Форум » Конкурсы и фесты » Vote: "Лето - солнечное время или Время мечтать и любить..." » Ответить

Vote: "Лето - солнечное время или Время мечтать и любить..."

Кастальо: А теперь урок третий. Сочинение "Как я провел лето". Получено 6 текстов, но надеюсь, будут и новые (так как не все успевают залить текст и отослать по адресу) Голосование длится до 30 СЕНТЯБРЯ! (Про себя - это чтобы те, кто написал фанфики, но не смог вовремя выслать - все -таки выслали)

Ответов - 82, стр: 1 2 3 4 5 All

Кастальо: "Гость". АУ, возможно ООС. Рейтинг - G, читать можно всем. Дисклеймер: персонажи не мои, ни на что не претендую. Красива и могущественна повелительница Розовой страны, волшебница Стелла. Не страшна ей ни злобная Гингема, ни коварная Бастинда. И край Стелле достался богатый да привольный. Широко раскинулись под ясным небом луга, леса и деревеньки, населенные трудолюбивыми Болтунами. Они хоть и разговаривают без умолку день-деньской, умеют возделывать пашни, ловить рыбу и защищать Розовую страну от врагов. Болтуны любят и почитают свою волшебницу, у которой всегда можно спросить совета или найти защиту. Сидит Стелла на троне, чешет гребнем золотые косы и ждет, что поведают ей верные подданные. Обрадуют ли они ее или огорчат? Дверь открылась, и в зал вбежали несколько испуганных Болтунов. Дрожа и спотыкаясь, подбежали они к трону волшебницы и принялись наперебой рассказывать о том, что увидели. - Там незнакомец! - Большой! - Страшный! - С бородой в локоть длиной! - В два локтя! - Нет, в четыре. А еще у него есть сетка! - Он нас изловит! - Изловит и съест! - Мы пропали!!! - Подождите, - молвила Стелла, жестом велев Болтунам садиться, - выходит, в Розовой Стране объявился незнакомец? Где вы его встретили? Подданные приготовились было рассказывать об увиденном ими чужестранце, и в ту же минуту раздался стук в дверь. На пороге появился привратник. Он доложил, что у дверей замка стоит неизвестный путешественник, который просит пустить его к волшебнице. Путник уверяет, что попал в Розовую страну издалека и не знает, как вернуться домой. - Пусть войдет, - кивнула повелительница Розовой страны, предположив, что страшный человек из рассказа Болтунов, верно, и есть тот самый заплутавший странник. Что ж, раз он пришел с миром, то с миром и уйдет, а если нет, то встретит достойный отпор. Когда перед троном появился незнакомец, Стелла поняла, что опасность Розовой стране и ее жителям не угрожает. В путнике не было ничего страшного или пугающего. Ростом он ненамного превышал Болтунов, лицо его выражало не свирепость, а удивление, что же до бороды, то длинной она могла показаться только безбородым жителям Розовой страны. На кафтане, штанах и сапогах незнакомца была пыль – значит, он пришел издалека. - Здравствуй, незнакомец! – произнесла волшебница, - добро пожаловать в Розовую страну. Поведай, кто ты такой и какая дорога привела тебя сюда. Путник обвел взглядом зал, еще раз посмотрел на Стеллу и сидевших у подножия ее трона Болтунов, подбоченился, собрался с мыслями и начал рассказывать. - Зовут меня Ортега, а родом я из Страны Подземных рудокопов… - Подземных?! – удивленно выдохнули несколько Болтунов, но тут же умолкли, приготовившись слушать дальше. - …Мои дед и отец, - продолжал Ортега, - были ловчими при королевском дворе, и я последовал их примеру. Много лет мы с другими охотниками выслеживали и ловили шестилапых – их в лабиринте развелось видимо-невидимо. Уж такие беспокойные эти твари: бегают по лабиринту, ревут, друг с другом грызутся, а начнут плескаться в озере – аж во дворце шум слышно. Ну да ладно, заговорился я. Так вот, шестилапые эти в хозяйстве полезны – и плуги таскают, и водяные колеса вертят, а у дворян да королей мясо шестилапых с травами – любимое кушанье. Одна только беда: как помрет один зверь, приходится нового искать, а животные эти сильные и свирепые, поймать их нелегко. Третьего дня собрались мы на охоту, долго выслеживали зверя, еще дольше к нему подбирались, но выследили-таки шестилапого. А я еще следы углядел: две цепочки, одна большая, а другая еле-еле заметная. Самка с детенышем, стало быть, прошла. Велел я товарищам возвращаться с добычей, а сам дальше пошел – самку искать. Вот и сетку захватил – вдруг удастся изловить мелкого шестилапого? Отнести бы детеныша в шестилапник, да и вырастить до положенного возраста – всяко легче, чем взрослого зверя поймать. Шел я по лабиринту, шел, пока не притомился, а шестилапого не видал. Вдруг набрел на источник: и невелик он, да вода в нем чистая, прохладная. Набрал я воды в горсть, глотнул раз-другой, оглянуться не успел – оказался неведомо где, под каким-то деревом. Посмотрел вокруг – красота-то какая! Светло, тепло, трава мягкая стелется, деревья растут высокие и птицы поют. Совсем не то, что у нас, под землей. Пока я по сторонам глазел, люди показались. Подошел к ним, давай спрашивать, где это я и далеко ли до Страны Подземных рудокопов, а жители местные пугаются и велят идти к здешней волшебнице. Она, мол, все знает и помочь может. Спросил я, как к ней пройти, и отправился в путь. Плутал я недолго – встретились мне на пути несколько человек, они меня к вам и привели, поскольку сами шли в эту сторону. Так я тут и оказался. А вы, верно, и есть волшебница Стелла, о которой я здесь так много слышал? - Угадал, - улыбнулась повелительница Розовой страны. – Благодарю тебя за рассказ, Ортега. Слышала я про Подземную страну, знаю и про волшебные источники, но не думала, что один из них существует до сих пор. - Волшебные…что? – переспросил ловчий, толком не понимая, в чем дело. - Говорят, что во всех частях Подземной страны есть по одному источнику, вода которого переносит людей в самые разные места. Увидеть эти источники под силу лишь магу или человеку с чистым сердцем. Тот, кто сделает один глоток, попадет в Желтую страну, два глотка волшебной воды перенесут путника в Розовую страну, три – в Зеленую, четыре – в Голубую, пять – в Фиолетовую. Счастье твое, Ортега, что волшебный источник не отправил тебя к волшебницам Гингеме или Бастинде. Чужих они не любят и жаль было бы, если бы ты понапрасну сложил голову. - А в ваших владениях есть такой источник, как у нас в лабиринте? – спросил охотник, - я бы тотчас к нему отправился. - В Розовой стране об источнике давно ничего не было слышно - пожала плечами Стелла, - но в нем нет необходимости. Я для перемещений использую магию, а мои верные Болтуны предпочитают путешествовать по земле, а не по воздуху. Но, - добавила волшебница, видя, как огорчился ее гость, - нам не нужна волшебная вода. Я могу отправить тебя домой без ее помощи. - А вдруг он захочет остаться? – сказал кто-то из Болтунов. - Пусть остается, если хочет! – эхом отозвались несколько голосов. После того, как Ортега рассказал свою историю, отношение Болтунов к нему изменилось. Теперь охотник казался им не опасным чужестранцем с неизвестными намерениями, а таким же простым жителем Волшебной страны, как они сами. К тому же, Болтуны уважали тех, кто умеет складно говорить и интересно рассказывать, а гость после рассказа был причислен именно к таким людям. Ортега медлил с ответом и Стелла подумала, что хотела бы ненадолго оставить гостя в Розовой стране. Волшебнице пришлось по душе бесхитростное повествование, и она бы не отказалась от нескольких бесед с гостем. Но долго удерживать кого бы то ни было Стелла не хотела. - Благодарствуйте за гостеприимство, - вежливо молвил ловчий, - только задержался я у вас в стране, жена, поди, скучает, да и при дворе меня хватятся. Мне бы домой, в Подземную страну. Волшебница грустно улыбнулась. Не суждено ей провести несколько вечеров за разговором о Стране Подземных рудокопов, не получится узнать больше о загадочном крае, откуда родом пришелец. Но еще был способ оттянуть прощание с необычным гостем. - Сыграем напоследок в загадки? – предложила Стелла. – Если все их отгадаешь, то получишь подарок, какой захочешь. - Можно и сыграть, - согласился Ортега. Не то, чтобы ему очень хотелось искать ответы на вопросы, но отказывать, когда его просили так ласково, охотник не умел. - Тогда слушай первую загадку, - сказала волшебница и произнесла: Что по небу днем гуляет, Ночью в тучах засыпает И дает тепло и свет Нам десятки сотен лет? Гость задумался. Он посмотрел вверх, вниз, наморщил лоб и некоторое время не мог понять, что же имела в виду Стелла. Когда пауза слишком затянулась, кто-то из Болтунов нарушил тишину, ответив вместо гостя: - Да ведь это Солнце! - А что это такое? – спросил Ортега. - Ты не знаешь, что такое Солнце? – тихо спросила Стелла, обращаясь скорее к себе, чем к собеседнику. Спросила – и тут же укорила себя за невнимательность: как можно было забыть, что гость пришел из Подземной страны, где нет ни тепла, ни света. Откуда же жителю этой страны знать о далеком Солнце? - Солнце, - наперебой заговорили Болтуны, - это огромный желтый диск, который висит на небе. - Он горячий! - И светится! - И до Солнца нельзя дотянуться даже с верхушки самого высокого дерева! - Понял, - засмеялся Ортега, внимательно слушавший речи Болтунов, - никогда не буду пытаться достать до этого вашего диска. Да и нет его у нас под землей, никто не знает, как оно выглядит. - Слушай внимательно вторую загадку, - вступила в разговор волшебница, - скажи, кто это: Может поле он вспахать И упряжку покатать. Белый или вороной – Что это за зверь такой? - Шестилапый! – сразу ответил Ортега. – У нас и землю королевскую на них пашут, и в карету их запрягают. А один король на шестилапом даже верхом ездил. - Это конь! – в один голос сказали несколько Болтунов, - нет у нас никаких шестилапых для верховой езды. - А я не знаю никаких коней! – не остался в долгу ловчий, - про шестилапого загадка была! - Не спорьте! – велела Стелла, - все вы правы, каждый по-своему. У нас эта загадка относится к коню, а в Стране Подземных рудокопов – к шестилапому, только и всего. А вот и последняя загадка: Над рекою виден мост Из семи цветных полос. - Знаю, - обрадовался гость, - это наш мост. Его недавно построили у королевского дворца. А разноцветный он потому, что семь королей его поделили, каждый раскрасил одну полосу в свой цвет. - Это радуга! – возразили в один голос несколько Болтунов. - Мост! - Радуга! - Мост! - Погоди, - остановила Ортегу волшебница, - ты сказал, что у вас есть целых семь королей? - Семь, - подтвердил ловчий, - каждый правит по одному месяцу. Только трудно так жить. У каждого короля свой штат прислуги, а то и своя семья – попробуй, прокорми такую ораву. Да и нрав у всех свой, не успеешь к одному королю привыкнуть – глядь, уже новый на престоле сидит! - Вот что, - решила Стелла, - знаю я, какой подарок я тебе дам. Ты возьмешь с собой сонную воду. Она в кувшине никогда не закончится, и небольшой порции хватит, чтобы на время правления одного короля усыплять всех остальных правителей вместе с их семьями и свитами. Для королей их очередь будет приходить быстрее, потому что во сне время летит незаметно, и, поверь мне, никто из них не откажется от сонной воды. А вам, жителям королевства, не придется одновременно заботиться о нескольких королевских дворах. Волшебница достала из складок мантии волшебную палочку, очертила ей в воздухе угловатую фигуру, что-то прошептала, и в руках у Ортеги появился продолговатый сосуд, доверху наполненный прозрачной жидкостью. - Спасибо вам за доброту, - низко поклонился охотник, - от всей Страны Подземных рудокопов спасибо. Жаль мне только, что я никак не могу отплатить вам за гостеприимство. - Искренняя благодарность многого стоит, - задумчиво сказала Стелла, - однажды ты тоже это поймешь. А сейчас тебе пора домой, Ортега. Прощай и будь счастлив! - И вы будьте счастливы, - еще раз склонился до самого пола охотник, - никогда не забуду, как играл с вами в загадки. - До свидания! До свидания! – зашумели Болтуны. – Возвращайся, мы будем тебя ждать! Стелла тем временем снова взмахнула палочкой и по залу пополз густой розовый дым. От его едкого запаха у Ортеги закружилась голова, он закрыл глаза, а когда открыл их, увидел, что стоит перед дверью своего дома. Ловчий постучал в дверь, стараясь не выронить кувшин, полученный от волшебницы, и на стук выглянула Алона. - Ортега, - всплеснула она руками, увидев исчезнувшего было мужа, - где ты пропадал? Тебя искали по всей стране, я реку слез выплакала, а ты неведомо где гуляешь! И что за штука у тебя в руках? - А вот сейчас ты все узнаешь, - подмигнул жене охотник и закрыл за собой дверь. Пейринг: Ловчий Ортега/волшебница Стелла

Кастальо: Друг по переписке 12 октября 1904 года Карото – Элли Здравствуй, фея Элли! Так здорово, что ты дала нам свой адрес и разрешила написать тебе письмо! Все ребята тоже хотят тебе написать – и Террено, и Бубала-младший, и даже рыжая Алонка, хотя она еще и писать-то толком не умеет. Но я думаю, что я успел первым, потому что начал это письмо в тот же день, когда ты только уехала. Правда, здорово? Наша домашняя сова согласилась вынести письмо на поверхность, а там его возьмет кто-нибудь из птичьей эстафеты. И оно окажется у тебя в Канзасе. Мне кажется, это какое-то чудо, что на свете есть такие удивительные места, как твой Канзас, и что мое письмо туда попадет. Может быть, и я сам когда-нибудь там побываю! У меня все хорошо, меня записали в новую школу, которую по предложению Страшилы Мудрого открыли в старом дворце в оранжевом крыле, там очень красиво. Я сижу за одной партой с Террено. Дядюшка Эльяна, он портной, обещал сшить нам такие куртки, как у Фреда. Правда, будет классно? Больше не знаю, о чем писать. Напиши мне длинный-длинный ответ! Буду ждать ответа, как восьмого цвета! (Не знаю, что это за поговорка, какая-то старинная, наверное). Карото. 20 ноября 1904 года Карото – Элли Здравствуй! Это снова я, Карото. Наконец-то я дождался твоего письма. Как я не сообразил, что лучше будет отправлять птиц обратно всех сразу, чтобы им легче было добраться домой? Зато я предупредил, что писем будет несколько, в общем, я не жалею, что мое было первым. И тут же, конечно, начал писать новое письмо. Одновременно слушаю рассказы совы о Канзасе и других местах. Хотелось бы мне самому когда-нибудь хоть краешком глаза повидать ваши края! Но я теперь тоже видел много интересного. Я уже бывал на поверхности. Скоро будем переселяться. Еще недавно я бы, наверное, не поверил, если бы мне сказали, что я когда-нибудь выйду из Подземелья наверх. Днем, конечно, меня туда еще не пускают, так что я не знаю, как выглядит Волшебная страна при свете солнца, но и утром там очень красиво и необычно. Хотя ты это, конечно, знаешь и сама. Где только ты не бывала - как представлю это, голова кружится. Ну что еще написать, Элли... По-прежнему учусь в школе. Учитель говорит, что дело шло бы лучше, если бы я меньше воображал. Не знаю, что он имеет в виду. Ладно, буду заканчивать, а то теперь я знаю, каково это - когда знаешь, что должно прийти письмо, а оно все не приходит. К. 1 июня 1906 года Карото – Элли Элли, здравствуй! Не вытерпел, решил написать, не дожидаясь твоего ответа. Сова говорит, у тебя сейчас экзамены, и не до писем. Я понимаю… Как бы я хотел учиться в вашей стране и знать столько, сколько ты и Фред! А то нас только выучили читать и считать, а дальше, говорят, ни к чему – все равно становиться пахарями или рудокопами. И даже в библиотеку ходить не велят. В красном крыле, это рядом с нашими классами, сохранилась старинная библиотека. Там здорово много книжек, и все толстенные! Мне это красное крыло понравилось куда больше оранжевого, какое-то оно уютное, что ли. В оранжевом я до сих пор плутаю, а там планировка удобная – ни разу не заблудился, как у себя дома. Интересно, для чего вообще был этот дворец? Ты не знаешь? Я спросил учителя, но он рассердился, что я ходил в красное крыло без спросу, и даже хотел меня высечь, но потом остыл и пожалел. Сказал, что туда ходить опасно, что там все в аварийном состоянии, может даже совсем обвалиться потолок. Я спросил, зачем тогда там держат такие хорошие книги, можно же их, наверное, перенести куда-то, где они будут в безопасности, но это я зря сказал. Когда учитель понял, что я листал те книги, он стал на меня страшно кричать, и кончилось все тем, что меня все-таки высекли. Это не очень больно, но обидно. Тем более, что на мои вопросы никто так и не ответил. Может быть, ты знаешь? Ты же все-таки фея… Да, я же еще не сказал самое главное! Мы скоро переедем наверх насовсем! Я уже здорово привык к солнечному свету – сначала он мне не нравился, но я все время думал о том, что ты у себя в Канзасе его каждый день терпишь, значит, и я смогу. Наверху я больше не буду ходить в школу, а буду считаться уже взрослым и смогу решать, кем я хочу быть. Можно будет, например, выучиться на ткача, как дядя Ментахо, или на портного, как дядя Эльяна, или пахать землю и выращивать хлеб и овощи. Честно говоря, ни одно из этих занятий мне не по душе. Если бы была такая работа, чтобы целыми днями читать книги, я выбрал бы ее. Интересно, а те, кто написал эти книги – они тоже ткали полотно, охотились или окапывали деревья, а в перерывах записывали? Или это отдельная работа? У вас в Канзасе не бывает такой работы? Ладно, заканчиваю, не буду отвлекать тебя от экзаменов. Только ты ответь побыстрее, как только сможешь, хорошо? К. 5 сентября 1906 года Карото – Элли Здравствуй, Элли. Все-таки я решил написать тебе это письмо, хотя несколько раз начинал и бросал, потому что не знал, с чего начать. Слишком много времени прошло с тех пор, когда мы не переписывались, а просто разговаривали. Сейчас, когда я читаю твои письма, мне кажется, что я слышу твой голос и вижу тебя. Только ведь на самом деле ты, конечно же, как-то изменилась, а я не знаю – как (а может, и помню уже неправильно). Но, хотя я и понимаю все это, мне это не мешает их читать. А вот когда я пытаюсь сам что-то написать, то только и думаю о том, что, наверное, ты меня уже плохо помнишь, а даже если и хорошо - я все равно уже другой. И когда я говорю что-то серьезно, ты можешь представить себе, что я шучу, и наоборот. Поэтому я все время думаю над каждым словом, чтобы было понятно, что я хотел сказать. И, как результат, не говорю вообще ничего. Извини, что пишу о всякой ерунде. Но когда что-то не ладится, всегда хочется объяснить, почему оно не ладится, даже если объяснения окажутся неверными. Над тем, что ты написала про предсказание, я тоже думал - ну, насколько я вообще имею право об этом думать, потому что это не мое, получается, дело. Но я просто пытался представить, что бы делал я, если бы тоже вот так знал свое будущее. И сначала мне показалось, что я тоже решил бы порвать с прошлым раз и навсегда. Чтобы не смотреть, как оно уходит все дальше и дальше, и не пытаться его удержать тогда, когда это уже невозможно. А потом подумал - а что я сейчас делаю? Получается, то же самое. Разница только в том, что я не знал, вернешься ты или нет. Но разве мне было так уж плохо, чтобы сразу отказываться от такого будущего? Вовсе нет. Я ужасно радовался, когда получал письма из-за гор, и если мне и было иногда грустно оттого, что эти письма были редкими или короткими, оно того стоило все равно. Хотя, конечно, это только для меня так. А еще я подумал, когда перечитал слова предсказания, интересно, считаешь ли ты меня еще своим другом? К. 14 сентября 1907 года Карото – Элли Ничего, что я опять не дождался твоего ответа? Просто столько всего произошло, и еще я подумал, может быть, прошлое письмо затерялось… Знаешь, я теперь рудокоп. Только не смейся! Я столько плохого говорил об этой профессии, но теперь я сам – один из них. Сам, по доброй воле, возвращаюсь в пещеру, где никто уже не живет, сам обрекаю себя на мрак, разгоняемый одним только шариком у меня на шапке. Ухожу под землю от солнечного света, чтобы добывать драгоценные камни. В пещере стало так… странно. Мне раньше казалось, что мы нормально живем. Ну, прочные дома, яркие, красивые, вроде. Улицы широкие. Словом, живой город… Но за то время, что я там не был, наша Подземная страна так стремительно обветшала! Покинутые дома рассматривают тебя пустыми окнами, падает штукатурка и черепица, двери хлопают сами по себе, хотя и ветра-то там никакого нет, откуда там ветер… Даже немного страшно, как на кладбище. Мы всякий раз проходим через несколько кварталов по дороге в шахту, и всякий раз – хотя шли тут всего несколько дней назад! – я замечаю что-то такое. То картина над дверью одного из домов осыпалась, а недавно еще была. То колонна свалилась. То подземная вода затопила переулок, и приходится идти в обход или прыгать по кирпичам. Мрачное стало место, с трудом сейчас верится, что мы там жили. Но я все никак не подберусь к главному. Дело в том, что я не просто так решил стать рудокопом. Мне по-прежнему не нравится эта профессия, чего уж там. Но это единственный способ бывать в пещере, кроме рудокопов, никто туда больше сейчас не спускается. А я все-таки хочу побывать в этом красном крыле, пока дворец совсем не развалился! Не знаю, почему меня так тянет туда. Здесь какая-то тайна. И я буду не я, если ее не разгадаю. Я уже все рассчитал – в следующую мою смену я попрошусь на нижний ярус. Там сыро, и наш начальник не только не любит сам там работать, но и с инспекцией туда старается не соваться. Так что там работаешь в одиночку, и можно незаметно выскользнуть наверх. Скажу потом, что изумрудов не попалось, и все тут. Пустую породу он проверять не полезет, только обшарит карманы. Я хотел с тобой посоветоваться насчет этого, но, видимо, что-то с птичьей почтой, и я давно не получал от тебя ответов. Но это ничего – вот этим письмом я как бы советуюсь с тобой. Теперь ты знаешь о моем решении, и я чувствую себя увереннее. И, знаешь еще что? Может быть, все-таки, ты не права насчет предсказания? Что если нас с тобой нельзя было считать друзьями тогда, три года назад – мы ведь были едва знакомы, не то что ты со Страшилой Мудрым, например. Но мы стали друзьями теперь – друзьями по переписке. Ни одному другому другу я не могу так доверять, как тебе – даже Террено. Но ведь «друзья по переписке» - не то же самое, что просто друзья. С тех пор, как подружились по-настоящему, мы ни разу не виделись, понимаешь? Поэтому про нас нельзя сказать «уже не увидимся». Я бы очень хотел тебя увидеть. Правда, Элли. Твой К. 15 ноября 1907 года Карото – Элли Снова здравствуй, Элли. Прости, что так долго не писал. Надеюсь, ты не переживала из-за того, что писем долго нет. Иногда это, наверное, хорошо, если никто не ждет. Если, конечно, самому есть чего ждать. Я вот, как дурак, ждал твоего письма и не верил, что его не было. Потом поговорил с совами - нет, и вправду не было. Значит, все хорошо, все как всегда… Конечно, если думать слишком много, можно решить, что это еще ни о чем не говорит, тогда уж только один путь остается - угнать дракона и махнуть в Канзас. Но слишком много думать и, по результатам этих раздумий, лезть куда не надо - это, как я выяснил, не самый хороший путь. Ладно, что все я обиняками, пугаю только. Надо же, в конце концов, рассказать, что произошло. Тем более что ничего особенного не произошло, да и времени было вычеркнуто из жизни не так много, как мне могло показаться. Короче, красный сектор - такая вот неожиданность - действительно в аварийном состоянии, учитель не врал. Точнее, тогда, может, и врал, а сейчас это правда. Внутрь я пробрался без проблем. Именно благодаря аварийному состоянию: дверь открылась чуть ли не сама, даже слишком много ломать не пришлось. Во дворце было темно - все люстры поснимали, наверное, чтобы использовать их где-то в других местах, хотя не знаю, где их столько могло быть нужно, - но у меня был шарик на шапке, его хватало, чтобы все видеть. Ну, мне так казалось, что его хватает. Правда, поначалу я чуть не заблудился. В детстве я в этом секторе лучше ориентировался, а теперь, когда все было темным, пыльным и подгнившим, почему-то не сразу получилось сообразить, в какую сторону идти, хотя, казалось бы, какая разница, тогда я его тоже первый раз должен был видеть. Но потом все-таки вспомнил, в каком месте нужно повернуть на лестницу, чтобы добраться до библиотеки. Поднялся на второй этаж, иду по коридору, там куча окон, половина разбиты, под ногами вода то и дело хлюпает, отвалившиеся куски облицовки везде кучами лежат, летучие мыши что-то лопочут, что - не разберешь, но явно ничего хорошего. А в голове одна мысль - какого черта я здесь делаю? Все равно, если библиотека по-прежнему тут, от нее уже только куча слипшейся заплесневелой бумаги осталась. И еще, вдобавок к этой мысли - желание кому-нибудь набить лицо за то, во что дворец превратили. Или хотя бы притащить сюда и макнуть головой в одну из этих луж. Дворцы, конечно, современным людям без надобности, но жалко же, не для летучих же мышей его строили и не для слизняков, он красивый был раньше и веселый. А если библиотеку действительно не вывезли, то за это вообще не знаю что нужно сделать. Ну а нехорошие желания - такая штука, что они к человеку обязательно возвращаются. Так или иначе. Вот и получилось, что в луже выкупался не какой-то неизвестный мне ответственный за разруху, а я сам. Стал спускаться обратно на первый этаж по другой лестнице - такая вот у нас логичная архитектура, - и поскользнулся на какой-то дряни, как дурак. Если бы я еще и руки-ноги им переломать желал, получилось бы совсем справедливо. В общем, как ты, наверное, и сама догадалась, до библиотеки я так и не добрался. Если честно, тогда я подумал, что уже никуда не доберусь и так и останется мой унылый скелет сидеть на полу у стены и смотреть в сторону лестницы, ну или в сторону библиотеки - это уж как получится. Но летучие мышки оказались на удивление добрыми. Или, возможно, им тоже не были нужны лишние скелеты в их жилище. В общем, как-то они передали людям, что я во дворце застрял, и даже целый час меня развлекали, пока помощь не подоспела. Точнее, развлекались скорее они. Когда я назвал свое имя, они начали хихикать и не переставали веселиться, пока меня не унесли, да и потом, я думаю, тоже веселились. Так что я теперь опять не рудокоп, потому что с работы меня, кажется, выгнали за нарушение дисциплины. Больше никаких наказаний за то, что во дворец лазил, мне не назначили - наверное, решили, что я и так достаточно наказан. Ну, с "руки-ноги" я, конечно, преувеличил, множественное число - так это, кажется, называется? - там было лишним. Да и вообще ничего, как я и говорил, страшного. Уже хожу с палочкой и сам написал это вот письмо, хотя и в несколько приемов. Что буду делать дальше, не знаю, но что-нибудь да буду. Хотя все и смотрят на меня так, будто я не в старый дворец ходил, а в замок какого-нибудь злого волшебника. Вопросы задают странные. Ну да ничего, это им, я смотрю, уже надоедает. Скоро снова все будет по-прежнему. Наверное, мне даже опять захочется забраться в красный сектор. Как говорит доктор Робиль, если человек дурак, то это навсегда. Передавай привет Фреду, маленькой Энни и всем остальным. Как там они поживают? Если ты вдруг считаешь, что до твоей жизни мне не должно быть дела, может, хотя бы о них расскажешь? К. Папка «Усыпления». Для внутреннего использования комиссией по применению усыпительной воды. Литера «К». Имя: Карото Возраст: 16 Профессия до усыпления: рудокоп Прежняя профессия (если есть): принц Красного сектора Вид усыпления: «П» (повторное) Причина: Личная просьба, Состояние здоровья, Опасность для общества (нужное подчеркнуть) Комментарий: Неоднократно замечен в попытках пробраться в Руину № 0. 12.12.07 остановлен патрулем у драконника: взломал замок загона молодняка и седлал дракониху Тайххи. На допросе сознался, что собирался улететь в Канзас. Приговор: единогласно Приговор исполнен: 13.12.07 Состояние после пробуждения: стабильное. Навыки на первый день: слоговая речь. Навыки на второй день: частичное восстановление связной речи, прямохождение. Навыки на третий день: речь восстановлена, заложены начатки самообслуживания. Баллы по Борилю: 8/10. Внушенная профессия: огородник. Пейринг: Карото/Элли

Кастальо: Мелодия свирели — Так снимите же очки, господин Фарамант... Голос прозвучал колокольчиком, но Страж Ворот предпочёл этого не заметить: — Ишь чего придумала, девочка... Они не снимаются. Никогда. Давай, иди, беги домой... — А вот и неправда! Я видела! Там сзади замочек! — малышка лукаво взглянула на старого привратника, а он нахмурился и опустил глаза. — Тебе померещилось, — негромко сказал он. — Нет там никакого замочка. Во взоре девочки читалось недоверие: — Ну что же вы? Достаточно лишь повернуть ключик. Давайте я вам покажу! Это так просто! Страж Ворот побледнел, но в зеленоватом полумраке арки этого было не разглядеть. — Вы только наклоните голову ещё чуть-чуть, — малышка встала на цыпочки. Звонкий голосок её эхом отразился от мраморных стен, как если бы здесь была не тесная арка привратника, а длинная, нескончаемая анфилада коридоров с резными, уносящимися ввысь колоннами. «Прямо как было там», — подумал Фарамант и сердце его учащённо забилось, а голова начала медленно клониться вниз. Девочка глядела на него с улыбкой и Фарамант впервые отчётливо заметил, как безмятежно-глубоки её глаза... Резкий глухой стук в тяжёлую створку ворот разом вернул Фараманта к реальности. Страж Ворот судорожно вздохнул, словно рыба, вытащенная из воды. Стук повторился: видно в город пожаловал очередной посетитель. — Иду, иду, — пробормотал Фарамант, неверной поступью шагая в сторону ворот. А девочка, быстрая как ветер, сунула что-то в большую плетёную корзину с очками и убежала прочь, туда, где бил косыми струями городской фонтан, а мальчишки запускали в небо ленивого пёстрого попугая на верёвочке. Попугай потешно топорщил хвост, подмигивал ребятам, стрекотал клювом, и девочка сразу забыла печального Стража Ворот вместе с его зелёной тусклой каморкой. * * * Проводив посетителя, Фарамант прислонился к стене и смахнул рукой пот со лба. — Ключик, — проворчал он, ни к кому особо не обращаясь, да в каморке и не было никого другого. — Озорница, непоседа такая... Мой ключик у меня вот здесь... — он поднёс было руку к сердцу, но потом с досадой поморщился и принялся перебирать корзину с очками. — Во всём должен быть порядок, — бормотал Фарамант себе под нос, постепенно успокаиваясь. — Всё должно лежать на своих местах. Витой фасон справа, прямой слева, вот так. Неожиданно рука его наткнулась на что-то острое. Страж Ворот пригляделся. В корзине лежала игрушка: маленькая стеклянная пирамидка, внутри которой причудливо клубились разноцветные пузырьки. Он сжал игрушку в руке с такой силой, словно хотел раздавить её на тысячу осколков. К счастью, пирамидка была крепкая. — Как она к ней попала? — нахмурил лоб Фарамант. — А впрочем не всё ли равно... Главное порядок. Разве корзина — место для игрушек? В корзине должны быть очки. И ничего другого. Он говорил неправду и знал это. На самом деле в его корзине было двойное дно. * * * Прошло несколько лет. Фарамант почти не изменился. Он всё так же проводил целые дни в крохотной комнатке у ворот, встречая и провожая гостей города. Правда, путников стало меньше: о Гудвине шла по стране тревожная молва. Люди старались держаться подальше от волшебника, способного, по слухам, испепелить любого просителя за малейшую оплошность. Так что Фараманту теперь редко приходилось отвлекаться от своих размышлений. А вот девочка выросла и превратилась в настоящую юную красавицу. Со сверстниками она общалась мало, что было странно для её лет, зато стала чаще наведываться в каморку Стража Ворот — ей нравилось слушать его неторопливые рассказы о былых временах. Сам Фарамант, поначалу сторонившийся маленькой проказницы, постепенно привык к ней и теперь ждал её появлений с радостью. Вдвоём они усаживались на продолговатую мраморную плиту и вели неспешные беседы. Однажды летним вечером (впрочем, в этой стране все вечера были летними) девушка явилась в арку у ворот чем-то расстроенная. Фарамант в этот день и сам устал: в город пожаловала группа туристов из Розовой страны и Страж Ворот битый час пытался втолковать им, что Гудвин не любитель пустых разговоров. Кроме того, гости наотрез отказывались верить, что Великий и Ужасный на этой неделе пребывает исключительно в обличье сколопендры. Особо неугомонная Болтуниха двенадцать раз подряд переспросила, когда же наконец появится жираф, на что Фарамант, не сдержавшись, посоветовал ей обратиться в зоопарк, а ещё лучше — там и поселиться в качестве экспоната под вывеской «Тупайя непревзойдённая». Болтуниха обиделась и дело чуть не закончилось международным скандалом, который Фараманту с трудом удалось замять. Пришлось раздарить посетителям весь запас петушков на палочке, которых Страж Ворот берёг для своей юной приятельницы. И теперь, увидев, что её что-то печалит, Фарамант не знал, что предпринять. Расспрашивать было как-то неловко, а угостить нечем. Но девушка сама заговорила о своей беде. — Папа надумал выдать меня замуж, — негромко сказала она, ковыряя брусчатый пол носком башмака. — И кто же этот счастливец? — усмехнулся Фарамант. — Директор главного фонтана, терпеть его не могу... В смысле директора, а не фонтан. Фонтан хороший, просторный. Утопиться хочется... — Надо же, директор... Большой человек! — Фарамант не удержался от иронии, но девушка восприняла его слова буквально. — Угу, большой, толстый и очень жадный. И ему жутко много лет. — Правда? — удивился Фарамант. — Мне казалось ему где-то за тридцать... — Я и говорю: старик, — кивнула девушка. — Чем папа думал, не могу понять... — Между прочим, мне самому уже сорок с лишним, — с укором бросил Фарамант, которого порядком задел пренебрежительный тон гостьи. — Ну, дядя Фарамант, я же за тебя замуж не собираюсь, — бесцеремонно объяснила девушка, не уловив обиды. — А может быть мне и... — она смолкла на полуслове и посмотрела на своего собеседника туманным взором. Что-то новое промелькнуло в её глазах, но лишь на мгновение. Затем она улыбнулась. «Всё новое — хорошо забытое старое, — невольно вспомнилось Фараманту. — Я ведь так хорошо всё забыл». — А расскажи мне, дядя Фарамант, какую-нибудь из твоих историй? — попросила девушка. — Только длинную-предлинную, чтобы забыть обо всём этом кошмаре... — Забыть — дело хорошее, — одобрительно качнул головой Страж Ворот. — Что ж, слушай... * * * — Давным-давно, когда молодые ещё не казались стариками, а Солнце не знало, что оно зелёное, жил да был один мальчик. И дружил он с девочкой с соседнего двора, дочкой бедного портного. Девочку звали Тесси. — А как звали мальчика? — Неважно. Не перебивай, пожалуйста. — Ну должны же его были как-нибудь звать? Родители, друзья и эта девочка, Тесси... — У него было длинное имя. А друзей не было совсем. Только Тесси. — Ну хорошо, пусть будет просто мальчик. А почему у него не было друзей? Он был злой и вредный? — Нет. Его просто не тянуло к людям. Он больше любил сам город: дома, дорожки, сады, где можно было гулять в одиночестве. Или вместе с Тесси... — Не понимаю, как можно любить дома. И что за радость — бродить в одиночестве? — Вот потому он и был один, что люди его не понимали. Он был большой фантазёр, этот мальчик. Когда другие дети играли в песочнице, он уходил в сторонку и сочинял разные истории. — Прямо как ты, дядя Фарамант? — Вовсе нет. Я не умею сочинять. Мне вполне хватает тех историй, которые случились на самом деле. — Значит весь этот рассказ — быль? — Кто знает... С годами быль и небыль сплетаются воедино. Их делается трудно различить. Так вот, тот мальчик любил фантазировать, но фантазии свои доверял только Тесси. Она одна умела их слушать. Его сказки казались ей интереснее, чем реальная жизнь вокруг. Но потом кое-что изменилось, — Фарамант тяжело вздохнул. — Тесси влюбилась в прекрасного принца? — В их городе не было принцев. Ни прекрасных, ни уродливых. Никаких. Зато появился волшебник. — Ух ты! Прямо как у нас! — Почти. Только наш волшебник — благодетель, он построил наш город. А тот волшебник был злодей и мерзавец, которому запонадобилось разрушить город, где он, чужак, стал правителем. — Да разве можно так? Неужели народ не восстал? — Народ был напуган. Шутка ли, бунтовать против всесильного чародея. Да и потом, чего скрывать, многим нравилось то, что он делал. Ведь на месте разрушенных домов он сажал новые аллеи, а на месте вырубленных садов возводил новые дома. — Какой же в этом прок? Это всё равно как менять солому на сено, чтоб потом обратно сменять его на солому. Смысла никакого — одна растрата сил, да козам беспокойство. — А тем не менее смысл был, только это был хитрый и недобрый смысл. Таким причудливым путём волшебник убивал людскую память о прошлом. Он хотел, чтобы люди забыли, как им жилось до его появления. И город, стоявший десятки веков, пал жертвой этого злокозненного колдуна. — Ну а мальчик? Тот мальчик, что любил город больше, чем людей? — Мальчик был ещё слишком юн. Ему как раз исполнилось тринадцать лет и он казался себе совсем взрослым, но для борьбы с волшебником он был всё-таки слишком слаб и мал. Поэтому он мог лишь с тоской смотреть, как рушится его родной город. Зато он старался нарушать законы, которые установил волшебник. — Неужто он сделался грабителем? — Нет-нет, что ты! Воровство запрещал ещё старый закон. А мальчик презирал только новые порядки. Например, он отказался наотрез носить очки, не соблюдал государственных праздников и не позволил упростить своё имя. — Упростить имя? Это как? — В ту пору, ещё до прилёта волшебника, у жителей города были длинные красивые имена. А особо знатные горожане могли носить сразу несколько имён и очень этим гордились. Представь только, как звучит: Илларун Фиоладо Церенгудус Крифлед. Так звали тогда верховного оружейника. У мальчика, конечно, имя было попроще, и всего одно, но ему вполне этого хватало. А вот волшебнику такое изобилие имён у подданных показалось неудобным: он всё время в них путался и никак не мог запомнить. Поэтому в один прекрасный день он издал указ и повелел каждому жителю сократить своё имя до одного-единственного слога, а каждой жительнице — до двух слогов, и ни буквой больше. Вот так, к примеру, Раолланк сделался просто Олл, а Ченераполлада превратилась в Ладу. — Обидно им, наверно, было. Хотя, с другой стороны, всё же, какое-никакое, а удобство. — Не скажи! Ведь после реформы одних только Оллов набралась чуть не сотня. Тут тебе и бывший Оллимурнус, и старина Раолланк, и Толуолл Диреммих... Как их теперь различать? Пришлось к именам добавить прозвища. В общем, жуткая была чехарда, пока не попривыкли. Но это ещё невелика беда. Сколько имён не меняй, человек-то остаётся. А вот разрушенные древние монументы уже никто не возвратит. Старую ратушу, рыбий домик, острозвонницу, склеп каменных королей... — Ой, дядя Фарамант, можно про склеп не надо? Я его боюсь. Я вот слышала байку про один тайный склеп, так там, ты не поверишь, шестиногие призраки разгуливают! И светятся, светятся в темноте! Аж жуть берёт... Расскажи лучше про ратушу. Вдруг там был старинный клад? — Да что там клад... Кладов и теперь хватает. Копни поглубже, вот тебе и клад. Нет, было кое-что поважнее клада. — Что может быть важнее? — Чудеса. Древние чудеса. Правда, было это не в ратуше, а в Печатной крипте. — Где-где? — В Печатной крипте. Это была самая старая постройка во всём городе. Волшебник приказал её разрушить: хотел, видишь ли, на её месте возвести новое крыло для своего дворца. И сколько ни отговаривали его, настоял на своём. Был назначен день сноса. А в последнюю ночь перед этим днём тот мальчик, о котором я веду речь, решил напоследок залезть в Печатную крипту. Хотелось ему посетить то место, которого больше никогда не будет. И узнать, правду ли говорят старые легенды. Вот и полез он туда, на свою голову, да ещё и Тесси с собой позвал, дуралей. — А почему «дуралей»? — Потому. Потому что всю жизнь потом себе этого простить не мог. И никогда не простит, сколько бы лет ни прошло с того проклятого дня. — Там что-то нехорошее случилось в этой крипте? Что-то плохое с Тесси? Фарамант замолчал. Лицо его, казалось, почернело и как-то даже осунулось. Несколько минут он просидел неподвижно, а потом сказал: — Тебе, наверное, домой пора. Поздно уже. Иди. А из-за «жениха» своего нос не вешай. Не пойдёшь ты с ним под венец, поверь моему слову. Девушка вздохнула. — А всё-таки... Дядя Фарамант... Что же такое случилось в этой крипте? Страж Ворот поднялся, взял девушку за плечи и легонько подтолкнул к двери — не грубо, но решительно. — Забудь, — сказал он. — Ты же хотела забыть, за этим ко мне и пришла. Вот и забудь. Зря я столько наговорил... — Но так нечестно! Ты же собирался мне рассказать! — девушка бросила на него просительный взгляд. — Ни тебе, и никому другому, — глухо ответил Фарамант. — Никому, никогда, ни единого слова. Эта история закончилась. Продолжения не будет. Всё. Девушка ещё стояла в дверях, глядела на него как ребёнок, у которого отняли конфету, и Фараманту захотелось попросить у неё прощения. Вместо этого он натужно улыбнулся и сказал уже мягче: — Иди домой. Отец уже, должно быть, волнуется. Давай. А то придёт сюда волчок, тебя утащит за бочок. Девушка печально кивнула в ответ на неуклюжую шутку, вышла, не закрыв за собой двери, и вскоре силуэт её растаял в темноте. Часы на дворцовой башне пробили полночь. И с последним их ударом в арку ворот мягкой поступью вошёл волк. В знак приветствия Фарамант поднял руку. — Ты и правда считаешь, что твоя история закончилась? — улыбнулся волк. — Тридцать лет тому назад, — сказал Фарамант. — Тогда зачем тебе понадобился я? — волк склонил голову набок и слегка прищурил один глаз. — Хочу добавить эпилог, — мрачно хмыкнул Фарамант. — Хорошая история не нуждается в эпилогах, — поучительно сказал волк. — Это была плохая история, — тихо ответил Фарамант. * * * Луна серебристыми бликами освещала дорогу. Мальчик и девочка, держась за руки, как на лубочной картинке, торопливо шли по пустынной улице. Тишина кругом была такая, что звенело в ушах. Через плечо мальчика была перекинута холщовая сумка, которую он бережно придерживал свободной рукой. Посреди улицы дрожащим огнём мерцал одинокий подвесной фонарь. Свет его упал на платье девочки, и оно заискрилось тысячами зелёных оттенков. Полупрозрачный шёлк был похож на волнистую гладь моря, только дети этого не знали, потому что в их стране не было морей. — Красивое у тебя платье, Тесси, — шёпотом сказал мальчик. — У всех такие, — девочка неожиданно рассмеялась. — Тысячи зелёных платьев у тысяч зелёных девушек в самом зелёном на свете городе! — Нет. Оно у тебя по-настоящему зелёное, — мальчик сразу насупился. — А у других — одно притворство. Сплошное надувательство. — Ты стал теперь такой кусачий, — вздохнула Тесси. — Это всё потому, что ты не носишь очков. Красота изумрудов отравляет твой нрав. Не зря говорил волшебник... — Слышать не хочу ничего о твоём волшебнике! — перебил её мальчик. — И не волшебник он никакой, а шарлатан. Шарлатан и разрушитель, вот! Фонарь остался далеко позади, луна спряталась за облаком, и дети брели теперь почти в кромешной тьме. — Ты ничего не понимаешь, — улыбнулась Тесси. — Ты в тот день слонялся по своему воображаемому саду и всё пропустил. А я видела! И все видели! Волшебник наколдовал кролика! Представляешь, была пустая шляпа, а потом рраз! — и из неё живой кролик лезет! И уши бантиком завязаны. Вот потеха была! — Тесси вновь залилась смехом, но, почувствовав, что мальчик сердится, сказала примирительно: — Надень очки и всё пройдёт. Будь как все. Как все мы. Ведь это так просто! Хочешь, я тебе покажу? Там сзади есть замочек, и надо только повернуть ключик... — Знаешь, Тесси, — сказал мальчик с досадой, — нельзя так. Ведь это сплошное враньё. Уж лучше смотреть открытыми глазами, как губят твой город, чем надеть очки и превратиться в счастливого идиота. — Ты считаешь, что я идиотка? — удивилась Тесси. — Зачем тогда ты со мной дружишь? Мальчик смутился. — Ну... Я не тебя имел в виду. Ты не такая. А вот они все... — и мальчик сжал кулаки. — Пока не прилетел этот чёртов волшебник, всё было так хорошо... А теперь мне кажется, будто они крадут твоё сердце, крадут тебя Тесси, путают тебя в этом обмане, в этой липкой зелёной тине. Ты меняешься. Не замечаешь этого, а меняешься. — Это ты меняешься, — Тесси посерьёзнела. — Раньше ты был такой... такой беззаботный, лёгкий, тёплый... Как небо. И мне с тобой было так воздушно... А теперь ты тянешь меня в какую-то подземную развалину, глухую и тяжёлую, как замогильный слон. — Замогильных слонов не бывает, — отмахнулся мальчик. — И тише, мы уже почти пришли. — Как не бывает?! — возмутилась Тесси. — Ты мне сам про них рассказывал! — Я их просто выдумал, — сказал мальчик. — Мне нужно было кем-то населить чудачий остров. Вот и всё. Тесси замолчала. Впереди показался чёрный контур старинного здания. Его острые шпили, казалось, пронзают ночное небо, словно трезубец рассвирепевшего великана. — А я тебе верила, — прошептала Тесси... * * * Тяжёлую дверь из морёного дуба открыть не получилось, сколько они ни пытались. Однако неудача только раззадорила мальчика. — На боковой стене должны быть окна, — шепнул он своей спутнице. — Попробуем пробраться там. Дети свернули за угол — и вправду, посреди древней каменной кладки обнаружился узкий стрельчатый проём, из которого сквозило холодом. — Может не полезем? — неуверенно спросила Тесси. — Посмотри, — мальчик показал пальцем в сторону улицы, откуда они только что пришли. Там темнела в отдалении какая-то массивная конструкция. — Что это? — спросила Тесси, поёживаясь то ли от холода, то ли от страха. — Бум-крушилка, — мрачно сказал мальчик. — Приехала уже. Утром в неё сядет форейтор и разнесёт всю крипту в щепки. Была и нету. И чудеса — тоже в щепки. Сегодня последняя ночь, когда мы можем их увидеть. Сейчас или никогда! — Ну, раз тебе так хочется... — пробормотала Тесси. Протиснувшись в проём, дети замерли на мгновение. Внутри крипты царила непроглядная тьма, но мальчик был к этому готов. Он снял с плеча сумку и вытащил из неё большую стеклянную колбу. Колба едва слышно жужжала, а в ней мириадами крошечных огоньков, мигая и дрожа, пульсировал свет. Ощущение было такое, будто все звёзды небосвода по мановению волшебной палочки собрались в этой колбе. — Ты наловил светлячков? — изумилась Тесси. — Бери выше! — с гордостью сказал мальчик. — Это хвостосветы. Там, где такой пролетит, останется светящийся след. И держаться будет не меньше часа. Так-то! Он открутил крышку и сотни, тысячи огоньков разлетелись по всей крипте, прокладывая за собой в воздухе ослепительно-белые дорожки. Тесси в восхищении озиралась кругом, заворожённая невиданным зрелищем. Больше всего это похоже было на бесчисленную стаю маленьких комет, вот только хвосты у них и не думали гаснуть. И по мере того, как хвостосветы выписывали во тьме причудливые фигуры, в крипте становилось светлее и светлее. Теперь дети могли как следует осмотреться. Впрочем, помещение, в котором они находились, оказалось почти пустым: восьмиугольная пыльная комната, прорехи окон по сторонам, на полу щебёнка. Лишь против входа, у дальней стены, темнело широкое отверстие — там был какой-то лаз или коридор, а по бокам его стояли две каменные статуи. — Нам туда, — решительно сказал мальчик и первым двинулся вперёд. — Сейчас я тебе такие чудеса покажу, каких твой волшебник за всю жизнь не наколдует. — А что это за статуи? — робко спросила Тесси, поспевая следом. — Рыцари? Или короли? А может быть, древние боги? — Не вздумай смотреть на них, — предупредил мальчик. — Я про них читал. Но Тесси, как всегда, поступила по-своему. Подойдя к самому лазу, она дотронулась до одной из статуй пальцем, и затем, подняв голову, поглядела каменному изваянию прямо в лицо. Странное это было лицо. Оно словно бы воплощало в себе самые тяжкие человеческие чувства — печаль, обиду, отчаяние, затаённую боль и тоску, утолить которую не может ничто на свете. Глядя в глаза этому идолу, Тесси почувствовала, как её душу переполняет мрак, такой гнетущий и тягостный, что ему невозможно было сопротивляться. Тихонько охнув, Тесси упала на колени, однако отвести взгляд от каменных глаз не могла — это было выше её сил. И с нарастающим ужасом она увидела, как уголки губ статуи распрямляются в хищной ухмылке, ноздри бесшумно вздымаются, а в зрачках разгорается блеск торжества... ... — Говорил же, говорил тебе, — мальчик тряс Тесси за ворот платья, стараясь привести её в чувство. — Не надо было на них смотреть! Девочка открыла глаза. Перед ней раскинулся просторный зал с колоннами — бесконечная анфилада, уходящая куда-то вдаль. Статуй не было видно. Видимо мальчик сумел вытащить её из-под каменного взгляда и перенёс в тот самый лаз, куда они собирались пройти. Пошатываясь, Тесси поднялась на ноги. На щеках её были слёзы. — Он бы так и выпил тебя, — сказал мальчик. — Совсем чуть-чуть оставалось. — К-кто это был? — запинаясь, спросила Тесси. — Сердцеед, — усмехнулся мальчик. — Грустный такой. И чем он грустнее, тем тебе хуже. А чем тебе хуже, тем веселее он становится. Его таким одна колдунья сотворила. Нарочно, чтобы люди разучились сочувствовать друг другу. Потому что за сочувствие наступала бы такая вот расплата... Видно очень злая та колдунья была. По легендам, она таких сердцеедов много где порасставила, да только их везде уже извели. А тут вот пара ещё стоит, последнюю ночь достаивает. Ладно уж, пойдём вперёд, если ты в порядке. Или, может, хочешь вернуться домой? Если что, только скажи. — Нет-нет, — пробормотала Тесси. — Идём дальше. Мы ещё не все чудеса рассмотрели. И потом у меня такое предчувствие, будто там, впереди, меня кто-то ждёт. Но последние слова её прозвучали так тихо, что мальчик их не расслышал. И взявшись за руки для храбрости, дети пошли вдоль по коридору. — А светлячки? — спохватилась Тесси через некоторое время. — Ты же их выпустил. А впереди будет темно. — Не будет, — уверенно сказал мальчик, сжав покрепче сумку на всякий случай. — Хвостосветы далеко не улетят. Так и будут кружить вокруг колбы. А знаешь почему? — Там их домик? — Там их королева! — и мальчик самодовольно похлопал по сумке ладошкой. — Без неё они никуда. — Хотела бы я быть такой королевой! — невольно улыбнулась Тесси. — Чтобы никого никогда не терять. Чтобы все, кого люблю, рядышком были. Вот только в колбе всю жизнь сидеть не хочется... — Мы когда наружу выйдем, я её выпущу, — пообещал мальчик. Дети шли мимо мраморных колонн и шаги их гулким эхом заполняли вековую тишь коридора. /еще не конец!


Кастальо: //продолжение * * * Закончился коридор внезапно. Всю дорогу он шёл под уклон, вглубь, и упёрся наконец в низенькую железную дверцу. Дверца была приоткрыта и сквозь узкую щель виднелась полоска голубого света. Мальчик остановился, не решаясь протянуть руку и открыть дверь. Девочка затаила дыхание. Железные петли тоскливо скрипнули и дверь начала растворяться сама — медленно-медленно, словно она была не куском старого железа, а преступницей, бредущей на эшафот. — Там кто-то есть, — прошептала Тесси. — Я слышу шаги. — Не бойся, — сказал мальчик, стараясь чтобы голос не дрогнул. — Живых там быть не должно. А мёртвые не ходят. Но всё-таки, для верности, он нащупал в сумке острый нож. И тут дверь распахнулась рывком — мальчик еле успел отскочить, едва не сбив с ног Тесси. Перед испуганными детьми открылась круглая зала, освещённая ярким голубым сиянием. И какая-то высокая фигура, лица которой против света было не разглядеть, с громким топотом метнулась им навстречу. Тесси взвизгнула от ужаса, а мальчик выставил перед собой нож... и тут же опустил его, переводя дыхание: — Эдингард! — воскликнул он. — Ты откуда взялся?! Фигура остановилась перед ним в двух шагах. Теперь-то видно было, что это молодой долговязый парень с большим мешком в руке. — Какого ч-чёрта?! — детина был испуган ничуть не меньше. — У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло! Рам, Тесси? Что вы здесь делаете? — Не называй меня «Рам», — буркнул мальчик. — Терпеть не могу эту кличку. — Привет, Дин, — сказала Тесси, протянув детине узкую ладошку. Тот секунду колебался — стоит ли церемонничать с малолеткой — а потом протянул в ответ свою грубую лапищу. — Не думал, что вас здесь встречу, — пробурчал Дин, на этот раз куда дружелюбнее. — Какого рожна вы сюда залезли? — А сам-то! — презрительно хмыкнул мальчик. — Аж мешок приволок! Знаешь ведь не хуже нашего, что завтра Печатной крипте придёт медвец. Вот мы и хотели взглянуть на чудеса, пока не поздно. — Чудеса, — усмехнулся Дин. — Что ж, этого добра тут навалом. Он посторонился, пропуская детей в комнату. Рам и Тесси шагнули вперёд, и оба споткнулись о высокий порог. Но Дин помог им удержаться на ногах. Теперь можно было осмотреть то место, куда они попали. Это было большое круглое помещение, залитое лучистым голубым светом, проникавшим сюда сквозь широкие застеклённые окна. В самом центре комнаты стоял массивный четвероногий стол, на котором был установлен внушительных размеров короб. Слева от стола, около стены, красовался высокий коричневый шкаф, сделанный из какого-то, явно очень редкого, дерева. По правую сторону был очаг: добротно сложенная печь из лилового кирпича; в зияющей пасти её виднелись потухшие угольки, а каминная труба взбиралась под самый потолок. На дальней стене комнаты, напротив входа, висело серебристое зеркало выше человеческого роста, а между зеркалом и столом располагалась непонятная каменная арка, свод которой увенчивал чёрный железный ворон с загнутым клювом. И ещё повсюду, тут и там, стояли в беспорядке какие-то сундуки, лавки, амфоры, склянки... — Так вот почему эта крипта зовётся Печатной, — Рам кивнул в направлении печи. — В других криптах печей не водилось. — А я думала, это от слова «печаль», — заметила Тесси. — «Печатная» — звучит почти как «печальная»... Недаром здесь так тоскливо... — Эх вы, малышня, — усмехнулся Дин. — Ещё скажите, что здесь печенье продают. На самом деле Печатная она потому, что здесь когда-то четыре феи заключили нерушимый договор. Вот прямо на этом самом месте. Поклялись жить в мире и хранить страну с четырёх сторон. Страшно давно это было — может сто лет назад, а может тысячу. И чтобы договор оставался свят во веки вечные, они скрепили его первозданной печатью. С тех пор крипта так и зовётся — Печатной. — Первозданной печатью? — переспросил мальчик. — Это как? — Не знаю, — Дин пожал плечами. — В летописях об этом молчок. Да, кстати, всё, что я вам наболтал, вы никому не говорите. А то отец мне накостыляет, что я в библиотеку без спросу нос сую... — Слушайте, ребята, а почему так получается? — подала голос Тесси. — Мы когда вошли только в крипту, она была вровень с землёй. И ход потом вёл нас вниз, в глубину. А тут за окнами солнце светит и небо видно... — При том что на улице вообще ночь сейчас должна быть, — добавил мальчик. — А вы поглядите в эти окна, — хмыкнул Дин. Рам подошёл к ближайшему оконному проёму. Сквозь прозрачное (хотя и со странной поволокой) стекло видна была широкая ровная поверхность, белая, как скатерть, раскинувшаяся до самого горизонта. Вид был такой, как если смотреть в низину с верхушки высокой горы. Однообразие пейзажа нарушала процессия каких-то едва различимых отсюда человечков, во главе которых шагал великан в блистающих доспехах. Лик гиганта был настолько ужасен, что Рам отпрянул от окна. — Что это? — спросил он. — И почему всё такое белое? — Белое? — в свою очередь удивился Дин. — Там же сплошной зелёный луг. А... — догадка озарила его лицо. — У тебя же странности со зрением оттого что ты очки носить не хочешь. Вот надел бы, как все нормальные люди... — И ты туда же! — рассердился мальчишка. — Это вы все чокнутые! Сказал вам волшебник очки нацепить, вы сразу и послушались. А завтра он скажет кастрюлю на голову надеть! И что тогда? А? В общем, помяни моё слово, Дин: если я когда-нибудь надену эти треклятые очки — можешь смело плюнуть мне в рожу. Это всё равно уже буду не я, а пустое место, не достойное ничего кроме презрения. — Ишь распетушился, Рам, — фыркнул Дин. — Угомонись! — Ещё раз так меня назовёшь, в лоб дам, — пообещал мальчик. — Не дотянешься, — усмехнулся Дин, впрочем, вполне добродушно. Рам сжал кулаки, так что костяшки пальцев побелели. Дин даже отступил на шаг. — Ребята, не ссорьтесь, пожалуйста, — попросила Тесси. — Ладно, ладно, Фарамантом родился, Фарамантом и живи, если нравится, — примирительно сказал Дин. — Встречал я разных чудаков, да только ни одного из них ещё не переспорил. Видно порода такая, упрямая. — Всё лучше, чем флюгером вертеться перед любым шарлатаном, — буркнул Фарамант. — А что это всё-таки за окно такое? — Тесси попыталась переключить внимание спорщиков на другое. — Да обычное волшебное окно, — Дин уже утратил интерес к чудесам. Теперь ему хотелось домой. — Показывает всякие чужие миры. А иногда — прошлое с будущим. Только поди разбери, где что. Вот, например, как вам это понравится? — он подошёл к следующему окну и дети с любопытством направились за ним. В этом окне видна была крепость, состоявшая из множества красных башен, соединённых стеной. На некоторых башнях сверху были звёзды, а на одной ещё и крепился гигантский циферблат. Вдоль стены росли голубые ёлки. Неподалёку, на площади, виднелся причудливый разноцветный дом со множеством куполов. И ни одного человека кругом. — Какой-то потусторонний мир попался, — Фарамант отошёл от окна. Теперь его внимание привлёк стол, стоявший точно посередине комнаты. Короб, лежавший на столе, при ближайшем рассмотрении оказался плотно сколоченным деревянным ящиком, все стенки которого покрывал диковинный узор. — Эта штука называется «саркофаг», — объяснил Дин. — Стойкий саркофаг. — Почему же он стойкий? — Фарамант невольно улыбнулся. — Он вроде лежит. — Вот и пусть себе лежит, — назидательно сказал Дин. — Ещё не хватало, чтоб он встал и за нами бегать начал. Не знаю я, почему стойкий. В летописях об этом не говорилось. — А что такое саркофаг? — заинтересовалась Тесси. — Это такой престижный гроб, — объяснил Дин. — Для царей и волшебников. Чтобы мёрли с уважением, а не как попало. — Муть какая, — скривился Фарамант. — А в сундуки ты заглядывал? Есть там что интересное? — Ну, что-то есть, конечно, — Дин украдкой бросил оценивающий взгляд на свой мешок. Тот был набит довольно туго. — Вон там, у шкафа, сундук я ещё не открывал. Хотите, посмотрим. Все трое подошли к названному сундуку и Дин с трудом приподнял тяжёлую крышку. Внутри обнаружилась целая гора стеклянных фигурок самых различных форм и размеров: кубики, шарики, конусы, пирамидки... Некоторые фигурки были совсем прозрачны, в других плавали какие-то пузырьки, третьи наоборот были сплошь закрашены краской. — Игрушки! — обрадовалась Тесси. — Жаль, кукол нету. — Какие ещё игрушки! — Дин возмутился такому невежеству. — Это же мозаика... как её... судьбовозная... — Судьбоносная, — подсказал Фарамант. — Точно, — согласился Дин. — В общем, это чтоб судьбу свою определять. — Как карты турабо? — спросила Тесси. — Никакое турабо тут и в подмётки не годится. На картах ты можешь всего-навсего узнать, что с тобой будет, а из мозаики можно самому свою судьбу построить. Главное только правильно начать. Вот ты закрой глаза и вытяни какую-нибудь фигурку. Тесси послушно зажмурилась и засунула руку в сундук. А когда она разжала ладошку, в ней оказалось что-то вроде выпуклого прямоугольника, закрашенного в чёрный цвет и больше всего напоминавшего короб на столе. — Чёрт, — сказал Дин, изменившись в лице. — Единственная фигура, на которой ничего нельзя строить. Угораздило же тебя. Брось её, от греха подальше. Вот, возьми лучше пирамидку, — и он протянул девочке другую «игрушку». — Но тогда это будет уже не моя судьба, — улыбнулась Тесси. — Ну хоть какая-нибудь, — проворчал Дин и с шумом захлопнул сундук. — Пойдёмте-ка отсюда. — Погоди, — сказал Фарамант. — Это что там за валькирия сверкает? Действительно, с того места, где они находились, стало видно, что сбоку от печки стоит блестящая фигура, которую раньше никто из них не приметил. — Ну-ка, ну-ка, — Дин поспешно приблизился к статуе, Фарамант и Тесси за ним. Статуя, целиком из золота, изображала обнажённую девушку ростом чуть пониже Дина. Лицо её можно было бы счесть идеалом красоты, если бы не мешало странное выражение чуть прищуренных глаз. «Такой взгляд бывает у рыси, когда она готовится к прыжку», — пронеслось в голове у Фараманта. — Что, ещё одна сердцеедка? — спросил он вслух. — Это Эмфилоя, — Дин перешёл на шёпот. — Красавица, правда, Рам? Фарамант критически оглядел статую. — Ничего особенного, — сказал он наконец. — Юбка бы ей не повредила. Да и лицо какое-то... недоброе, что ли. Тесси куда симпатичнее. — Дурак ты ещё малый, — проворчал Дин беззлобно. — Такой красы я никогда не встречал. А знаешь, что о ней сказано в летописи? — Ну? — спросил Фарамант. По правде говоря, легенда об Эмфилое мало его интересовала, но ему хотелось казаться взрослее. — Это исполнительница желаний, — сказал Дин. — Если поцеловать её прямо в губы и загадать при этом какое-нибудь желание, то оно непременно сбудется. — И ты веришь в эту чушь? — Фарамант не скрывал сарказма. — А я вообще верю людям, — с нажимом отозвался Дин. — И летописям тоже. Их люди писали. — Ну так целуй быстрей свою красавицу и пойдём отсюда, — сказал Фарамант. — Уже рассвет наверно скоро. Дин неожиданно смутился. — Вы там отвернитесь что ли, малышня... А, ладно! Где наша не пропадала... — и с этими словами он прислонился к золотым губам статуи. Фарамант даже не успел разглядеть, что произошло: какое-то быстрое шевеление — словно дрожь пробежала по телу Эмфилои — и в тот же миг Дин с воплем отскочил в сторону. — Чёрт, чёрт, чёрт!! — повторял он, схватившись за подбородок, с которого градом посыпались на пол тёмные капли крови. — Мерзавка! — Что случилось?! — в один голос спросили Фарамант и Тесси. — Она меня укусила, проклятая чертовка! — проскрежетал Дин, отирая кровь. Тесси протянула ему кружевной платочек. Фарамант с удивлением посмотрел на Эмфилою — всё такая же, стоит неподвижно, словно ничего и не было, вот только рот чуточку приоткрыт — хотя может оно и раньше так было... Он перевёл взгляд на пострадавшего Дина, пригляделся пристальнее... и внезапно рассмеялся. — Ты чего гогочешь?! — возмутился Дин. — Мало того, что эта стерва кусается, так ещё ты... Нет, я над собой никому шутить не позволю! — Она... тебя... не укусила, — сквозь смех выговорил Фарамант. — Она тебя лизнула! Как кошка. Ты ей понравился. — Что-о? — Дин не мог найти слов. — То самое, что говорю. Она тебя лизнула. Только язык у неё знаешь какой формы? — Что за бред ты несёшь? — Пригнись, я тебе на ухо скажу, чтобы Тесси не слышала. Ничего не понимая, Дин склонился и Фарамант прошептал ему что-то в самое ухо. Лицо молодого парня сделалось пунцовым. — Не веришь, посмотрись в зеркало, — спокойно сказал Фарамант. — О, чёрт! — воскликнул Дин, поняв, что мальчишка не врёт. — Шрам же останется! И что мне теперь, всю жизнь с такой отметиной ходить? — в голосе его сквозило неподдельное отчаяние. — Шрамы мужчинам к лицу, — попробовал успокоить его Фарамант. — Да, но не такие же! — Дин чуть не плакал. — Меня ж теперь все девушки засмеют! Ох, дьявол, зачем я сюда полез... — Ребята, а что это за музыка? — спросила Тесси, но им было не до неё. — Чего хоть ты загадал-то, когда целовал эту фурию? — поинтересовался Фарамант, скосив глаз на прелести Эмфилои. — Может что неприличное, вот она тебе и отплатила, чем смогла? — Да нет, ты же знаешь... Моя мечта — стать военным, — отмахнулся Дин. — За этим я и летописи читаю. Ищу описания всяких битв, сражений... Ну, в общем я загадал, чтобы сделаться фельдмаршалом. — Нормальное желание, — одобрил Фарамант. — Там свирель играет, — снова сказала Тесси. — Так жалобно... Я пойду посмотрю? — но слова девочки снова остались без ответа. — Нормальное-то нормальное, — горько сказал Дин. — Но ты только представь себе фельдмаршала с таким клеймом на подбородке! Врагам насмех... Да лучше б я сто раз погиб в бою... — Погибнуть всегда успеешь, — сказал Фарамант рассудительно. — А за шрам не переживай. Отрастишь бороду, никто и не заметит. — Думаешь? — с надеждой переспросил Дин. — Уверен, — успокоил его Фарамант. — Ладно, пойдём по домам, что ли... — проворчал Дин. — Пора бы, — согласился Фарамант. — Тесси! А где Тесси? Девочка, ещё минуту назад стоявшая рядом, исчезла. — Тесси! — крикнул Фарамант, чувствуя как внезапно прихлынувшая тревога душит его, сдавливает сердце, стучит в ушах... Дин крутил во все стороны своей большой головой: — Может она в шкаф залезла? Или в сундук какой-нибудь? — Она... она говорила что-то про музыку, — вспомнил Фарамант. Его начала бить дрожь. Дин побледнел: — Что ж ты мне сразу не сказал? Ах, чёрт нас всех раздери! Спотыкаясь о сундуки, он ринулся к столу, где лежал стойкий саркофаг. Фарамант с не меньшей поспешностью бросился следом. Но не саркофаг интересовал Дина: просто стол загораживал ту последнюю конструкцию в комнате, которую они ещё не успели осмотреть — большую каменную арку, на вершине которой сидела железная фигура ворона с изогнутым клювом. Гигантским прыжком Дин перемахнул через стол — и увидел Тесси. Девочка шла — медленно переставляя ноги, словно в полусне — шла прямо в арку, и с каждым шагом силуэт Тесси становился будто бы чуть-чуть прозрачнее. — Стой! — завопил Дин во всю глотку, бросаясь вслед за Тесси. Фарамант, забыв обо всём на свете, стрелой пролетел вперёд, с такой скоростью, что даже опередил длинноногого Дина. Но Тесси уже перешагнула ту незримую грань, что отделяла одну сторону арки от другой, и контур её тела начал таять, растворяясь в голубом сиянии. — Всё, — прохрипел Дин, падая на пол, чтобы погасить скорость. — Дальше нельзя. Её уже не вернуть. Но Фарамант, не слушая его, влетел прямо в арочный проём и вцепился обеими руками в исчезающее на глазах платье девочки. И если бы не Дин, уже в следующий миг Фарамант оказался бы там же, где и Тесси. Но молодой парень успел схватить мальчишку за ногу и рванул назад с такой силой, что едва не сломал ему лодыжку. — Назад! Назад, идиот!! — рычал Дин, вытягивая Фараманта из арки, а тот отчаянно цеплялся за свою подружку, так, словно от этого зависела жизнь всей Вселенной. Сколько времени они так барахтались на каменном полу — никто не знает. Наверное, прошло всего несколько секунд, но Дину показалось, что позади осталась вечность. А потом ещё одну вечность он лежал на полу, хрипло дыша, и кашляя, и слушая сквозь кашель, как рядом так же шумно дышат двое спасённых им детей. Наконец Дин смог заставить себя приподняться, а затем с неимоверным усилием встал на ноги. Его шатало. Голова кружилась, и казалось, будто комната плывёт вокруг него неровными зигзагами. Вскоре зашевелился и Фарамант. Одна Тесси лежала недвижно — лишь грудь её тяжело вздымалась при каждом вздохе. Дин грязно выругался, чтобы снять напряжение. — Что с Тесси? — отрывисто спросил Фарамант. Лицо его было бледнее мела. — Ничего, — так же отрывисто ответил Дин после долгой паузы. — Очухается. — А с платьем её что? — спустя несколько минут спросил Фарамант. — Нашёл о чём беспокоиться, дурак, — отмахнулся Дин. — Подумаешь, пара прорех. Мать дома зашьёт. — Не в этом дело, — медленно сказал Фарамант. — Оно стало... белое... Было зелёное, а стало белое... Теперь он заметил, что и башмачки Тесси, прежде голубые, тоже побелели. — Какая к чёрту разница, — буркнул Дин. — Лишь бы она скорей в чувство пришла. Тесси, девочка, ты меня слышишь? — позвал он. Тесси молчала. В лице её не было ни кровинки. Дин похлопал её по щекам, а затем уставился на собственную руку. — Как лёд, — в недоумении пробормотал он. — Может она... умерла? — одними губами спросил Фарамант. Но в этот миг Тесси шевельнулась, заморгала, попробовала приподняться на локте. — Тесси? — позвал её Фарамант. — Ты как? Девочка молчала. — Надо это... дать ей выпить... — догадался Дин. — Погорячее... У меня есть... Он засуетился, хлопая по карманам, и вытащил наконец плоскую флягу с большим отвинчивающимся колпачком. Откупорил, налил в колпачок какую-то тёмную жидкость с едким пряным запахом. Поднёс к губам Тесси. — Детям, правда, до шестнадцати нельзя, — бормотал он. — Ну да к чёрту все эти законы. Колпачок со звоном упал на пол. Но ни капли чудодейственного снадобья из него почему-то не пролилось. Фарамант протянул руку, поднял колпачок — и ахнул: — Лёд! Дин не поверил, выхватил колпак из рук Фараманта, поднёс ко рту... — И правда лёд, — ошеломлённо сказал он. Между тем, Тесси каким-то чудом поднялась на ноги. Теперь она стояла покачиваясь, словно сломленная осина на ветру, и Фарамант поспешил подхватить её за плечи. Вместе с Дином он опять попробовал до неё дозваться, но Тесси не отвечала. — Она нас не слышит, — проговорил наконец Дин. — А оставаться тут дальше нельзя. Уведём её. Они взяли Тесси под локти с двух сторон и осторожно повели к выходу из залы. Тесси шла легко, не сопротивляясь, только у самого выхода споткнулась о высокий порожек. Мешок свой Дин брать не стал: силы могли понадобиться, если Тесси придётся нести. Да и Фарамант, бледный как полотно, мог в любую минуту из помощника превратиться в дополнительную обузу. Про колбу с королевой хвостосветов они вообще забыли — дорогу им теперь освещал фонарь, с которым шёл в крипту Дин. Как они пробрались через анфиладу с колоннами, как прошли мимо двух сердцеедов — никто из них потом не мог вспомнить. Очнулись они лишь когда, протолкнув Тесси в проём, выбрались все трое под ночное небо, где дул свежий и зябкий северный ветер. Идти стало легче, однако впереди ещё был долгий путь: надо было довести Тесси до дома, находившегося в полумиле от Печатной крипты, сразу за Изумрудным дворцом. Дин погасил фонарь: занимался рассвет и небо уже раскрасилось в розово-лиловые тона. Шли молча — не было сил на разговоры, да и что можно было сказать?.. Но вдруг, примерно на полпути, Тесси повернула голову и вполне отчётливо произнесла: — Музыка... — Где? Что? Какая музыка? — встрепенулись Фарамант и Дин. Кругом была тишина, только вдалеке где-то слышался едва различимый клёкот ночных птиц. — Впереди... В арке... Музыка... Волшебник, — пробормотала Тесси и голова её бессильно свесилась на грудь. Пришлось сделать привал. Дин беспокоился, чтобы успеть домой к рассвету, иначе ночное похождение откроется и ему крепко попадёт от отца. А Фарамант не мог думать ни о чём, кроме своей подружки. Он попробовал согреть её ладони в своих, но те по-прежнему были холоднее льда. Наконец девочка немного пришла в себя: глаза её широко распахнулись и в них появился лихорадочный блеск. Больше она уже ничего не говорила, но Дин решил, что можно продолжить путь. И вот они опять бредут, поддерживая друг друга, по светлеющим мостовым, всё ближе и ближе к дворцу волшебника. На горизонте показалась кромка солнечного диска, весёлые утренние лучи запрыгали по гладким плитам мостовой, и тогда обнаружилось, что Тесси идёт босиком. — Чёрт, — сказал Дин. — Она потеряла башмаки. — Наверное они остались в арке, — ответил Фарамант. — А, нет... Когда ты нас вытащил, она была в них. Я помню: они были голубыми, а стали белые. — Значит, обронила, когда споткнулась о порог, на выходе из залы, — решил Дин. — Неважно. Возвращаться искать уже поздно, а простуда ей не грозит — она и так холоднее мертвеца. — Не говори так, — укорил его Фарамант. Ещё несколько минут пути — и вот они остановились перед последним препятствием: дорогу им преградил ров, окружавший дворец. — Сто тысяч чертей! — Дин готов был взвыть от бессильной злобы. — Мост поднят! Мы тут не пройдём! Действительно, на ночь мост всегда поднимался, чтобы во дворец не проникли воры. А стражник, управляющий мостом, заступал на работу только к восьми часам утра. — Придётся идти в обход, — сквозь зубы процедил Дин, тяжело опускаясь прямо на брусчатку. — Лишний крюк, а у меня уже и так руки-ноги отваливаются. — Я могу переплыть ров и опустить мост, — предложил Фарамант. — Шуму не оберёшься, — возразил Дин. — Не сидеть же здесь до самого утра, — сказал Фарамант и уже начал было стаскивать с себя кафтан, как вдруг его остановил окрик Дина. — Девчонка! — воскликнул тот. Фарамант рывком вернул кафтан на место и оглянулся. В самом деле, Тесси, которую они оба на мгновение отпустили, неожиданно пошла вперёд сама. — Куда её опять повело?! — с остервенением крикнул Дин, вскакивая с места. Но Тесси тем временем, пошатываясь словно сомнамбула, перелезла через низенький бортик, отделявший ров от мостовой, и шагнула прямо в ров. Глаза Фараманта округлились. Он ожидал, что девочка тут же скроется под водой и придётся снова вытаскивать её из цепких лап смерти, однако ничего подобного не произошло. Вместо этого раздался нежный мелодичный звон, будто кто-то задел на скрипке самую тонкую струну, и Тесси продолжала идти как ни в чём не бывало прямо по водной глади глубокого рва. Она не тонула, не проваливалась вглубь. Просто шла себе и шла. — Лёд, — сказал Дин, в который уже раз за этот день. — Девчонка же босая. А она теперь до чего ни дотронется, всё превращается в лёд. — Только вода, — поправил его Фарамант. — Мы-то с тобой ни во что не превратились, хоть и держали её всю дорогу. — Ладно, чего время терять, идём следом, — проворчал Дин, осторожно пробуя башмаком прочность ледяной корки. Они с Фарамантом легко догнали Тесси и кое-как довели до дома, страшась попасться на глаза её родителям и понимая, с безысходной отчётливостью, что этого всё равно не избежать, и что самое страшное совсем не в этом. Станет ли Тесси вновь здоровой? Останется ли навсегда такой, как сейчас? Или смерть возьмёт-таки свою жертву? Ни Фарамант, ни Дин не знали ответов на эти вопросы. А может быть и знали, но просто боялись дать себе в этом отчёт. Единственное, что понимали они оба — эту страшную ночь им уже не забыть никогда. * * * Страж Ворот тяжело поднялся, отгоняя нахлынувшие воспоминания. Стук в ворота, назойливый словно трезвон будильника, продолжал отравлять тишину. — Иду! — коротко крикнул Фарамант. Посетителями оказались двое Жевунов: тот, что помоложе, смерил Стража Ворот наглым взглядом, но говорить предоставил своему товарищу постарше. — Нам бы повидать волшебника Гудвина, — сказал второй, от волнения теребя седую бороду в такт движениям челюстей. — Добро пожаловать в Изумрудный город, — дежурной фразой откликнулся Фарамант. Надо было ещё расспросить путников о том, кто они такие и что им нужно от Гудвина, но вдохновения на любезности уже не хватило: все силы были отняты воспоминаниями. Впрочем гости сами объяснили суть проблемы: — Дело в том, что в наших краях стряслась большая беда, — сказал пожилой Жевун, а молодой в знак подтверждения кивнул головой. — Неужели, — безразлично откликнулся Фарамант. — Да-да! — закивал старенький Жевун. — В лесу близ границы — как раз по пути сюда — поселился ужасный нелюдь. Страшный, жуткий, вечноголодный Людоед! Молодой Жевун опять кивнул — этим и ограничился его вклад в разговор. — Он ест наших людей, — доверительным полушёпотом поведал старичок и робко улыбнулся, ожидая ответа. Фарамант ненадолго задумался. — Уже съел семерых огородников, — внезапно подал голос молодой Жевун. — С овощами в сёлах стало туго. А мне за всю гильдию отдуваться, — и он ловко плюнул на землю, едва не попав на сапог Фараманту. — Великий Гудвин примет вас послезавтра, — вежливо сообщил Страж Ворот. — Если, конечно, младенец у вас при себе. — Младенец? Какой младенец? — старичок растерянно схватился за бороду. Фарамант располагающе улыбнулся: — Лучше всего, конечно, жареный. Но на худой конец сгодится и варёный. Ведь вам известно, разумеется, что волшебник Гудвин ничего не делает даром. И младенец — его привычная плата в этом месяце. — Послушайте, — вмешался молодой. — У меня есть двенадцать гингемдоров. Этого хватит, чтобы видеть волшебника? Одной моркови можно пять пудов купить. — Ну что вы, — любезно возразил Фарамант. — Волшебник же не кролик. У него свой рацион. Магическое искусство зиждется на особых витаминах. Он ведь не шарлатан какой-нибудь. Поэтому младенец совершенно необходим. — Пошли отсюда, — сказал молодому старик; в глазах его стояли слёзы. — Уж лучше наш, родной Людоед, чем этот упырь чужеземный. — Да не ревите вы, — презрительно бросил младший Жевун, уходя вместе со своим спутником. — Давайте вдоль стены прогуляемся. Сдаётся мне, она не везде такая неприступная. /еще не конец

Кастальо: //продолжение Посетители ушли. Фарамант закрыл ворота на крепкий засов, затем полез в корзину для очков. Вывалив наземь сотню окуляров, он нащупал двойное дно и отогнул подкладку. Там лежали его сокровища — острый нож, клочок серебристой ткани и маленькая деревянная свирель. Страж Ворот достал свирель, подержал её в руках с минуту, потом поднёс к губам и негромко заиграл. Нежная мелодия полилась в темноту арки. Музыка помогала Фараманту заглушить уколы совести. — В конце концов, ну что он может сделать? — пробормотал Страж Ворот, опуская свирель. — Не поедет же за тридевять земель, когда он из дворца который год носа не кажет... В дверцу, которая вела в город, кто-то легонько поскрёбся. Страж Ворот убрал свирель и впустил волка. — Хорошо играешь, — сказал волк. — Мелодия очень лунная. Выть хочется. — Выть в другой раз будем, — пообещал Фарамант. — Ты лучше покажи, как твои успехи. Волк скривился, забегал юлой, словно хотел поймать свой хвост. Наконец, решившись, сел прямо, поднял морду и принялся неумело взлаивать. Лай был неровный и через раз срывался то на визг, то на свист. Но Фарамант остался доволен. — Молодец, молодец, — он потрепал волка по загривку, давая понять, что концерт окончен. Волк с облегчением умолк. — Пойдём навестим Дина Гиора? — предложил Фарамант. — Мне надо ему одно словечко замолвить. Волк покорно направился к двери. Вместе они прошествовали по ночному городу и вскоре подошли к подъёмному мосту. Не в пример былым временам мост был опущен, и Фарамант со своим четвероногим спутником беспрепятственно добрался до поста, где дежурил Длиннобородый Солдат. — Здравствуй, Дин, — сказал Фарамант. — У меня к тебе дело. — Ты всегда был деловой, — проворчал Дин Гиор вместо приветствия. — Знаешь директора фонтана? Того, что на главной площади? — Кто ж его не знает, — усмехнулся Дин. — Дрянной человек. — Вроде в женихи собрался, — продолжил Фарамант. — Не без того, — кивнул Солдат. — А что... Молодой, горячий... — Уж он-то горячий, — хмыкнул Фарамант. — Скажи-ка, нельзя ли ему подарок к свадьбе сделать? — От тебя? — удивился Дин. — От Гудвина, — сказал Фарамант. — Что именно? — спросил Дин. — Повысить в должности немножко. — Ну... можно, наверное. Но зачем? — Потом поймёшь, — сказал Фарамант. — Ты главное волшебнику шепни. Чтоб указ был по всей форме, на гербовой бумаге, как положено. — А ты не слишком ли много хочешь, друг мой? — устало спросил Дин Гиор. — Мало тебе, что его затравил совсем, а теперь ещё подачки вымогаешь. — Не для себя стараюсь, — угрюмо бросил Фарамант. Наступило молчание. Слышно было только, как дышит волк. — Слушай, Рам, — сказал Дин Гиор. — Простил бы ты старика, а? Сколько можно, в самом деле... — Не дождётся, — Страж Ворот упрямо сжал зубы. — Ведь тридцать лет прошло с той поры, — продолжал Дин Гиор. — Двадцать семь, — сказал Фарамант. — Запугал ты его, нервы вытрепал. Считай, под замОк загнал. Слухи гадкие про него по всей стране распускаешь. Неужели тебе всё мало? Фарамант не ответил. — К нему ведь уже никто не приходит. Ты всех распугал своими баснями. И сидишь, как сыч, в своей арке. Кстати, почему ты выбрал именно арку? Можно же было встать на Северных воротах, там обычный ровный потолок. — Сам знаешь почему, — буркнул Фарамант. — Символист чёртов, — проворчал Солдат. — Смотри, доиграешься. Как прикажет Гудвин открыть все семь ворот, какие ты закрыл, и кончатся тогда твои козни. Будут посетители ходить мимо других привратников и некому будет им лапшу на уши вешать. — Чего это ты жалеть его вздумал? — полюбопытствовал Фарамант. — А того, что всякой вине своя расплата. Меру надо знать. Столько лет прошло. Пора забыть и простить. Хватит. — Простить?! — Фарамант бросил взгляд исподлобья. — Отлично! За любовь я прощу. Но за смерть — никогда. — Как был дураком, так им и остался, — с досадой сказал Дин Гиор. — Не того ты за смерть казнишь. Не его вина была. Наша. И умерла она при нас, в ту ночь. А то, что после было, не в счёт. Не жизнь это была. — Неправда! — упрямо сказал Фарамант. — Она меня слушала. Она поправлялась. А он всё погубил. Что он, вылечить её не мог, что ли? Ведь он же великий волшебник! — А то ты не знаешь, какой он волшебник, — махнул рукой Дин Гиор. — В общем, слушай. За фонтанщика твоего я ему скажу, так и быть. Тут ты своё получишь. Но собаку твою недоделанную я больше во дворец не пущу. Довольно. Пусть старик нервы подлечит. И крыльев Обезьяньих мне не присылай. Развешивать их по дворцу я больше не стану. С колдуном бороться — одно дело, а старика беспомощного до инфаркта доводить — совсем другое. Вот так. Согласен на такой вариант? — А если нет? — спросил Фарамант. — Тогда забудь про фонтанщика. И про меня забудь. Больше я тебе не друг. Или, если уж неймётся, скажи своей собаке, пусть она ему горло перегрызёт разом, и покончим с этим. Если только это тебя осчастливит на склоне лет. — Но я не хотел его убивать, — развёл руками Фарамант. — Не убивать, нет... Просто свести с ума. — Ты сам сумасшедший, — сказал Дин Гиор. — Всё, разговор окончен. Солдат демонстративно повернулся к гостю спиной. Волк искоса взглянул на своего хозяина: не будет ли каких указаний. Но Фарамант молчал. — Ладно, — сказал наконец Страж Ворот. — Считай, уговорил. Но фонтанщик — за тобой. — Ну вот, так бы и сразу, — голос Дина Гиора потеплел. — На что тебе, кстати, этот уродец сдался, не скажешь? — Девчонку от неволи спасти, — хмуро ответил Фарамант. — А говорил — не для себя стараешься, — улыбнулся Дин Гиор. — Ты там себе лишнего не выдумывай, — строго сказал Фарамант. — Моя любовь сам знаешь где лежит. А тут — так, просто... Ничего общего... — «Ничего общего», — передразнил Дин Гиор. — А ты в глаза ей хоть раз заглядывал? По-настоящему только, без этих твоих дурацких очков? Глаза-то у неё, как у Тесси! — Это меня не касается, — отрезал Фарамант. — У вас теперь у всех глаза как у Тесси. Даже у твоего гнусного волшебника со всеми его тремя подбородками. Просто вылитая Тесси. — Зря я, выходит, сегодня лаял, — уныло сказал волк. — Можно было глотку не надрывать. — Зато теперь свободен, — приободрил его Фарамант. — Не рад? Привыкнешь. Я вот тоже привык потихоньку... * * * Болезнь Тесси казалась неизлечимой. По крайней мере, так, в один голос, говорили все доктора. Правда, девочка немного ожила, и вода теперь уже не превращалась в лёд при одном её прикосновении. Но и прежней Тесси она уже не стала. Ни с родными, ни с друзьями она не говорила. Когда к ней обращались, она словно даже и не слышала — просто смотрела куда-то вдаль или принималась бормотать что-то несуразное про своего Волшебника, арку и музыку. Единственный, кому удавалось хоть как-то её расшевелить, был Фарамант. И это, в свою очередь, было единственной причиной, по которой родители Тесси не прогнали мальчишку прочь. Хотя уши ему поначалу надрали знатно. Теперь Тесси целыми днями сидела на крыльце, глядя в землю. Мальчик подсаживался к ней рядышком, обнимал за плечи и что-то шептал на ухо. — Тесси, — говорил он. — Послушай, Тесси, я сочинил новую сказку. Слышишь, Тесси? Специально для тебя. Тесси, в этой сказке есть твой Волшебник. Слышишь? Он прилетает на хвостатом шаре и дарит детям мороженое. Это очень добрый Волшебник, Тесси. — Правда? — спрашивала девочка, и глаза её на миг озарялись пониманием, но тут же гасли. А Фарамант рассказывал ей свои истории — одну, другую, третью... Доктора приходили и уходили. Приезжал видный лекарь из страны Мигунов; ничего вразумительного он, правда, не сказал, зато увёз с собой отрез платья Тесси в качестве сувенира. Собственно, если бы не это платье, никаких докторов бы и не было: нечем было бы платить им за труды. Дело в том, что платье оказалось из чистого серебра. А до той проклятой ночи оно было просто из дешёвого зелёного шёлка. Один особенно въедливый врач даже предложил устроить поход туда, где случился, как он выразился, «прискорбный энцендент». Он хотел посмотреть, что будет, если просунуть в арку пудовый моток ситца. По его словам, этот важный опыт мог бы подсказать пути к выздоровлению «панцеентки». Но когда ему втолковали, что Печатная крипта разрушена и арки, стало быть, больше нет, врач сразу скис и заявил, что при таком раскладе любой вид лечения бесполезен. В конце концов, серебряное платье разошлось по городам и весям, а Тесси сидела на крыльце в новом платьице из зелёного хлопка и новых кожаных башмачках. Единственной вещью, уцелевшей после приключения в крипте, осталась маленькая стеклянная пирамидка, которую ей вручил тогда Дин. Тесси вертела эту пирамидку в руках с утра до вечера, без устали глядя, как колышутся в ней разноцветные пузырьки. — Музыка, — говорила она иногда. — Играет там... Впереди... — Какая музыка? — ласково спрашивал Фарамант. — Расскажи мне... На что она похожа? — Её играет Волшебник, — отвечала Тесси. — Вот так... — и она принималась тихонько напевать какую-то грустную мелодию. Тогда Фарамант срезал ветку молодой ивы и выстрогал тонкую дудочку. На этой самодельной свирели он подобрал мотив, на который пела Тесси, и теперь играл ей сам. — Хорошо играет Волшебник, — говорила Тесси. — Я пойду к нему в арку. Мы будем играть вместе. И Фараманту хотелось раскрошить дудочку на мелкие куски. Но этого он так и не сделал, потому что Тесси ждала теперь, чтобы Волшебник играл ей снова и снова. Когда деньги кончились и надежд на излечение не осталось, Фарамант сунул в карман нож и отправился во дворец. Там он разыскал Дина, который стал теперь важной шишкой: помогал стражнику смазывать уключины моста по четвергам, за что получал обед и право носить заржавленную кирасу. Кирасу Дин отполировал до блеска, а для пущего гонору отрастил небольшую бородку. Но зазнайкой, несмотря на новое своё положение, он не стал, и встретил своего приятеля с искренней радостью. Фарамант долго шептался с ним и в конце концов сменял Дину нож, не признавшись впрочем, что брал его с собой для других целей. А Дин, добавив к ножу свою кирасу и несколько других сокровищ, добытых по разным старинным зданиям, обречённым на снос, — столковался с придворными и сумел через них добиться невиданной милости: сам волшебник, Великий и Ужасный Гудвин, вызвался лечить несчастную девочку, твердившую о нём в своём странном бреду уже который месяц. Но поскольку негоже правителю страны расхаживать по лачугам бедняков, Тесси перевезли во дворец, и свидания Фараманта с ней прекратились. Прошло три года. Фарамант распрощался со всеми своими мальчишескими драгоценностями: они перекочевали во владение Дина, который взамен проводил приятеля во дворец раз в месяц-другой — посмотреть, если повезёт, на Тесси. По городу разнеслась весть: волшебник надумал жениться. Для избранницы чародея сшили изумительное белое платье, но на фоне лица невесты оно казалось серым. В ночь после свадьбы Фарамант прыгнул в ров с постамента, но Дин выловил его, набил морду, напоил какой-то дрянью и вернул ему мешок со всеми его «сокровищами», накопленными за три года. Фарамант надел зелёные очки и ушёл из города искать счастья в дальних странах, поклявшись больше никогда не возвращаться. Но не успел и год миновать с той поры, а Фараманта снова коснулась рука прошлого. К тому времени добровольный изгнанник добрался уже до Голубой страны, где тщетно пытался найти утешение в объятьях молодой Жевуньи. И тут, на сорочьем хвосте, прилетела к нему весть из родного города: волшебник повелел всем горожанам заменить зелёные очки чёрными и носить их, не снимая, сорок дней подряд. К концу этого срока Фарамант вернулся в город и узнал о новом колдовстве правителя: тот изволил превратить свою любезную супругу в морскую русалку, и отныне она иногда будет появляться на троне вместо него. Фарамант дождался нужного дня, добился приёма у русалки и заглянул ей в глаза. После этого он отправился к Дину, который за это время немного вырос по службе и обзавёлся прозвищем Гиор. — Мне нужна собака, — сказал Фарамант. — Э..., — Дин почесал в затылке. — Это такая с пятнистыми крылышками и двумя усиками? — Нет, то наверное кенгуру. А собака это такой волк, но лает, как лиса. — Боюсь, такую не сыщешь, — сокрушённо вздохнул Дин. — Но обычного волчонка могу попробовать достать. В Фиолетовом дворце, я слышал, пополнение. — Прекрасно, — сказал Фарамант. — А ещё мне нужно место у ворот. — Тут уж ничем не могу помочь, все места заняты, — развёл руками Дин. — А если место освободится? Скажем, завтра? Скажем, у Западных ворот? Я слышал, тамошний привратник держит троих помощников для шлифовки очков. А один из этих помощников иногда ходит в лес по грибы... А в лесу, знаешь ли, звери всякие водятся, кенгуру клыкастые летают... — Ты чего удумал?! — взвился Дин. — Ты мальчишку не тронь! А то я не посмотрю, что мы с тобой друзья! — Как знаешь, — Фарамант пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. — Только тогда и волчонка не надо. Пусть свою колдунью стережёт. — Стой, — сказал Дин. — Не спеши. Подожди пару месяцев, будет тебе место. Но чтоб без глупостей. Понял? — Жалеешь, что меня тогда вытащил? — спросил Фарамант. — Дурак ты, — сказал Дин. — Не жалею. И ты не жалей. Пройдут годы, всё перемелется. А пока походи в очках: зелёный цвет для нервов благотворен. * * * Девушка, грациозная и лёгкая как весна, вбежала в арку и бросилась на шею Стражу Ворот. — Спасибо, дядя Фарамант! Спасибо тебе! — повторяла она, не помня себя от счастья и целуя привратника в щёки, в лоб, в дужку очков... — Папа передумал! Я так рада! Страж Ворот, ошеломлённый таким внезапным натиском, неловко шевельнулся, и очки со звоном упали на пол. Осколки стёкол брызнули во все стороны, но Фарамант этого не заметил — ведь перед ним были глаза Тесси. «Не Тесси. Нет. Как у Тесси, — поправил он себя, чтобы, не дай бог, не воскресла никчёмная, несбыточная надежда. — Глаза, как у Тесси». А девушка, смутившись своему порыву, отстранилась и смотрела теперь на Фараманта с тревогой, опасаясь, не обидела ли она его таким избытком чувств. — Папа отменил помолвку, — повторила она тихонько. — Ведь это ты, дядя Фарамант, руку приложил. Я знала, что ты не отдашь меня на растерзание негодяю. Страж Ворот улыбнулся: — Разве он такой уж негодяй, этот фонтанщик? — Ещё какой! — с жаром воскликнула девушка. — Не человек, а слякоть. Папа так и сказал. Представляешь, променять пост директора фонтана, прекраснейшего, красивейшего в городе фонтана — на должность смотрителя дворцовой канализации! Только потому, что она выше по рангу на полступеньки, да ещё чтобы быть поближе к правителю. Дворец как-никак, жилище волшебника, не то что какая-то площадь! — в голосе девушки слышалась чуть ли не издёвка, и Фарамант подумал, что она сейчас повторяет чужие слова. — Грошовая душонка, — пожал плечами Страж Ворот. — Что ж, теперь это уже не твоя беда. Ты теперь свободна. — А знаешь, дядя Фарамант, — задумчиво сказала девушка, — я тут подумала... Свобода лишь тогда чего-то стоит, когда ты можешь посвятить её кому-то... Это так странно... — Ты иногда поменьше думай, — посоветовал Фарамант. — Я больше не буду, — рассмеялась девушка. * * * Случай с избавлением от фонтанщика сильно сблизил Стража Ворот и его юную подругу. Теперь они виделись каждый день и частенько уходили гулять за городскую стену, благо желающих попасть в город больше совсем не осталось и Фарамант мог считать себя совершенно свободным. Они бродили вдоль садовых дорожек, мимо чистых прозрачных озёр, и Фарамант рассказывал девушке смешные и страшные сказки. Один раз он даже сыграл ей на свирели, но мелодия показалась девушке такой грустной, что едва не довела её до слёз. — Я придумаю для тебя другой мотив, повеселее, — пообещал Фарамант. Дружба их крепла день ото дня. Впрочем, была ли это только дружба? Они предпочитали не задумываться на эту тему. * * * Беда редко отступает навсегда. Куда чаще она возвращается с новыми силами, чтобы взять реванш за своё былое поражение, причём случается это как раз тогда, когда совсем не ждёшь. В одну особенно тёмную ночь, Луна, свидетельница стольких поцелуев, стыдливо накрылась тучкой. А на следующий день девушка вернулась к Фараманту в слезах. — У папы новая причуда, — всхлипывала она. — Ему теперь приглянулся рыжий оружейник. А ведь он уже трижды был женат. За последней женой, говорят, с кинжалом бегал. А мне, значит, быть четвёртой суждено. Папа сошёл с ума... Фарамант задумался. Оружейник Флед — знатного рода и себе на уме. Его не удастся спровадить так легко, как глупого горе-фонтанщика. — Я должен поговорить с твоим отцом, — сурово сказал Фарамант девушке. — Как странно! — откликнулась та. — Папа как раз сам хотел поговорить с тобой. — Он знает обо мне? — удивился Фарамант. — Флита, ответь мне! Ты ему про нас рассказала? — Нет, — покачала головой девушка. — Я ничего ему не говорила. Но мне иногда кажется, что он и так всё про всех знает. — Где я могу его увидеть? — спросил Фарамант. — Папа сказал, что придёт сегодня в полночь в Комнату для почётных гостей — это в дальнем крыле дворца. — Я буду там, — коротко ответил Фарамант. * * * Страж Ворот пружинистым шагом взбежал по ступенькам. Дверь Гостевой комнаты была распахнута настежь. Внутри горел слабый свет. Во всей атмосфере безлюдного ночного дворца было словно разлито ощущение тревоги. «Будь, что будет», — подумал Страж Ворот и переступил порог. — Я ждал тебя, — послышался голос — и Фарамант в изумлении остановился: — Вы? Это вы?! — еле выговорил он. Перед ним стоял богато одетый человек в роскошном зелёном облачении и в шляпе с пером. Это был Гудвин, Великий и Ужасный, собственной персоной. — А кого ты рассчитывал здесь встретить? — надменно спросил Гудвин. — Дворника дядю Базилио? — Но Флита говорила, что её отец — дворцовый работник... — растерянно пробормотал Фарамант. — А я по-твоему во дворце что делаю? — хмыкнул Гудвин. — Баклуши бью? — Вы? — Фарамант почувствовал, как первое удивление сменяется застарелой злостью. — Я скажу вам, что вы тут делаете. Прячетесь от собственной тени! Дрожите ночами, как лист рафалоо на стылом ветру! — Ну, это ты преувеличиваешь, — спокойно сказал Гудвин. — Я веду жизнь отшельника вовсе не потому... Просто это удобнее для моих магических занятий. «Ах ты пижон!» — Фарамант почувствовал, как волна бешенства захлёстывает всё его существо: — Магических занятий?! — переспросил он. — Ворожите, значит, помаленьку? Может вы ещё и супругу свою расколдуете? Не век же ей быть морской девой? Что, слабО? Ведь вы же Великий Волшебник!.. — Ты о Тесси... — Гудвин помрачнел. — О ком же ещё! — и Фарамант, нарушив разом сто четырнадцать правил этикета и три государственных закона, метко плюнул, так что сбил со шляпы волшебника колыхавшееся там перо. Но Гудвин словно бы и не заметил оскорбления. — Пойми, — сказал он тихо. — Даже величайшим из волшебников не всё подвластно. Есть вещи, которые сильнее нас. Например, смерть. И любовь. — Много вы смыслите в любви! — прорычал Фарамант. — Не меньше твоего! — сверкнул глазами волшебник. — Ты любил Тесси? Я тоже! — Я вас убью! — Фарамант выхватил нож. — И Флита останется сиротой, — флегматично заметил Гудвин. — Дьявол! — Фарамант опустил оружие. — Если б у неё не были глаза Тесси... Я бы послал всё к чёрту, а этот нож уже торчал бы в вашем жирном брюхе! — Хочешь ещё раз увидеть глаза Тесси? — усмехнулся Гудвин. — Хочешь увидеть Тесси? Не Флиту, а именно Тесси? Хочешь? — Нельзя так издеваться, — тихо сказал Фарамант. — А я серьёзно, — со злостью сказал Гудвин. — Хочешь? Я покажу. — Куклы вашей мне не надо, — Фарамант покачал головой. — К чертям всех кукол! — воскликнул волшебник. — Иди за мной! Ну! Он поднял руку властным жестом — и дальняя стена комнаты с оглушительным треском раскололась пополам, образовав неровный проём. «Он что, и вправду волшебник? — пронеслось в голове у Фараманта. — Или это очередной театральный фокус?» А Гудвин уже шагал вперёд быстрой уверенной походкой. Во всех движениях его была такая величественная сила, что Фарамант, захваченный ею, невольно поплёлся следом. За расколотой стеной оказался длинный коридор с мраморными колоннами. — Я был здесь! — ахнул Фарамант. — Разумеется, — бросил волшебник, не оборачиваясь. — Но ведь Печатную крипту тридцать лет как снесли! — воскликнул Фарамант. — Снесли входное здание, — сказал волшебник, убыстряя шаги. — А коридор и Комната печатей — остались. Фарамант шёл по коридору, спотыкаясь, и не верил своим глазам. За прошедшие десятилетия он давно уже свыкся с мыслью, что этого места больше нет на свете и живо оно лишь в его памяти. Так что идти теперь, на склоне лет, тем самым коридором, вновь видеть уносящиеся ввысь мраморные колонны... В этом было что-то фантасмагорическое, и всё происходящее не укладывалось у Стража Ворот в голове. Тем временем коридор закончился. — Мне казалось, он был длиннее, — пробормотал Фарамант. — Это ты был моложе, — жёстко сказал Гудвин, открывая железную дверцу. Фарамант ступил в круглую залу. Здесь всё было по-прежнему: стол, печь, шкаф, зеркало... Только не было арки. — Арку я приказал снести, — произнёс Гудвин, опережая невысказанный вопрос. — Подойди ко мне. Как зачарованный, Фарамант приблизился, и Гудвин подвёл его к окну, сквозь которое в комнату лился нежный голубой свет. — Смотри! Фарамант выглянул в окно — и увидел Тесси. Она сидела за окном на скамеечке, близко-близко, достаточно протянуть руку. Ей снова было тринадцать лет, лицо её сияло живым румянцем, глаза лучились радостью. Фарамант тихо охнул и схватился за сердце. Но Тесси была не одна. Рядом с ней сидел ещё один человек — и Фарамант почувствовал, что задыхается. — Это же... Это же я... — прохрипел он. — Да, — подтвердил Гудвин. — Это ты. — Но как?! — воскликнул Фарамант. — Вот так... — сказал Гудвин. — Тесси всё-таки нашла своего Волшебника... — Что-о? — Фарамант разинул рот от изумления. — Ведь ты всегда и был её Волшебником, — сказал Гудвин с горькой улыбкой. — Разве ты этого не знал? Фарамант закрыл лицо руками. — С первого и до последнего дня, — продолжал Гудвин. — Ты. Ты один. Один только ты. Ей не нужен был мой сказочный город, её не волновали мои чудеса... Ей нужен был ты один, твои дурацкие истории, и чёртова музыка твоей души, пропади она пропадом. Её душа всегда была повенчана с твоей. И остаётся с нею до сих пор. А я получил лишь тело. Холодное, бездушное тело. — Почему вы не вернули её мне? — глухо спросил Фарамант. — Я надеялся, — пожал плечами Гудвин. — Я думал, что ласки, забота, любовь — смогут расшевелить её, вернуть к жизни. Я ошибался... Я передумал. Я дал приказ разыскать и вернуть тебя в город, чтобы возвратить её тебе. Но она меня опередила. Она ушла в арку. Теперь она здесь. — Почему вы не удержали её? — спросил Фарамант. — Я не сразу узнал про арку. Только потом, много позже, когда уже всё свершилось. Чтобы навести справки, пришлось даже вступить в сделку с одной колдуньей. Я преподнёс ей весьма ценный подарок и она рассказала мне в ответ, где теперь можно увидеть Тесси. — Здесь, в комнате, есть статуя, — сказал Фарамант. — Эмфилоя. Она исполняет желания. Сейчас я поцелую её и Тесси вернётся. — Глупец, — сказал Гудвин. — Я целовал её тысячу раз. Эмфилоя исполняет лишь одно-единственное желание. Она как пчёлка: жалит первого, кто её коснётся, и затем умирает. Теперь это просто статуя. Фарамант опустил голову. Тесси в окне помахала ему рукой, но он этого не видел, а второй Фарамант, тот что был за окном, извлёк из кармана дудочку и заиграл что-то беззвучное. — Не печалься, — сказал Гудвин. — Прошлого не воротишь, но теперь у тебя есть Флита. — У меня? — переспросил Фарамант. — Разве вы не хотите выдать её за Фледа? — Не хочу, — сказал Гудвин. — И никогда не хотел. Я хотел сделать так, чтобы вы полюбили друг друга. Поэтому появился Флед. — Странно для отца — сватать дочь за угрюмого Стража Ворот, когда вокруг столько блистательных кавалеров, — сказал Фарамант. — Я просто хотел, чтобы исполнилась мечта Тесси, — сказал Гудвин. — Любить тебя и быть любимой — это всё, чего она хотела. Что ж, пусть не для неё, так хоть для её дочери... Фарамант резко поднял голову: — Что? Но... Флита не может быть дочерью Тесси! — Почему это? — удивился Гудвин. — Тесси умерла двадцать семь лет тому назад! — воскликнул Фарамант. — А Флите едва исполнилось семнадцать! — А это ты видел? — Гудвин кивком показал на стол посреди комнаты, на котором по-прежнему лежал стойкий саркофаг. Фарамант поднял на волшебника недоумевающий взгляд. — Да-да, — сказал Гудвин. — Стойкий саркофаг. Знаешь, почему он стойкий? В нём время останавливается. Останавливается и стоит. Гудвин прошёлся вокруг стола, заложив руки за спину. Фарамант следил за ним взглядом и потому пропустил момент, когда в окне к ногам Тесси и её друга спустилось пушистое облачко, окутало обоих и медленно унесло куда-то вдаль. — Когда Тесси ушла, Флите был всего месяц от роду, — продолжал Гудвин, глядя в пол. — Я был во мраке, мне ничего не хотелось знать. Я хотел всё забыть. Я не желал смотреть в её глаза. Поэтому я положил ребёнка в стойкий саркофаг. И маленькая Флита пролежала там десять лет. К тому моменту жизнь снова обрела для меня вкус и я решил попробовать себя в роли отца. Правда, родство моё с ней надо было скрывать. Слишком многие в городе меня ненавидели — между прочим, по твоей милости, — тут Гудвин метнул на Фараманта сердитый взгляд. — Так что, для всех придворных Флита была просто девочка... Кандидатка на роль дворцовой горничной, когда подрастёт. Гудвин помолчал. — А теперь я предлагаю её тебе в жёны. Фарамант сжал зубы. Ему очень не хотелось возражать, но он должен был это сделать. — Я слишком стар для неё, — процедил он. — Мне уже сорок три года. Негоже юной девушке... — Вчера вечером, под луной, ты был молод, — оборвал его Гудвин. — Но если тебя не устраивает моё предложение, есть другой вариант. Можешь лечь в саркофаг. — Зачем? — не понял Фарамант. — Лет через тридцать тебя поднимут, — сказал Гудвин. — Тогда вы с Флитой станете ровесниками. — Она тогда уже будет несвободна, — горько усмехнулся Фарамант. — Дурак, — сказал Гудвин. — У неё с Тесси одна порода: если кого полюбила, то уже навсегда. Она будет ждать тебя тридцать лет и юность её утечёт ручьями слёз, туда, откуда нет возврата. Этого ты хочешь, сердцеед проклятый? — Я так долго вас ненавидел, — задумчиво сказал Фарамант. — А вы, оказывается, всё знали... — Не всё, — отмахнулся Гудвин. — Но мне было куда посмотреть, — и он показал рукой в окно. Теперь там был виден роскошный дворец, по ступенькам которого спускалась свадебная процессия. Немолодой уже жених в зелёном костюме и очках бережно вёл юную невесту, а бесчисленная толпа гостей бросала им охапки цветов и что-то кричала. Сверху же, над всей толпой, улыбкой-лодочкой качалось маленькое пушистое облако, на котором, взявшись за руки, стояли двое детей — мальчик и девочка. Мальчик держал свирель, а девочка с лукавым любопытством смотрела на жениха с невестой и лицо её озарялось огоньками счастья. — Что ж, — сказал тогда Фарамант, опустив голову. — Я постараюсь стареть помедленнее... ///Конец рассказа "Мелодия свирели" Пейринг: Фарамант/Флита

Кастальо: НМП Жаркий полдень располагал к лени. На поляне перед глубокой черной пещерой хорошо припекало, даже птицы попрятались, и хозяйка мрачного жилища, высокая тощая старуха в черном балахоне, разморившись на солнышке, довольно равнодушно вертела в руках большой медный котел, размышляя о том, не пора ли хорошенько почистить его песком. Почти решившись все же приступить к работе, старая ведьма поднялась – и вдруг боковым зрением уловила на тропинке какое-то движение. Действительно, из-за скалы вырулил и направился к пещере молодой человек довольно необычной для Волшебной страны внешности. Он был заметно выше среднего жевуна, и пречуднО одет: в размахренные у колен длинные синие шорты, прихваченные плетеным кожаным ремешком, и аляповатую рубашку совершенно немыслимой расцветки. На ногах молодого человека были странные тряпичные башмаки, причем левый – с ярко-розовым шнурком, правый же – с ядовито-зеленым. Загорелое лицо чужака украшали темные очки, в низко расстегнутом вырезе рубашки угадывались какие-то цепочки и деревянные бусы. Молодой человек щеголял странной и даже смешной прической – волосы его были сильно зачесаны кверху, образуя на голове что-то вроде коротенького хохолка, прокрашенного попеременно светлыми и темными прядями. Пока старуха мысленно отмечала все эти несуразности, молодой человек решительно приблизился к ней и спросил: - Добрый день, не подскажете ли, где мне найти Гингему? - Ну я Гингема, - насупилась старуха. – Чего надо? Молодой человек при этом известии тут же снял темные очки и засунул их за кармашек своей термоядерной рубашки, - глаза на загорелом лице обнаружились весьма красивые, серо-голубые. Однако, несмотря на вежливый жест, следующие слова молодого человека оказались совсем невежливыми: - Вот черт, как же мне не везет-то опять! - В каком смысле? – не поняла Гингема. – Ты кто вообще такой? - Я – ваш жених, - молодой человек мрачно вздохнул. - Че-гооо? Это как это? - Вот так, - откликнулся тот. – Вы выпали мне по лотерейному билету. – И молодой человек полез в карман шортов, очевидно, собираясь продемонстрировать упомянутый билет. - Да кто ты вообще такой? – настаивала старуха. - Нафанаил Меркульевич Полуектов, - со вздохом ответил тот, и повторил, четко артикулируя: - Нафанаил Меркульевич. Полуектов. Эн. Мэ. Пэ. Старуха уставилась в наконец-то выуженный из кармана мятый блокнотный листок, и на ее лице мелькнула легкая тень понимания. - Опять что ли у фанфишеров обострение? – буркнула Гингема, возвращая бумажку. - Типа того, - кивнул собеседник. – Летнее. - Очень мило, - старуха поджала губы. – Ладно, все ясно. Валил бы ты отсюда, Нафаня. - Э нет, - сказал тот, адресуясь в ее удаляющуюся спину. – Вы думаете, меня имеет смысл прогонять? Думаете, нас с вами за это по головке погладят? Гингема обернулась. - Да что она нам сделает-то? - Она? Почему вы так уверены, что по нашему билету пишет женщина? - Пф, - усмехнулась ведьма. – Ты на себя в зеркале смотрел? Ты вообще хоть раз видал мужика, которому нравились бы такие прически? - Видал, почему же, - задумчиво проговорил Нафанаил. – Например, историк моды Саня Васильев. Гингема, кажется, собиралась бросить какую-то ядовитую реплику, но ограничилась просто презрительным плевком. Однако уходить раздумала. Она еще раз внимательно и придирчиво осмотрела молодого человека с ног до головы. - Ладно, заходи, Нафаня…Чайку попьем и потолкуем. – И ведьма, не дожидаясь ответа, полезла в пещеру. *** - Да, потрепала тебя жизнь, паря, я смотрю, - старуха пригорюнилась, подперла щеку рукой. – Ты бери, бери пирожки-то, свежие. Конфеты вон попробуй, - Гингема подтолкнула поближе к гостю вазочку с чем-то, подозрительно напоминающим засахаренные лягушачьи лапки. Нафанаил конфетку послушно взял, но в рот отправить так и не решился. - И главное, еще бы везло хоть чуть-чуть, - махнул рукой гость, незаметно роняя при этом сомнительное угощение на пол. – Думал – сказка на сей раз, авось хоть принцесса какая-нибудь попадется или в крайнем случае служанка. Да хоть бы просто молоденькая, наконец-то! - Такая? – раздался вдруг неожиданно звонко голос его собеседницы. Нафанаил поднял голову – и обомлел. Перед ним вместо костлявой старухи сидела, смеясь, юная золотоволосая девушка пышных форм, с розовыми губами и яркими синими очами. Широко распахнув глаза, гость глядел на это чудо, пока Гингема решительно не заявила: - Ну, довольно. Быстрым, едва уловимым движением она провела рукой сверху вниз по своему лицу, и вновь на Нафанаила довольно щерилась остатками зубов старая ведьма. - А… а что же вы… раз так можете… то… Невнятный вопрос Гингема явно поняла с полуслова. - А зачем? – проговорила она равнодушно. – Мне и так хорошо. Мы тогда, 500 лет назад, все много этим развлекались, каждая по-своему. Стелла вон все юной красоткой, - Гингема фыркнула, - а ведь она на двести лет меня старше. Виллина косит под добрую бабушку, чтобы подданные ее любили. Басти – та наоборот, на устрашение ставит. Думает, ведьму должны бояться. - А вы? – спросил Нафанаил, хотя ответ ему уже был ясен. - А я – Гингема. Мне семьсот тридцать один год, сынок. Как, по твоему, мне еще выглядеть, так, что ли? – еще одно неуловимое движение, и на парня вдруг на секунду глянула пустыми глазницами страшная мертвая голова. Нафанаил отшатнулся, но видение пропало так же быстро, как появилось. - Слушай, Нафаня, - спросила Гингема, быстро меняя тему, словно только что увиденное ее собеседником зрелище было не столько страшным, сколько за гранью хорошего вкуса. – А сколько они еще беситься будут? - Кто? – молодой человек еще не вполне пришел в себя. - Ну, фанфишеры эти твои. - А-а. До конца лета должны угомониться, я думаю. - Не так уж и долго, - Гингема раздумчиво переложила несколько пирожков на блюде с места на место, и вдруг – Нафанаил глазам своим не поверил! – подняла голову и подмигнула. – Продержимся, как думаешь? - В каком смысле? – опешил ее собеседник. - Да собственно, в любом. Пейринг, знаешь ли, это не только то, о чем ты подумал, - откликнулась ведьма. – Ты парень молодой – ловкий, сильный, а мне помощники не помешают. С жевунами-то каши не сваришь, они на выстрел к моей пещере подойти бояться. Да и тебе не вред у меня поучиться. Глядишь, в следующий раз поворожишь немного – карта иначе ляжет… - Только знаете, - осмелел вдруг Нафанаил, - если вам не сложно, вы не могли бы… эээ… на время нашего общения… - и он провел рукой по своему лицу. Гингема сначала не поняла его жеста, а поняв – расхохоталась. - Делов-то! Выбирай, голубчик! Перед ее собеседником замелькали разные женские образы, один другого краше. - Стойте, - вдруг хрипло проговорил Нафанаил. – Вот! Гингема убрала руку от лица и, пробормотав что-то себе под нос, прищелкнула пальцами. С дальней стены с тихим шорохом сорвалось небольшое зеркало и зависло в воздухе перед лицом своей хозяйки. Ведьма едва взглянула в мутноватое стекло, и брови ее поползли вверх. Из зеркала смотрела на нее сухая худощавая женщина слегка за тридцать, с выразительным большеносым, тонкогубым лицом и все теми же горящими глазами, что сверкали только что на старухином лице. Должно быть, именно такой была когда-то эта колдунья - семьсот лет назад. Гингема быстрым щелчком отогнала зеркало и уставилась на своего гостя. - Ну и вкус у тебя, парень, - проговорила она с легким смешком, и в ее голосе зазвучало едва уловимое смущение. – Да, пожалуй, мы с тобой сработаемся. Пейринг: Гингема/НМП

Кастальо: Нужная вещь. Пинарик. - Дальше, что было дальше? – наперебой защебетали воробьи. - А дальше это пугало огородное и говорит мне, ворона, будь добра, слетай к ней, передай, что она ужасна - Что прямо так и сказать? – удивилась я. - Ой, опять всё перепутал. Ну, конечно же, я хотел сказать, что она прекрасна! – ответило мне чучело. А мне что, мне нетрудно. Дразнить этого чудика надоело. Дай думаю, дело доброе сделаю для бедолаги. Попробуй-ка, поторчи целый день на шесте. Прилетаю я, значит, к этой мамзель на соседний огород. Говорю мол, вон тот парень воспылал к тебе вдруг неземной любовью. Просил передать, что прекраснее тебя нет на всех окрестных полях. Ну и всё такое в этом духе. - А она что? – чуть ли не хором загомонили любопытные воробьи. - А она ничего. Глазищами хлопает и молчит. Я посидела, подождала, может, думаю, сподобится ответить хоть что-нибудь. Ждала-ждала, ничего так и не выждала. Возвращаюсь, докладываю: молчит твоя подруга, будто воды в рот набрала. Парень сразу сник. Почему, спрашивает, она со мной не хочет разговаривать, внимания не обращает. Что же, думаю, мне с вами, чучелами, делать? Утешить надо как-то. Не переживай, говорю. Сразу видно, что жизни ты еще совсем не знаешь. Что ж поделать, если сердца у нее нет. Не понимает она твоих чувств. Подожди, может, другая появится, не такая черствая. Ферм то в округе много. - А что такое сердце? – это он меня вдруг спросил. - Э… как бы тебе объяснить, – ответила я - есть такая штука у птиц, ну и у людей тоже, у меня вот есть. Внутри она, стучит. Нужная вещь. - А у меня эта штука есть? – спрашивает он. - Точно не знаю, но, скорее всего, нет. Ты же не человек и не птица. - Ну, а закончилось то чем? – не унимались воробьи. - А закончилось всё очень странно. Вскоре пришла какая-то девчонка в сопровождении странного зверька, сняла чучело с шеста, и они ушли. Больше я его не видела. Пейринг: Страшила/НЖП

Кастальо: Обрывки времени - Можно, конечно, заложить динамит поблизости от звездолёта и взорвать его. Это вполне в пределах наших возможностей. Но в таком случае разрушения будут очень большими. Они не ограничатся звездолётом. - И насколько же большими? – уточнил Ружеро. - Не исключено, что от взрывной волны обрушится свод Пещеры. Кроме того, абсолютно точно погибнут наши друзья – арзаки. – Каннинг замялся. – И Ментахо с Эльвиной тоже. Ружеро – бывший Хранитель времени, а ныне правитель рудокопов – с пониманием кивнул. - Конечно, мы попытаемся использовать любую другую возможность, как только она появится, - поспешно добавил Каннинг. – Если б только мы могли доставить усыпительную воду к месту в кратчайшие сроки, пока она не потеряла своих волшебных свойств… Я правильно понимаю, что вы и мастер Лестар как раз и работаете над этим? - Да. С переменным успехом. Хочется верить, у нас получится. Но, конечно, если ничего не выйдет звездолёт придётся взрывать. Ружеро сказал это хоть и не равнодушно, но довольно спокойным тоном, как того требовала ситуация от одного из важнейших участников процесса. На самом же деле всё внутри у него сжалось, как бывает на грани самой тяжёлой и непоправимой утраты. Не из-за Пещеры. И даже не из-за арзаков – хотя их должно быть по-человечески жаль. «Эльвина… Разве возможно то, что так жестоко?» Ночь и день едва ли можно было различить в Пещере, но Ружеро, как Хранитель Времени, знал: сейчас вечер. Именно здесь происходил разлом эпох: кончалось время королей, начиналось – новой свободной жизни. Нет, не в эту минуту и даже не в этот час. Процесс растянется, пожалуй, на месяцы. И всё это время они будут жить с ощущением: вот закончилось старое, опостылевшее, теперь всё начнётся заново и совсем по-другому. Они с Арриго обходили строения подземного города, который в скором времени предстояло покинуть. Конечно, всё ещё работали шахты, да и другие строения не выглядели заброшенными, но что-то уже изменилось в облике города. Что-то, что говорило: тут всё ненадолго. Ещё чуть-чуть – и люди сорвутся с места, подгоняемые энтузиазмом и новыми идеями. Время будто рвануло вперёд и понеслось вскачь – радостно и беззаботно таща за собой всё вокруг. - Как идёт перевоспитание? – спросил он Арриго. - Лучше некуда, - ответил тот. – Всё по плану. Даже нет, вперёд плана. - Справляемся быстрее? – Ружеро сдержанно улыбнулся. - Да, всё оказалось гораздо легче, чем мы думали, - Арриго огляделся на всякий случай и продолжил, понизив голос. – Видел бы ты Ментахо. В полной уверенности, что он – ткач и всегда был ткачём. Про корону и не вспоминает… - А Эльвина? – вырвалось у него совсем неожиданно. Ружеро тут же замолк: глупость непростительная, такой прямой вопрос у кого хочешь вызовет подозрение… Арриго, впрочем, ничего подозрительного не заметил: - Эльвина, а что – Эльвина? Обычной такой домохозяйкой стала – как все королевы. Решили же с королевами и с принцессами не ломать особо голову – пусть себе хлопочут по дому, хозяйство ведут – чем там обычно женщины занимаются? Захотят – сами потом выучатся чему-нибудь. Ружеро понимающе кивал. И даже как будто улыбался. По-крайней мере, лицо его имело бодрое и полное оптимизма выражение. В самом деле, раз всё идёт по плану… Он только пытался не смотреть Арриго в глаза. Он считал Арриго другом и ближайшим союзником и никогда не думал о нём плохо, но в этот момент – эту конкретную минуту – он ненавидел Арриго, почти смертельно, как ненавидел всю эту «мирную» революцию исподтишка. Нет, он первый поддержал бы идею – он и поддержал её первым. И – да, он всегда был за. Он и сейчас был за. Конечно, общее больше частного, и целый народ больше нескольких отдельных людишек. И кто сказал, что революция – даже мирная революция – не требует жертв? Да и так будет лучше. Для всех. Ведь сильнейшая любовь – отпустить того, кого любишь. «Не знаю, кому я пишу всё это. Может быть, потомкам – если кто-то найдёт и станет читать эту писанину. Нет, потомки не причём, мне просто надо выговориться. Кому-то признаться. Хоть кому-то ещё. Но это невозможно – по разным причинам. Дело в том, что я люблю. Абсолютно несдержанно и безнадёжно люблю. Я люблю королеву Эльвину. А теперь я не знаю, что писать дальше. Разве выразишь словами чувство? Оно больше, оно не поддаётся словесному описанию. Что же я могу написать? Что я сделал бы всё, если бы она попросила. Но она не просит. Ей ничего не надо от меня – и всё же, она остаётся со мной. Что мне необходимо, чтоб она была рядом. Необходимо видеть её, говорить с ней… чувствовать её. Что каждый раз, когда она просыпается от волшебного сна, я напоминаю – каждый раз заново – что есть между нами. Это довольно рискованно: ведь память надо пробудить в первые дни, и в это время в помещении всегда достаточно людей: ведь королевскую семью следует приводить в надлежащее состояние после каждой новой спячки. Но мы успеваем переброситься парой слов – и Эльвина всё вспоминает. Снова и снова. Это мучительно, как всякое навязчивое повторение. Но всё же, это волшебно. Может быть, и любовь – волшебство? Так или иначе, я знаю: это не может длиться вечно. Даже сейчас у нас – один месяц из семи, и долгая разлука потом. Не знаю, чего мы ждём. Не знаю, что ждёт нас. Что-то готовится. Всё слишком хрупко, чтобы продлиться вечно… хотя бы целую жизнь. Поэтому и любим мы – безнадёжно. Поэтому не знаю, имею ли я право каждый раз будить её память. У короля Ментахо на самом деле два ребёнка, а не три, как он думает. Как все думают. Третий – не его. И хотя бы здесь, на бумаге, которую никто никогда не прочитает, я должен в этом признаться. Или прочитает? Ведь если кто-то в Пещере узнает о нас – в общем, в этом не будет ничего хорошего. Ни для меня, ни для неё. Так зачем же я написал всё это, зачем понадобилось мне признаваться письменно, зачем я назвал её по имени… Ха, а может, я хочу, чтобы все всё узнали? Может быть, в глубине души, я желаю, очень желаю обнародования – всеобщего, чтобы знала вся Пещера? Чтобы мы могли не таиться больше? Я знаю, что это невозможно. Но я всё равно буду всегда любить её». «Это письмо тебе, любимый, хоть ты никогда его и не прочитаешь. На самом деле, я всё помню. Сколько лет прошло, а я ничего не забыла. Спросишь, как удалось мне – после усыпительной воды, после перевоспитания – вспомнить о тебе и обо всём, что было между нами? Это довольно просто: я всегда носила тот кусочек гранита, что ты подарил мне, на груди. И когда после пробуждения я смотрела на него – я всё вспоминала. Да, милый, ещё до того, как ты начинал рассказывать. Просто мне нравилось слушать твой рассказ – каждый раз один и тот же и по-прежнему волшебный. Поэтому я не говорила тебе, что всё и так помню. И теперь, годы спустя, я часто повторяю этот рассказ про себя, как далёкую, но родную сказку. Что же осталось нам? Вряд ли ты пересечёшься со мной в одно время, в одном месте. Ты даже не знаешь, что я знаю. К тому же, я замужем и мой муж – хороший человек и, безусловно, заслуживает уважения, а мы оба уже староваты для интриг. Вряд ли ты прочтёшь и это письмо – ведь у тебя даже не будет повода. И всё же, я верю: ты по-прежнему меня любишь. А я тебя всегда любила. Любовь – вот что нам осталось, вот что навсегда нам останется». День шёл за днём, а вода всё не появлялась. Они бурили глубже и глубже – так долго, что, казалось, уже должны были пробурить землю насквозь. Но воды не было. Просто не было, и всё тут. Ещё несколько дней – и придётся взрывать звездолёт, чего бы это ни стоило. На кону – судьба Волшебной страны и, возможно, всего мира в придачу. Но вода будет, - твердил Ружеро сам себе. Разве возможно такое, чтоб она не появилась? Ведь иначе… Разве возможно? - Ведь у нас ещё целых полмесяца. - А затем шесть месяцев – представляешь, шесть долгих месяцев в разлуке. - Что ж с того? Мы снова увидимся. - Сколько раз уже я встречаю тебя из спячки и каждый раз я боюсь, что приду слишком поздно и ты всё забудешь? - Что ты, милый? Поверь, даже если я забуду, что я королева зелёного дворца, что мой муж – король Ментахо, если даже забуду, как меня зовут, нашу любовь я не забуду никогда. - Да, наверно. Я тоже никогда не забуду, хоть бы меня и усыпили… Ведь любовь – это тоже волшебство, да? - Да, и она сильнее любого другого волшебства. - Когда больше ничего нет и ничего не осталось – она остаётся. «Мыши заснули!» Боясь поверить и уже одержимо веря, Ружеро вслушивался в клич, нёсшийся по земле и над землёй – казалось, по всей Волшебной стране. Как будто ещё ничего не было решено, и самое сложное только предстояло, но мыши заснули, и Ружеро знал точно: теперь всё будет хорошо. По-другому и быть не должно. «Мыши заснули!» Пейринг: Ружеро/Эльвина

nura1978: Ну, начнем, помолясь. Рецензировать - не рецензировать, но высказываться. Занятный конкурс. Видно, что участники повыдохлись, конечно. Да и участников маловато, всего шесть. В билетах неожиданно много Подземной страны – и Ортега, и Карото, и Ружеро с Эльвиной… (это на шесть текстов-то!) И многовато неопределенности – тут и НЖП, и НМП. Поскольку я не люблю неопределенности, сразу могу сказать, что рассказы «НМП» и «Нужная вещь» я отношу к своим анти-фаворитам. Не потому, что плохо написаны, вовсе нет, а потому, что их авторы в общем-то отмахнулись от заданий (заодно заметим, что эти рассказы – самые короткие в подборке). Никаких интересных, имеющих собственные характеры новых персонажей они не потрудились придумать. Автор «НМП» выехал на старой песне «персонажи знают о фанфишерах», которая исполнялась на конкурсах уже неоднократно, и с куда большим успехом (в интервью, и в хеффалумпах…) Кроме того, сцена с изменением Гингемой внешности мне кое-что очень сильно напоминает. Но это кое-что как-то не принято цитировать в открытом разделе. Нафанаил же Меркульевич (я правильно артикулирую?) – увы, просто заглушка, а не живой человек. Ход вроде бы тот же что в Минуткиной «Ищите волшебницу» с Мэри-Сью, но там имя – просто милая шутка, а персонаж при этом вполне себе цельный и самостоятельный. А тут на шутке все и заканчивается. Автор «Нужной вещи» утверждает, что написал пинарик. По объему все идеально. Но как один из родоначальников жанра )) осмелюсь утверждать, что в пинарике должна быть финальная бомба!(тм) А тут ее нету. Оставив за рамками практически отсутствие наличия этого самого обещанного НЖП (нам ее даже не описали), должна сказать, что или я глубоко не поняла задумки авторской, или рассказ оканчивается ничем. Страшила пошел просить у Гудвина сердце вместо мозгов? Это антиканонично и не ново. Подразумевается, что мы до конца не догадывались, что речь идет о Страшиле, и сообразили только при упоминании девочки и песика? Но это невозможно. Это был бы пинарик с бомбой!(тм), если бы мы до конца думали, что это канонный POV, и вдруг он бы свернул. Или если бы мы думали, что он пойдет просить сердце, и вдруг финал бы вывернул на канон (но это уже было, например у меня в одном пинарике).

nura1978: Рассказ «Гость» меня немало удивил. Сначала я никак не могла понять, в честь чего эти русские недели в макдональдс он написан таким стилем, но потом перечитала его еще пару раз, и придумала такой вариант: этот рассказ можно считать образчиком фольклора ПС. Такое устное народное творчество – «а сейчас, детки, я расскажу вам про отважного ловчего Ортегу и прекрасную фею Розовой страны». Это объясняет и посконно-домотканный стиль, и полную антиканоничность (это Беллино придумал усыплять дворы, а вовсе не Ортега, например; Стелла никого не способна переносить по волшебству, в том числе и саму себя; и так далее), и то, что люди забыли, что «наверху» нельзя просто так сразу смотреть на солнце и думать «ах какая красота». Также это хорошо ложится на упрямо внушаемую в «сказке» мысль – никакого источника сонной воды никогда не было, да и вообще нигде никаких источников нет, и незачем их искать. Такая сказка могла бы быть рассказана детям ооочень много лет спустя после перевоспитания королей, и некоторая секретность, окружавшая эту эпоху, тоже виной тому, что сказка неканонична. Очень сказочна (и совершенно бесполезна, как зачастую и бывает в настоящих народных сказках) сцена с загадками. Подлая Стелла будто нарочно загадывает Ортеге именно такие загадки, которые он не может отгадать (и она знает, что он не может!) После первой же неудачи ловить дальше нечего – приз ему обещан за все разгаданные, - однако Стелла не останавливается (болтунья!) Кстати, мне понравилось, как показаны манеры болтунов – эти их постоянные встревания в беседу и т.д. То, что Ортега эту воду сам пил, тоже, должно быть, забылось в устной народной традиции. Идея с переносящими в другие страны источниками мне показалась очень симпатичной (вообще, имхо, тема волшебной воды разных сортов в ПС до сих пор не раскрыта). Только странно ее применение – что это за мера объема такая, «глоток»? Этак можно и мимо нужной страны промахнуться. Уж лучше бы она была соответствующих цветов – желтая, розовая и т.д. Есть пара ляпов. Почему болтуны безбороды? Просто традиция? Откуда в РС (и вообще в ВС) кони? Есть и несколько внутренних противоречий (почему Ортега показался болтунам гигантом, если он ненамного их выше? Почему, придя к фее во дворец, Ортега через некоторое лишь время "угадал", что говорит с самой феей? Почему болтунам пришло в голову, что человек с сетью их съест?) Этот рассказ мне труднее всего из всей подборки назвать пейрингом. Пейринг - может быть и любовь, и дружба, и вражда, но никак, наверное, не мимолетная встреча. Очень сильно провисает финал рассказа. «- А вот сейчас ты все узнаешь, - подмигнул жене охотник и закрыл за собой дверь.» Это пейринг Ортега/Алона? Или он решил попробовать воду на жене? И «сказочность» стиля здесь потеряна. Словом, этот рассказ я ставлю на четвертое место.

nura1978: На прочном третьем месте у меня оказывается рассказ «Обрывки времени». Почему-то на первый взгляд он показался мне чуть корявым по стилю, однако при повторном прочтении я нашла всего одну неприятно шероховатую фразу – «Эльвина… Разве возможно то, что так жестоко?» Это все поправимо. Проблема (моя, не рассказа) в том, что это фик по ВС-6, которую я очень плохо знаю. Мне пришлось перечитать отдельные кусочки, чтобы вспомнить, что и почему там надо было взрывать, и что за мем эта фраза «мыши заснули» )) Но теперь я вижу, что это отлично встроенный в канон текст. По сути, это совершенно каноническая сайд-стори или виньетка, вообще ничем не противоречащая канону (поправьте меня, если я чего-то не вижу), честно справившаяся с заданием «Ружеро/Эльвина»… только вот никакой дополнительной информации к пейрингу мы не получаем. Билет по сути гласит: Ружеро влюблен в Эльвину. Рассказ говорит: Ружеро влюблен в Эльвину. Стоило ли для донесения той же мысли писать целый рассказ? Мы не узнаем ничего нового об их любви – как она возникла, в какой момент, почему Эльвина не оставила мужа (особенно перестав быть королевой), и тд и тп. Сами чувства, испытываемые любовниками, несколько схематичны. Может, я слишком придираюсь, но я как-то не вижу этих героев, и не понимаю, хотя и прочла только что, как они сами прямым текстом говорят о своей любви, какая это любовь, как ее можно описать. Ну, какая? Нежная, ревнивая, страстная, не знаю какая… Но, возможно, это проблема моего восприятия, я не знаю. И говорят они о чувствах как-то… слишком одинаково. Что мне реально очень понравилось, так это мысль, что любовь - то, что не забывается и после волшебного сна. Красиво. А вообще с легкой руки Agni и автора этого рассказа за Ружеро, боюсь, укрепится слава этакого дона джованни и сердцееда… Хотя, пардон, «сердцеед» - это совсем из другого рассказа ))

totoshka: Блин, если еще в каком-нить конкурсе кто-нить будет писать про Фараманта, то там он уже точно убьет Гудвина... А с виду вроде мирный...

nura1978: totoshka дочитала "Мелодию свирели"

nura1978: Наконец, скажу о лидерах (по моей оценке). Во-первых, это рассказ «Друг по переписке». По-моему, очень качественно сделанный рассказ. Возможно, я ошибаюсь, но есть впечатление, что автор писал его долго и тщательно. И не зря. Несмотря на то, что где-то все это уже так или иначе было (кто сказал «Макар Девушкин»? Ну значит мне послышалось), история получилась цепляющая. Этой односторонней перепиской автору удалось создать – у меня, во всяком случае – запланированное, по всей видимости, впечатление - печали и несбывшихся надежд. Опять же прямая речь героя, к тому же именно такая, «непричесанная», делает его очень живым, и здорово получился эффект взросления мальчика – он определенно умнеет с годами, и мы это видим. Он ломится в одну и ту же стенку, этот мальчик, и разбивается о нее в конце концов. Грустный рассказ. А проголосовала я за рассказ «Мелодия свирели». Мне кажется, кстати, я знаю, кто автор. Интересно, попала в точку? Это что-то не фанфик совсем. Это вроде как постмодернистский оридж. При чем тут волшебная страна? Да вроде и ни при чем… Неважно. Это текст-сердцеед. Я поняла, как надо называть такие тексты! Есть произведения, которые, стоит от них отойти подальше, кажутся не то что нехороши или не слишком хороши, а просто каким-то недоразумением. Их и пересказать-то не удастся, а не то они начнут распадаться на кучку странных подробностей. (ну там такая девочка… она услышала музыку и прошла в арку… а за ней я не знаю что было, но дальше все стало странно, и… бред, бред получается, не пробуйте его пересказать). Когда же ты видишь этот текст перед глазами – он затягивает тебя. Ты подпадаешь под его обаяние и волшебство, и все, не оторвешься, пока не дочитаешь. Это такой текст. Больше всего он похож на хеффалумп на незнакомый мне оридж. В этой истории есть какая-то независимая от ВС цельность. Некоторые моменты, впрочем, вполне постмодернистские – одних намеков на ГП я уловила штуки три. И, товарищи, это же история любви. Причем такая… острая довольно, с элементом инцеста, я бы сказала. Ну, на фоне нашего общего мучительного целомудрия как авторов и фраза про луну выглядит смелой, но наконец-то, я считаю! (а то у нас за три или четыре конкурса пейрингов – сбилась со счету – был только один поцелуй да что-то такое… про двух зверюшек, да и то от того же автора. Целомудрие это хорошо, но все хорошо в меру. Тема же обязывает! ) Мое сугубое имхо – автор этого рассказа талантливый человек. И ему имело бы смысл пробовать себя в большой, «настоящей» литературе, а не только в фанфе. Он щедрой рукой сыпет в этом тексте выдумки, каждая из которых заставляет вставать и апплодировать. Навскидку: бум-крушилка, рыбий домик, острозвонница, хвостосветы, стойкий саркофаг, сердцееды, судьбоносная мозаика… Это - в лучших традициях Баума. Я далеко не все понимаю в этом рассказе. Так, я совершенно не понимаю: Почему платье стало серебряным? Почему Тесси стала превращать все в лед? Что за арка и каково ее действие? И многое другое. Но мне не хочется это анализировать, и в этом заслуга автора. Почему-то – видимо от общего высокого уровня текста – меня тянет искать в тексте мелкие ляпы, извините, но я их перечислю, раз уж записывала. Вдруг пригодятся. Повторяю, это никак не влияет на мою высокую оценку авторского стиля. - Немного сбило то, что в самом начале привратник назван «старым», когда Флита именуется еще «малышкой». - «до двух слогов, и ни буквой больше» - фраза в общем-то бессмысленная. Тем паче что сразу за этим показано, как некто Раолланк взял из имени слог и букву из следующего. (А кстати, как было полное имя Тесси?) - очень режет глаз упоминание Фарамантом слова «Валькирия» - даже больше чем «придет волчок, ухватит за бочок» - они слишком много чертыхаются, жители ВС не поминали черта - «исчезающее на глазах платье девочки» сие суть стилистический баг - «надо было довести Тесси до дома, находившегося в полумиле от Печатной крипты, сразу за Изумрудным дворцом» - а выше говорилось, что волшебник ломает крипту, чтобы построить еще одно крыло дворца. Дворец длиной в полмили? - «его привычная плата в этом месяце» выглядит неудачным переводом с инглиша - что такое «моток ситца»? Рулон? Отрез? - «прыгнул в ров с постамента» - постамента чего? - почему для того, чтобы свести волшебника с ума, нужны собака и крылья летучих обезьян? - «смутившись своему порыву» нипарусски Все! Извините, если кого обидела. Обидьте и меня в ответ, пожалуйста, своими рецензиями, буду рада!

Топотун: По одному разу прочитала все фики. Но чтобы дать оценку и сделать выбор нужно еще как минимум раз прочитать. Поэтому буду делится впечатлениями постепенно. Гость Сначала меня, как и предыдущего оратора смутил этот стиль "ой ты гой-еси добры молодцы". Но потом даже понравился. Единственно, в некоторых местах происходили спотыкания, когда былина резко переходила в какой-то другой жанр. Идея с источниками телепортации мне понравилась. Сначала я подумала: ну точно, в пещере ведь столько лабиринтов, там могут находится десятки источников с разного вида волшебной водой. Предположила, что Ортега нашел сначала источник, что перенес его в РС, а потом вернувшись нашел источник с усыпительной водой и, естественно, все забыл. Так что дальнейшее повествование меня слегка разочаровало. По поводу самого пейринга. После первого прочтения мне показалось, что его здесь нет вовсе. После второго прочтения я уловила едва-едва заметные зачатки пейринга одностороннего, если можно так выразится. Мне показалось, что Стелла запала на Ортегу. Не хотела его отпускать, грустно вздыхала, когда он сказал, что пора бы возвращаться, придумала какую-то нелепую игру в загадки только для того, чтобы его хоть ненадолго задержать. Грустно стало вечно юной красавице среди своих болтливых подданных. Захотелось если уж не прынца на белом коне, то хотя бы ловчего, разогнать грусть-тоску. Болтуны понравились. Волков мало уделил им внимания, поэтому всегда хотелось узнать более подробно об их характере и поведении. Хоть и не совсем получился пейринг, и концовка имхо не очень удачная, но сам фанфик вышел хороший такой, добротный. Хотя я разбираюсь в фанфишерстве, как свинья в апельсинах. За сим на сегодня всё.

Седьмая Вода: nura1978 пишет: - они слишком много чертыхаются, жители ВС не поминали черта Не считая У.Дж. ) nura1978 пишет: - почему для того, чтобы свести волшебника с ума, нужны собака и крылья летучих обезьян? Ну, обезьян он, я думаю, боялся после войны. Вот откуда Фарамант знает что-то про собак и про то, что Гудвин их почему-то боится, неизвестно. Кстати, я на мгновение подумала, что будет прикольно, если Гудвин, наоборот, начнет бояться собак после этих выдрюконов Фараманта, но нет, промахнулась ) А вообще я рада, что благодаря этому конкурсу появился нормальный фанфик про прошлое Фараманта )

Кастальо: Про коней в РС - у Сухинова в "Вечно молодая Стелла" есть волшебные лошадки. Создавались из веток...

totoshka: У СС много чего есть, но лошади и у Волкова водились. ОБМ: По дорогам, ведущим в город, скрипели телеги, запряженные маленькими лошадками, и тачки. Провизия заготовлялась для долгой осады. Обитатели Изумрудного города хорошо помнили, что означает владычество Урфина Джюса, и не хотели испытать его вторично. Я вот только не поняла (насчет всяких там стилей я вообще полный ноль, если даже не минус))), Ортега судя по всему попал в РС днем, и он не заметил солнце? не говоря вообще о том, что он что-то там видел (не ослеп после темноты Пещеры)... Зато Болтуны прикольные ))) Почему безбороды? - а почему нет? Мож они тем же эпиляционным источником пользуются, что и Марраны "Друг по переписке". Мне оооочень понравилось... Правда че-то не хватило, а чего не могу понять, а уже тем более сформулировать... "НМП". Прикольно. Ну и пусть "старая песня", а мне все равно нравится. Очень улыбнуло! "Нужная вещь". "А закончилось всё очень странно." - вот правильно там написано... "Обрывки времени". Понравилось, не так как "друг по переписке", но тоже понравилось... но чего-то не хватает... наверное... то про что Нюра выше написала... А "Мелодию свирели" не знаю как сравнивать с остальным...

nura1978: Седьмая Вода ага, Джюс значит все-таки чертыхался! вот черт! про обезьяньи крылья я так и подумала, в принципе, но вроде как они идут в сочетании с собаками. Еще у меня было мелькнула мысль, что это все происходит после событий ВС-1, и ЛО убили Элли и Тотошку, отсюда у Гудвина угрызения совести и тому подобное - тогда и крылья обезьян с собаками увязываются. totoshka пишет: По дорогам, ведущим в город, скрипели телеги, запряженные маленькими лошадками, и тачки. ага, тогда возражения про коней снимаются. Я было поискала, но сама не нашла в каноне. А еще вспомнила, что забыла сказать про "Мелодию свирели". У Мих.Успенского есть такая книжечка "Белый хрен в конопляном поле". Несмотря на разухабистое название, это в целом довольно мрачная история, и вот "Мелодия свирели" мне кое-чем оооочень ее напомнила.

Седьмая Вода: nura1978 пишет: Еще у меня было мелькнула мысль, что это все происходит после событий ВС-1, и ЛО убили Элли и Тотошку, отсюда у Гудвина угрызения совести и тому подобное - тогда и крылья обезьян с собаками увязываются. Оу, до такого бы я не додумалась, мне пока открытым текстом не скажут, что где-то что-то пошло не по-канону - буду упихивать в канон )



полная версия страницы