась шпионкой и предательницей, ну и пускай теперь на кухне служит! На прощание генерал приказал Ильсору приложить все усилия, чтобы любой ценой поскорее восстановить товарный вид. Ильсор заверил его в своем усердии, и генерал ушел, сказав на прощание: — Я знаю, ты меня не подведешь. Ты мой самый преданный раб. Явившаяся следом за ним Морни наговорила Ильсору много справедливых, но неприятных слов. Юноша не спорил, понимая, что заслужил все эти эпитеты. Он отметил, что Морни похудела за три дня, прошедшие с его неудачной попытки побега. На ней была стандартная униформа из грубой зеленой ткани, а неровно обрезанные волосы покрывал синий островерхий поварский колпак. Треугольный желтый фартук окончательно убеждал, что Морни лишилась места экономки. — Где твои косы? — выпалил он, не успев задуматься, вежливо ли это. — Генеральша обкорнала, — равнодушно отозвалась она, присаживаясь к нему на кровать, — но не в том суть. Юнсара больше нет. — Это из-за меня? — печально спросил он, прекрасно зная ответ. — Из-за меня. Знала же, что папа несколько сдвинулся на почве заботы о народе, а все равно слушалась его, как зачарованная. Надо было хватать его за шкирку и сваливать, пока я еще считалась свободной менвиткой. Сныкались бы где-нибудь в Эст Менве. — Он был твоим отцом?! — И по-прежнему им остается. Но не о нем речь, его-то путь закончен. А ты что собираешься делать, вот в чем вопрос. — Собираюсь сделать все возможное во имя спасения моего народа. Поверь мне, Морни, раньше я пытался увильнуть от ответственности, думая лишь о собственном спасении, а в результате Юнсар поплатился из-за меня жизнью. Только сейчас до Ильсора дошло, что Юнсар давно предчувствовал, что от него избавятся, как и от прочих пожилых арзаков. Вот поэтому и раздавал свои вещи. — Верю, но лишь потому, что тебе верил Юнсар. Послушай, отец полагал, что генерал Баан-Ну для нас просто золотая жила. Ты должен постараться стать его доверенным лицом и воспользоваться его связями для освобождения как можно большего количества арзаков. — У тебя уже есть план, не так ли, Морни? А как же ты и генерал?.. Она не позволила ему договорить, резко ответив: — Есть у меня забота поважнее, чем красивый, но равнодушный мужчина. Слушай, наш генерал втемяшил себе в голову завоевать какую-нибудь пригодную для жизни планету и сделать ее колонией Рамерии. Сам понимаешь, того, кто представит ему проект космического корабля, пригодного для межпланетного перелета, он заставит делать и всю остальную работу, а потом присвоит себе все почести. Но главное, ты получишь возможность лично подбирать рабочих для этой экспедиции, сможешь вызволить арзакских ученых, занятых на опасном производстве. — А ты здорово соображаешь! — поразился Ильсор, но Морни не приняла комплимента. — Мой удел — кастрюльки и сковородки. План придумал Юнсар. — Что-то мне не верится, — улыбнулся Ильсор. Морни пожала плечами. Она развернула пакет, который принесла с собой, и достала большую коробку, которая оказалась доверху наполнена шариками из сладкого теста, обжаренными в масле и посыпанными молотыми орехами и сахарным песком. Ильсор не успел и слова сказать, как ему вручили эту коробку со сладостями и принудили их есть.
totoshka: Морни тем временем продолжала рассказывать. Оказалось, что Военный министр Тор-Лан передумал принимать в подарок Гелли, поскольку у него появилось сильное предубеждение против рабынь из поместья Баан-Ну. — Это почему же? — изумился Ильсор. — Да так. Вилья — ты помнишь Вилью? — созналась, что подбросила стероиды в суп из крылатой змеи. А ты понимаешь, что в сочетании с алкоголем стероиды могут вызвать... скажем так, отторжение. Бедняжке Вилье прописали смертельный укол. — Горничная генеральши? Она созналась в том, что сделала Гелли? Ильсору пришло в голову, что его друзья слишком дорого расплачивались за его эгоизм. Если бы он не попытался сбежать... — Да ладно тебе, всех не убережешь, — сказала Морни, словно подслушав его мысли. — Мансу пришлось намного, намного хуже. Вилья жизни лишилась, а пацан — души. Этот коронованный упырь промыл ему мозги, внушив, что он представитель расы Избранников и должен смотреть на арзаков, словно на помои. — И такое возможно? — испугался Ильсор. — А как же. Отец объяснял мне, что подобное воздействие как бы убивает часть души, лишая чего-то исключительно важного. Короче, парень теперь станет очень послушным, но даже выбор одной рубашки из двух для него станет непосильной дилеммой. Воображение откажет напрочь. — Ужасно, — вздохнул Ильсор, — жаль, что я плохо слушал Юнсара, пока тот был жив. Ничего важного в памяти не отложилось. Только какие-то обрывки древних народных легенд, нечто вроде: «Змея, взглянувшая на изумруд, сначала плачет, потом слепнет», но едва ли этот забавный афоризм поможет освобождению нашего народа. — Освобождению нашего народа, — проворчала Морни, — крайне поспособствует, если тебя все полюбят. — Боюсь даже спросить, как это? — Да очень просто. Все в этом доме, от Баан-Ну и до последнего вассала должны тебе доверять. Они должны поверить, что ты самый послушный раб, что ты никуда не сбежишь, поскольку просто не сможешь этого сделать, не спросив разрешения. — И как же этого добиться? — Перво-наперво, таскайся за генералом всюду, будь всегда наготове со свежей одеждой, стаканом сока, носовым платком, его коллекцией драгоценных камней, которые ему нравится перебирать в часы досуга, и расческой для бороды. Ильсор заметно побледнел, не в силах сообразить, как ему это удастся. — И для прочих менвитов делай то же самое! — добила безжалостная Морни. — Я сделаю все, что потребуется, Морни. — Через декаду генерал желает быть во всем своем великолепии на открытии театрального сезона. «Все великолепие» включает в себя хорошенькую рабыню или красивого раба. — Что там представляют? — спросил Ильсор, взяв лакомство из коробки. — «Слезы Илины». — О чем это? — спросил он, слизывая розовую сахарную пудру с пальцев. — Ты обязан знать такие вещи, — отозвалась она, — изволь ознакомиться с репертуаром менвитских театров заранее. — Морни, расскажи, пожалуйста... — Ладно, уговорил. Арзачка Илина была наложницей губернатора Далата, древней менвитской столицы. Она втайне помогала своим соплеменникам, которых губернатор взял в плен во время набега на арзакские земли. Наконец она попросила своего господина дать свободу трем пленникам: своему отцу, сыну от покойного мужа и брату. — Точно-точно, — оживился Ильсор, — я что-то такое припоминаю, мы проходили эту сказку в школе на уроках менвитской литературы. Муж предложил ей отпустить на выбор одного из пленников, и она выбрала отца, поскольку она еще может родить других детей, братьев у нее еще много, если отец жив останется, а вот отца никак не заменить. И муж восхитился ее мудростью и отпустил всех троих на волю. — Да ты и впрямь сказочек начитался, не иначе. По новой версии, господин Илины убил ее сына, брата и отца, да еще и сказал: иди, мол, поищи себе новую семью, если для тебя все такие заменимые. А тех детей, которых она родила в плену, — продал в рабство. Ильсор молчал, не зная, что на это сказать. Впрочем, Морни прекрасно его поняла. Она погладила его по щеке и сказала, осторожно подбирая слова: — Изменения внесены намеренно. Это идеология такая, Ильсор. Мол, арзаки не должны трепыхаться, требовать человеческого отношения от своих господ, давить менвитам на совесть, призывать их к эмпатии. У менвитов могут проснуться нормальные человеческие чувства, а этого премудрый Гван-Ло и опасается сильнее всего. Посредством подобных пьесок он внушает: дети от наложниц-арзачек – низший сорт, к ним нужно относиться как к товару, нельзя позволять арзакам поднять голову. Сам посуди, — добавила она, распалившись, — менвиты не могут приставить надсмотрщика к каждому арзаку и не могут постоянно стирать нам память, чтобы мы забывали все наносимые нам оскорбления. Значит, они зададутся целью внушить нам, что мы заслужили подобное отношение. Ты знаешь, что на подобные спектакли водят и арзаков? Совершенно бесплатно, заметь. А еще для нас крутят фильмы с аналогичным содержанием, заставляют разучивать песни, восхваляющие менвитов, и тому подобное. Сам понимаешь, если тупо приказать арзаку забыть родной язык, свой дом и чему учили в школе, в итоге получишь овощ, не способный к мыслительной деятельности. Нет, этому гванлу надобно, чтобы мы были умными, всесторонне образованными и при этом — совершенно послушными. Чтобы мы считали, что наш народ — тупиковая ветвь эволюции человечества, и без заботы менвитов мы обречены на вымирание. — Морни, ты раньше не говорила мне ничего подобного, — тихо сказал Ильсор. — А кто меня змеей обзывал и говорил, что я жалю? — Прости меня... — Хорошо. Если съешь все нобарки — прощу. — Морни, золотце, я же сам в нобарк превращусь, если все это съем! — Ничего не знаю. Лучше в нобарк, чем в скелет. Скелет не сможет защитить свой народ, помни об этом. А у тебя, глядишь, и получится.
полная версия страницы